Сыщик-убийца - де Монтепен Ксавье. Страница 64

Анри де Латур-Водье, не подозревая, что говорил в присутствии отца, принимал поздравления своих собратьев и отправился в пятое отделение, где должен был защищать Жана Жеди.

Тут он собирался пустить в ход весь свой талант, но его второй клиент был далеко не в таких условиях, как первый, и его полного оправдания вряд ли можно было добиться.

Однако Жана приговорили всего к семи дням тюремного заключения.

Что касается Клода Ландри, то он получил два года тюрьмы и пять лет полицейского надзора.

Сенатор между тем оставил суд. Он не подозревал, что в пятом отделении сын защищал его другого врага, может, более опасного, чем Рене.

Он не подозревал, что может быть близок день, когда Рене Мулен и Жан Жеди соединятся, чтобы отомстить ему.

Берта быстро пришла в себя и, хотя была еще слаба, могла уже отправиться домой.

В первый раз со смерти матери в ее сердце мелькнула если не радость, то, по крайней мере, надежда. Она увидела возможность оправдания памяти отца, а с этим оправданием для нее был связан громадный интерес. Конечно, она думала о прошлом, но еще больше — о будущем. Она не могла запретить своему сердцу любить, и Этьен Лорио был ей дороже, чем когда-либо, и она начинала понимать, что бессильна против этого чувства.

Если невиновность Поля Леруа докажут, его дочь не будет иметь повода скрывать причину своего посещения дома на Королевской площади, и ничто не помешает ей стать женой любимого человека. Все это становилось возможным и, может быть, даже близким.

Вечером или на другой день Рене должен прийти. Тогда, наконец, Берта узнает, что заключалось в сожженном письме.

Рене, конечно, был рад своему оправданию, но не спешил воспользоваться свободой. К тому же еще надо было выполнить некоторые формальности.

«Я пойду на улицу Нотр-Дам вечером, теперь я должен увидеться с Жаном Жеди и вырвать у него его тайну», — подумал он.

В ожидании Жана Рене стал думать о Берте, которую видел и которая, по его мнению, должна была спешить к матери рассказать об исходе процесса.

Вероятно, Анжела очень больна, но как могла она послать девушку, ничего не знавшую о прошлом? Это очень интересовало Рене.

Прошло полчаса. Жан Жеди явился в сопровождении двух солдат. У него был очень печальный вид. Механик поспешно подошел к нему.

— Отчего у вас такой погребальный вид? — спросил он. — Вас обвинили?

— Да, старина… Они имели глупость приговорить…

— К чему?

— К семи дням тюрьмы.

Рене улыбнулся.

— А! — прошептал Жан. — Это тебя забавляет!

— Конечно, нет. Но семь дней скоро пройдут.

— Но это досадно, когда человек невиновен. Ну, а ты?

— Оправдан.

— Поздравляю… Тебе посчастливилось. Я очень рад потому, что ты добрый малый. Но я так надеялся выйти вместе с тобой!

— Мы увидимся через неделю!

— Конечно!… Но неделя… Это так долго…

— Это даст вам время подумать о вашем наследстве, — с нажимом сказал Рене.

Жан Жеди вздохнул.

— Я уже двадцать лет думаю о нем, — прошептал он, — и терпеть не могу, когда дела затягиваются…

Он замолчал.

— Послушай, — продолжал он немного погодя, — перед заседанием ты хотел угостить меня, тогда я был не голоден и отказался… но теперь я не отказался бы от куска чего-нибудь и от пары стаканов жидкости, чтобы промочить горло.

— Я только что хотел предложить вам это, — возразил механик. — Обвинительный акт, речи, все это заставило меня проголодаться, и я с удовольствием составлю вам компанию.

Рене постучался у решетки и потребовал вино и закуску.

Пять минут спустя приятели уже сидели за столом перед блюдом сосисок с кислой капустой и двумя бутылками вина.

Жан Жеди был так возбужден, что немного было надо, чтобы заставить его болтать, поэтому Рене усердно подливал ему, сам почти не прикасаясь к вину.

В конце первой бутылки старый мошенник стал весел и разговорчив.

— Ты был прав, — говорил он, — неделя — пустяки. Она скоро пройдет, особенно если ты будешь иметь щедрость немножко пополнить мой тощий кошелек.

Рене дал ему золотой.

— Вот двадцать франков, — сказал он, — но я вам их не дарю, а даю в долг. Вы мне их отдадите после дела.

Жан Жеди глупо поглядел на своего собеседника.

— Дело… — повторил он. — Это глупость!… Но ведь ты сам примешь в нем участие. Ведь я тебе говорил, что мне нужен такой молодец, как ты. Дайте делу выгореть! Мы поделимся по-братски. Когда я найду барыню и ее друга, нам стоит сказать: дай!… и нам дадут… Это будет курица с золотыми яйцами.

Рене понял, что критическая минута приближается.

— А! Так есть еще и друг? — равнодушно спросил он.

— Да, есть…

— Вы говорили мне только о женщине.

Жан Жеди залпом выпил стакан.

— Говорил и говорю… Нельзя все разом… Ты понимаешь… Даму-то я нашел… Тогда была красавица, да и теперь в грязь лицом не ударит. Так хорошо сохранилась, что я временами думаю, она ли это. Все надо прояснить. Также, как и про него. Кстати, ты знаешь нотариуса?

— Нет.

— А Гусиное перо?

— Тоже.

— Если бы ты знал одного, то знал бы и другого, это одно и то же… Ну! Мне кажется, он дал промах насчет мужчины… Много имен начинается одними буквами… Но, увидим… Я это разузнаю… Я должен был с ним встретиться, когда меня схватили по доносу этого подлеца Клода… Он мне еще заплатит!

Жан Жеди, хотя и был пьян, но еще мог хорошо соображать.

— А! Так тут, значит, действительно большая тайна? — спросил Рене вполголоса.

— Шш!… Не так громко!… Да, громадная тайна, и хотя через двадцать лет их нельзя судить, но все-таки они побоятся скандала, так как это важные господа, и мы ими попользуемся. Ты увидишь, как они у нас запляшут!

— Через двадцать лет, — вздрогнув, повторил Рене. — Дело идет о преступлении, совершенном двадцать лет назад?

— Да, — глухо прошептал Жан, тогда как лицо его омрачилось. — Преступление…

— И вы знаете преступников?

— Да.

— И надеетесь их найти?

— Я долго надеялся… Теперь я уверен.

— И вам стоит сказать слово, чтобы сделать из них послушных рабов?

— Слово… одно слово… Ты увидишь! Они будут ползать перед нами… Есть вещи, которых не любят слышать. Негодяи, которых не любят видеть… Особенно когда считают их мертвыми, подлив им в питье яд… Ты понимаешь?

— Понимаю… Надо узнать только, не ошибаетесь ли вы и не потеряло ли ваше слово своего могущества.

Жан Жеди пожал плечами:

— Будь спокоен… И налей мне еще. Выпьем за наше будущее богатство!…

— Хорошо, но скажите мне слово, которое вас обогатит…

Жан Жеди недоверчиво поглядел на своего собеседника и, казалось, немного пришел в себя.

— Послушай, не хочешь ли ты отнять у меня дело? Узнать историю и самому воспользоваться ею?

— Если вы сомневаетесь во мне, — возразил механик, — то не говорите ничего. Я не хочу ничего слышать! Но я никогда не ожидал от вас таких подозрений! Разве я вам не друг? Разве я не делаю для вас все, что могу?

— Это правда…— прошептал Жан Жеди, — но Клод Ландри был также моим приятелем, а он изменил мне… Оклеветал меня…

— Да, Ландри сделал это, а я предоставил вам адвоката, без которого вас приговорили бы не на семь дней, а на полгода… даже на год… Я не думаю обогатиться, разорив вас. Я вас спрашиваю лишь потому, что сам знаю таинственное преступление, совершенное двадцать лет назад, и почти готов поклясться, что это то же, о котором вы говорите. Мне кажется, что они связаны, и я также ищу виновных…

— Ты… Ты ищешь?

— Да.

— Чтобы их осудили?

— Нет, адвокат сказал мне, что на их преступление уже распространяется срок давности.

— Ты не шутишь?

— Нет, клянусь честью!

— Хорошо, мы увидим!… Скажи, где совершилось преступление?

— На мосту Нельи.

Ужас отразился на лице Жана Жеди.

— На мосту Нельи, — повторил он.