100 великих загадок Африки - Непомнящий Николай Николаевич. Страница 37

Французский лингвист Марси находит в языке гуанчей отчетливые параллели с древнеегипетским языком. У гуанчей было прилагательное gerag, gorad; kerak, korak. Эти две последние формы с оглушением буквы «g» означали «знатный», «знатного рода». Таких слов нет в современном берберском языке, кроме туарегов, у которых есть глагол «gureg» – «жить в полной свободе». Речь может идти о заимствованиях из древнеегипетского языка «grg» – «повышать», «разводить», ведущих к понятию «быть на высоком месте».

Все эти данные свидетельствуют прежде всего о том, что островные наречия канарцев, с одной стороны, сами по себе не представляли лингвистического единства (по крайней мере на нынешнем этапе их изученности), а с другой стороны – несводимы к общему знаменателю с берберским языком. Поэтому берберский элемент в наречиях канарцев было бы правильнее объяснить как суперстрат, а не как признак генетического родства.

Аналогичных выводов придерживается и крупнейший французский семитолог А. Бассэ, отказавшись признать тождество языка канарцев и берберского. Даже самые новые исследования, например, работу Д. Вельфеля «Проблемы связи языка гуанчей и берберского», он признавал совершенно разочаровывающей. Л. Винер, занимавшийся проблемой лингвистической интерференции и, в частности, влиянием арабского языка на африканские, отмечал некоторое сходство слов языка канарцев со словами языка мандинго Западной Африки. Однако приводимые им фактические данные не позволяют судить, заимствование ли это, генетическая связь, или – что более всего вероятно – случайное совпадение.

Согласно общепринятому мнению, население Северной Африки еще в глубокой древности говорило на языках семитской подсемьи. Несмотря на то что результаты исследований ограничены, сходство берберского языка с египетским и семитскими сейчас почти никто не оспаривает, и во всех классификациях берберский язык причисляют к семито-хамитской семье. Хотя берберский язык в его современном состоянии представлен чуть ли не тремястами диалектами, он являет собой несомненное лингвистическое единство. Поэтому африканцы могут без труда понять кабильский диалект, точно так же как берберы оазиса Сива (Египет) понимают речь берберских племен Среднего Атласа и Марокко.

Язык канарцев ко времени испанского завоевания был лишь в незначительной степени берберизирован и включал большой процент слов неизвестного происхождения. В диалекте африканцев и других современных диалектах Марокко тоже имеется определенное наследство несемитских слов, например, в названиях растений, оканчивающихся на – nthi – nti: iminthi (ячмень), shinti (рожь). Похожие слова были отмечены в индоевропейских языках Северного Средиземноморья – греческом и албанском. И хотя многие зерновые культуры известны в Северной Африке с очень древних времен, подобные слова все же принадлежат к основному словарному фонду. Это явные заимствования у пришельцев с севера.

Можно предположить, что в эпоху Карфагена какая-то волна переселенцев дошла до Канар и принесла с собой ливийскую письменность, образцы которой сохранились в виде наскальных надписей. На такую мысль наталкивает следующее.

Если бы североафриканцы переселились на Канары после вторжения римлян или арабов, диалекты канарцев не смогли бы в столь короткий срок отдалиться от берберского. В то же время найденные в странах Магриба ливийские и нумидийские надписи выполнены знаками разных систем. Их пробовали расшифровать с помощью современного берберского языка, но все попытки оказались совершенно напрасными. Значит, переселенцами могли быть и не берберы, а берберский элемент занесен значительно позже, либо берберский язык тогда колоссально отличался от существующего ныне.

Несмотря на всю зыбкость, гипотеза о том, что древнеберберский язык сохранился на Канарах, остается тем не менее наиболее обоснованной. Это значит, что когда острова «окончательно открыли» европейцы, аборигены говорили на языке, давно исчезнувшем на Африканском континенте. Следовательно, язык канарцев следовало бы рассматривать в кругу «мертвых», а не ныне существующих языков. А испанский суперстрат (более поздние влияния) сделал лексику канарцев еще более неузнаваемой.

Оговоримся, что рассуждения о языке канарцев сегодня ведутся по-прежнему на уровне, весьма далеком от подлинно научного. Ведь до сих пор не создано сколько-нибудь удовлетворительного описания языка, не составлены словари, даже приблизительно отражающие лексический состав языка.

Нужно сказать несколько слов об этнониме «гуанчи». Этнограф XIX в. Коста де Маседо называл «гуанчами» только жителей Тенерифе под тем предлогом, что «жители других островов резко отличаются друг от друга как в антропологическом, так и в языковом отношениях». Еще в 1629 г. англичанин Николз писал, что жители острова Тенерифе называют себя «гуанчи» – guanche. Эспиноза, сам неоднократно бывавший на острове, в своей работе, появившейся через 25 лет после колонизации острова, назвал их guanches (-s – показатель множественного числа в испанском). Испанцы А. Галиндо, Нуньес де ла Пенья и Клавихо-Гомес также называли жителей Тенерифе «гуанчами». Глэс отмечал, что жители Тенерифе называют европейцев chineche, а себя самих vincheni (последнее под влиянием испанского будто бы и превратился в guanches).

На языке жителей острова Тенерифе guan (или wan) означает «один» (человек) a chineti– «Тенерифе», откуда пошло guan-chinet (или wan-chinet) – «человек с Тенерифе». У жителей других островов были, естественно, другие самоназвания..

С проблемой языка канарцев тесно связан и вопрос о загадочном свисте, который до сих пор распространен среди жителей острова Гомера. О нем мы расскажем отдельно.

Колесницы в пустыне

Жаркое утро Сахары, 1933 г. Военный отряд под командой лейтенанта Бренана совершает разведывательный рейд по высохшему руслу реки Джерат на плато Тассилин-Аджер. Под тенью редких деревцев патруль устраивает привал. Кругом на скалах – многоцветные рисунки: идут слоны, носороги, жирафы, тяжело ступают гиппопотамы, танцуют люди, мчатся боевые колесницы. Колесницы в Сахаре? А гиппопотамы? Не мираж ли? Кто нарисовал их? Более сорока лет наука не могла ответить на эти вопросы.

Написанные красной охрой и белой глиной изображения гиппопотамов имеются на скалах во многих районах пустыни. Фигурируют они и в батальных сценах, и в сценах охоты. Рядом с колесницами на рисунках видны люди, по облику, цвету кожи и одежде они явно отличаются от всех изображенных на скалах типов местного населения. Это светлокожие рослые чужестранцы, вооруженные мечами, копьями или дротиками, с круглыми щитами в руках. Они ведут коней, запряженных в двухколесные колесницы, или стоят на колесницах. Кто эти люди? Когда появились в Сахаре?

Наскальные рисунки в Сахаре

Попытка окончательно ответить на все вопросы была сделана совсем недавно. Но сначала предоставим слово древним авторам.

«Еще дальше к югу от насамонов, в стране диких зверей, живут гараманты, которые сторонятся людей и избегают всякого общения. У них нет никакого оружия ни для нападения, ни для защиты». Это запись Геродота. И еще одно его сообщение: «Далее… обитают люди по имени гараманты (весьма многочисленное племя)… Эти гараманты охотятся на пещерных эфиопов на колесницах, запряженных четверкой коней». У одного и того же автора мы видим две разные характеристики одного и того же народа. Еще больше «запутывает» проблему Тацит. Если верить ему, то гараманты – это «свирепое племя, своими набегами наводившее ужас на соседей». Откуда столь противоречивые данные? Почему не сходятся показания древних при описании одного и того же народа Северной Африки?

В 1933–1934 г. экспедиция Итальянского географического общества во главе с известными археологами и антропологами Д. Паче и Дж. Серджи произвела раскопки в Узде-эль-Аджале (Ливия), центре предполагаемой страны гарамантов. На участке в сто шестьдесят километров ученые обнаружили самый представительный некрополь в Северной Африке – около четырех с половиной тысяч могил. Серджи разделил найденные костяки на четыре группы. В первой он объединил высоких людей с длинным черепом, тонким носом и высоким лбом, похожих на тех, что изображены на египетских фресках середины II тысячелетия до н. э. Это самые древние захоронения. Во вторую группу вошли более поздние захоронения, по возрасту соответствующие римскому времени; погребенных отличала некоторая смешанность черт. У представителей третьей группы отмечено сильное негроидное влияние, а четвертый тип – полностью негроидный.