100 великих приключений - Непомнящий Николай Николаевич. Страница 15
Князь Геза, потомок Арпада (ум. в 997 г.), первым начал процесс интеграции венгров в семью европейских народов. Его сын Иштван Святой (997–1038) обратил венгров в христианство. За три сотни лет правления династии Арпадов Венгерское королевство вполне усвоило социальную модель и систему ценностей, принятые в средневековой Западной Европе. Кочевой народ, пришедший из степей Приуралья, в сравнительно короткие сроки перешёл от отгонного скотоводства к оседлой жизни и возделыванию земли. С каждым годом страна всё более и более преуспевала. Но в памяти венгров, поселившихся на Дунае, жило предание о том, что где-то далеко-далеко на востоке остались жить их соплеменники. Эту историческую прародину венгерские средневековые хронисты называли «Великой Венгрией» — Hungaria Magna. В эпоху становления независимого государства перед венграми стояли другие задачи, но когда в стране наступил мир, многие вновь вспомнили о своих оставшихся на востоке родичах…
…В 1234 году из дальнего, опасного путешествия в венгерскую столицу Эстергом вернулся крайне измождённый, больной человек. Он был уже при смерти. Его тело было покрыто ранами, лицо иссечено ветрами и обожжено горячим солнцем степей. Лишь немногие опознали в этом человеке брата Отто — монаха-доминиканца, три года назад вместе с тремя другими братьями отправившегося на поиски Hungaria Magna. Брат Отто прожил ещё около недели. Перед смертью он успел рассказать, что встретил на далёкой Волге людей, говорящих по-венгерски. Но сама Великая Венгрия лежала где-то дальше на востоке…
Молодой доминиканец Юлиан давно мечтал о путешествиях. Ещё в детстве он любил слушать предания о неведомых далёких землях, откуда пришли на Дунай венгры. Став монахом, он прочитал в старых книгах о том, что на востоке действительно существует какая-то другая Венгрия. Из этой Венгрии некогда вышли со своими родами семь мадьярских вождей, потому что их земля из-за многолюдства уже не могла вместить всех жителей. Бесконечно длинным оказался их поход, пока не достигли они той страны на Дунае, что ныне зовётся Венгрией…
Но где искать прародину венгров? Старые хроники давали только одно указание: на востоке. За годы, проведённые в монастыре, Юлиан освоил греческий, арабский и немецкий языки. Знал он и наречие печенегов — степных кочевников. И неудивительно, что именно ему была поручена эта сложнейшая, практически невыполнимая миссия: отправиться на восток по следам брата Отто и найти «Великую Венгрию».
Майским утром 1235 года из ворот Эстергома выехали четыре всадника. Прохожие с удивлением взирали на бородатые лица путников и их длинные, непривычного вида одеяния. Может быть, это послы какого-то степного царька? Или купцы из далёких земель? Узнать в этом «языческом» обличье доминиканских монахов Юлиана, Герарда, Иоанна и Якова мог только очень опытный глаз.
Юлиан возглавил маленькую экспедицию. Помимо охранной грамоты короля Белы IV и тяжёлого кошеля с серебряными монетами он получил два задания, каждое из которых имело государственную важность. Первое — найти «Великую Венгрию». Второе — узнать как можно больше о загадочных монголах, пришедших из глубин Азии. По слухам, сила их была ужасна: теснимые ими половцы (куманы) уже покинули свои кочевья и подались на запад, прося венгерского короля Белу принять их под своё покровительство. Четыре безоружных монаха отправлялись прямо в пасть монгольского льва, в бескрайние степи, населённые воинственными кочевниками…
Переправившись через Дунай, монахи вошли в пределы Болгарского царства. Остались позади многолюдные города Ниш, Средец, Филиппополь, Адрианополь. В Константинополе, за тридцать лет до того разорённом крестоносцами, несколько недель пришлось ждать попутный корабль. Наконец, пришла венецианская галера, направлявшаяся в Боспор. Вечером того же дня Юлиан и его спутники уже были на корабле.
Галера шла на восток вдоль малоазийского берега: в те времена редко кто отваживался пересекать Чёрное море напрямик. Лишь спустя тридцать три дня галера добралась до земли черкесов. Расположенный на Таманском полуострове город Матрика (жившие здесь русские называли его Тьмутаракань) населял разноязыкий народ, в основном потомки сарматов-иранцев. Город славился своим торгом, однако на этот раз он оказался на удивление малолюдным и бедным. Купцы сокрушённо разводили руками: никто не пригоняет из степей табуны, не привозит товары. Говорят, появились какие-то новые орды, нарушили торговлю…
Так Юлиан получил первые известия о монголах.
В Матрике бесплодно просидели почти два месяца. Деньги таяли с каждым днём. Найти проводника было невозможно: никто не соглашался идти в опасный путь через степи. Наконец, счастливый случай свёл Юлиана с одной из жён местного правителя, и при её содействии монахи нашли лошадей и всё необходимое. 21 августа небольшой караван из пяти всадников и двух вьючных лошадей вышел из Матрики.
Проводник вёл монахов вдоль высокого правого берега Кубани. Стояла жара, путники страдали от зноя и жажды. Степь была уныла и безлюдна. Тишину нарушали лишь топот лошадей да стрекотание кузнечиков в жёсткой сухой траве. Орлы, распластав крылья, медленно кружили в горячем небе. На курганах то тут, то там в горячем мареве вырисовывались силуэты загадочных каменных баб. Сложив кривые руки на огромных животах, истуканы незряче пялились вдаль пустыми глазницами.
На тринадцатый день пути караван добрался до границы земли аланов. Здесь жили и христиане, и язычники, но Юлиану показалось, что эта земля населена только одними язычниками. Везде их принимали с истинно кавказским гостеприимством, но путешествовать по этой стране можно было только по воскресным дням. Аланы настолько почитали воскресенье, что любой человек, как бы много зла он ни сделал и сколько бы врагов ни имел, мог в этот день безопасно ходить по дорогам и даже заходить в селения, где жили родственники убитых им людей. Во все остальные дни в стране аланов шла война: все воевали против всех. Даже во время пахоты люди выходили в поля вооружёнными. Простая заготовка дров превращалась в настоящую военную экспедицию. Жили аланы в домах, обнесённых высокими стенами, где все окна выходили во двор. Многие семьи кроме домов имели каменные башни, чтобы укрываться от врагов.
Монахи совершали переходы только по воскресеньям, а в будни отдыхали в домах аланов. Юлиан очень обрадовался, когда они наконец миновали эту гостеприимную страну. Далее их путь лежал через обширную полупустыню, которая тянулась до самой реки Итиль (Волги). Пропылённая равнина, покрытая редкими кустиками полыни, пучками ковыля и серовато-серебристыми разводами соли, постепенно понижалась к северо-востоку, где лежало единственное в этих местах большое озеро Маныч, наполненное солоноватой водой. Ночные ветры уже приносили дыхание холода. А впереди лежал ещё немыслимо далёкий путь…
Неподалёку от устья реки Итиль, на краю пустыни, лежал город Торчикан — горсть глиняных кубиков, рассыпанных по жёлто-бурой равнине. Приземистые дома с плоскими крышами то вытягивались в кривые улицы, то кучками лепились друг к другу. Войлочных юрт здесь было больше, чем домов. Блеяние овец, ржание низкорослых лохматых коней, хриплые вопли верблюдов, мычание волов, резкие скрипы тележных колёс, перестук молотков в мастерских ремесленников и разноязыкий гомон торга… Юлиан и его спутники затерялись в пёстрой толпе. Никто не обращал на монахов внимания, никто не спрашивал, кто они и откуда. Торчикан был открыт для всех людей без различия веры и звания.
Юлиану и его спутникам удалось найти пристанище у грека Никифора. Приближалась зима. Юлиан целыми днями бродил по городу, заходил в караван-сараи, где собирались купцы, искал людей, которые согласились бы идти вместе с ним за реку Итиль. Но страх перед монголами удерживал от этого предприятия даже самых алчных. В городе оказалось немало людей, которые или сами встречались с монголами, или слышали о них от очевидцев. Они рассказывали тревожные новости: бесчисленные орды монголов скапливались между Яиком и Итилем, и каждый день, по слухам, к ним из глубин Азии подходили всё новые и новые отряды…