100 великих загадок русской истории - Непомнящий Николай Николаевич. Страница 78

Однако имеются основания предполагать, что книгами и архивами закрытых подземных хранилищ периодически пользовались как Церковь, так и историки при написании «Истории Российской» Екатериной II, В. Татищевым и другими. В смутные времена туда, к сожалению, попадали случайные люди.

Подземные хранилища имели многоступенчатую охрану: инженерные решения, присмотр со стороны служителей монастырей, спецслужб и т.п. После 1917 года уход за подземными хранилищами ухудшился, что не могло не сказаться на проникновении сырости и порчи материалов хранения.

Запрятывание книг, исторических и культурных ценностей обычно бывает связано с реформой письменности и приходится на период смены религиозных воззрений, социально-экономического и династического строя. Волны реформ, разрушений, уничтожение и запрятывание книг, людей прокатились по Руси. Одна из волн пришлась на образование Московского царства при Грозном. Подобные волны были и позднее, что способствовало сокрытию всего наиболее ценного в подземелья. Легенды сообщают, что в тайные хранилища отправлены также говорящие куклы Якова Брюса и его книги по магии.

Десять лет назад блестящий знаток средневековой литературы, ведущий сотрудник библиотеки Академии наук А. Амосов сказал: «Библиотека Грозного царя несет с собой некую ауру, способную притягивать людей определенного склада. Стоит лишь однажды углубиться в лабиринт тайн, с нею связанных, чтобы затем до конца дней своих не знать покоя… И если решится кто вновь требовать развертывания работ по поискам грозненских сокровищ, если найдется столь отважный, что решится ударять собственной головой в каменную стену чиновных бастионов, то я, пожалуй, составлю ему компанию, ибо дело это святое». Однако пока до «святого дела» охотников нет.

«...В глубокой темнице претерпеша»

Вряд ли найдется человек, не видевший картины В.И. Сурикова «Боярыня Морозова». Но многие ли знают о том, кто же она – Феодосия Прокопьевна Морозова?

Морозова родилась в семье окольничего П.Ф. Соковнина, родственника М.И. Милославской – первой жены царя Алексея Михайловича. В 17 лет выдали ее замуж за боярина Г.И. Морозова, родного брата «царского воспитателя». После смерти мужа (1662) 30-летняя вдова оказалась одной из богатейших женщин Московского государства, у которой насчитывалось почти 8000 крепостных. Московский дом утопал в роскоши. Выезжала она в карете с «мусиею и сребром», запряженной «аргамаками многие, 6 или 12, с гремячими цепьми». Выезд сопровождали 200, а то и 300 слуг…

Но, овдовев, Ф. Морозова предалась подвигам благочестия и даже носила власяницу. Дом ее стал одним из центров старообрядчества. Вернувшись из сибирской ссылки, мятежный протопоп Аввакум нашел здесь кров и пищу. А после того как его вновь сослали на Мезень, боярыня Морозова и ее родная сестра княгиня Е. П. Урусова уже открыто выступили в защиту старой веры.

Не помогли увещевания архимандрита Иоакима, уговоры самого царя. Тогда Алексей Михайлович приказал отписать на себя половину вотчин боярыни, но и это не сломило ее. А власти довольствовались «малым лицемерием» Морозовой: она иногда, ради приличия, посещала богослужения по новому обряду.

Все резко изменилось после ее тайного пострига. Если боярыня Феодосия, живя в миру, могла кривить душой, то инокиня Феодора не имела права лицемерить. Она уклоняется не только от религиозных обязанностей по новому обряду, но и от мирских, связанных с ее положением при дворе. В январе 1671 года боярыня Морозова отказалась присутствовать на царской свадьбе, где ей предстояло «в первых стояти и титлу царскую говорити»; она сослалась на болезнь: «ноги ми зело прискорбны, и не могу ни ходити, на стояти». Это был прямой вызов, и Алексей Михайлович принял его как личное оскорбление. 16 ноября 1671 года ее вместе с сестрой арестовали, а через несколько дней повезли на допрос в Чудов монастырь. Именно этот момент изображен на картине В.И. Сурикова: проезд мимо царского дворца. «Мняще бо святая, яко на переходах царь смотряет поражение ее».

Ни уговоры, ни соблазны не заставили сестер отказаться от старой веры. Даже мягкий нравом патриарх Питирим озверел и «ревый, яко медведь» закричал: «…яко пса чепию за выю (шею) влачише… отсюду!» Вытаскивали боярыню так, что она сосчитала головой все ступеньки. Морозову заключили на подворье Псково-Печерского монастыря на Арбате, а Урусову в Алексеевском монастыре на Чертолье. Вскоре схватили и единомышленницу, жену стрелецкого полковника, пытавшуюся бежать на Дон. В тоске по матушке умер сын Морозовой – Иван, последний отпрыск именитого рода. Руки у царя оказались развязаны: конфисковав все имущество, он «отчины, стада, коней разда болярам, а вещи все – златье и сребряные, и жемчужные – все распродати повеле». Алексей Михайлович разрешил пытать узниц. А то ведь непорядок: великий государь, помазанник Божий – и не может справиться с тремя бабами! Зимним днем 1673 года на дворе Земского приказа было не протолкнуться. Известие о необычном зрелище разнеслось по всей Москве. Начали с Марии Даниловой – обнажив до пояса и связав сзади руки, ее подвесили на дыбе и сбросили с высоты на землю. Так же поступили и с княгиней Евдокией Урусовой. Морозову с вывернутыми руками полчаса держали на дыбе. После пытки обнаженных женщин бросили на снег, где они и пролежали несколько часов со связанными руками.

Могила Ф.П. Морозовой в Боровске

Патриарх, разъяренный упорством узниц, приказал сжечь Морозову. Уже поставили сруб на Болоте, осталось лишь получить разрешение у светских властей, но «бояре не потянули». А вскоре узниц перевели в Боровск, под строгий арест. Но стрелецкие сотники, возглавлявшие караул, были подкуплены, да и, видимо, сочувствовали несчастным: узниц часто посещали единомышленники, приносили весточки из Пустозерска от Аввакума.

Узнав об этом, власти ужесточили режим. Узниц теперь держали в глубокой земляной тюрьме, запретив давать им пищу и воду. Первой, не выдержав голодной пытки, скончалась Евдокия Урусова. Тело ее несколько дней валялось на тюремном дворе, пока не пришел указ из Москвы о ее тайном захоронении. Через полтора месяца умерла Морозова; последней скончалась М. Данилова. Узнав об их смерти, протопоп Аввакум написал «О трех исповедницах слово плачевное», в котором призывал к отмщению… Раскол на Руси набирал силу.

Завещание Петра I, или протоколы парижских мудрецов [38]

Зимой 1812 года Париж был взбудоражен книжной новинкой. 500-страничный памфлет, изданный большим тиражом, был актуален, чтобы не сказать сенсационен. Речь в книге шла о разглашении тайных стратегических планов России, с которой Франция вела войну. Тревожило французов само название памфлета: «О возрастании русского могущества с самого начала его до XIX столетия». Автор книги, некий г-н Лезюр, в самом ее начале сообщал, что в его распоряжение попал секретный российский документ. Более того – документ подписан самим Петром Великим.

Созданный г-ном Лезюром образ врага в виде алчной и кровожадной России призван был убедить французскую общественность в том, что наполеоновская армия вершит правое дело, спасая Европу от агрессивных врагов. Для самой же армии книга Лезюра была чем-то вроде допинга. Вот как по этому поводу написал Валентин Пикуль в своем романе «Пером и шпагой»: «Французская армия шагнула за Неман, а тираж книги Лезюра догонял штабы Наполеона, подстегивая отстающих, воодушевляя сомневающихся…»

К сожалению, в своей книге Пикуль не смог избежать фактической ошибки: он написал, что Лезюр опубликовал текст завещания; это не так – в памфлете был лишь пересказ документа, хотя и подробный.