100 великих загадок русской истории - Непомнящий Николай Николаевич. Страница 89

Картина «Иван Грозный и его сын Иван 16 ноября 1581 года» считается одной из самых таинственных картин великого Ильи Репина. Ученые до сих пор пытаются определить, почему репинский холст производит на зрителя такое странное впечатление, в чем коренится тайна этого произведения.

Художник обращался к образу Ивана Грозного еще в 1866 году, когда создал рисунок «Митрополит Филипп, изгоняемый Иоанном Грозным из церкви 8 ноября 1568 года». Рисунок мог стать эскизом к будущей картине, но так и не стал. Лишь через семнадцать лет Репин вновь обратился к эпохе Ивана Грозного.

На самой ранней стадии писания картины с художником стало твориться что-то неладное. Очевидно, трагизм изображаемого момента сильно повлиял на живописца. Репин убирал холст с глаз долой, ибо образ, написанный им самим, вызывал у него страх. Состояние трагической сцены передавалось самому художнику. Вот что писал тогда Репин: «Я работал завороженный. Мне минутами становилось страшно… Но что-то звало меня к этой картине, и я опять работал над ней».

Эпизод, когда Иван Грозный в порыве бешенства убил жезлом своего сына царевича Ивана, получил множество интерпретаций. Историки много писали о неизлечимой психической болезни Грозного, о многочисленных странностях царя. Это значительно осложняло работу над картиной.

Илья Ефимович тщательно готовился к написанию полотна. Ему пришлось посетить Оружейную палату, делать наброски предметов быта времен Ивана Грозного. Он создал и эскизы костюмов обоих персонажей, а когда специально для работы над полотном по особому заказу были сшиты сапоги царевича, Репин расписал их масляными красками. Но покрытые узорочьем сапоги не должны были отвлекать внимание зрителя от залитого кровью лица царевича и от страшных глаз убийцы.

Репину в разное время позировало несколько натурщиков. Не установлено имя старика, который позировал Репину для Грозного. Известно лишь, что его нашел художник П.П. Чистяков. До нас дошли этюды головы царевича, в которых узнаются художник В.К. Менк и знаменитый прозаик Всеволод Гаршин.

Вскоре после позирования писатель бросился в пролет лестницы. Картина «Иван Грозный» стала предсмертным портретом Гаршина. В 1885 году, когда картина была готова, встал вопрос о ее приобретении для Третьяковской галереи. Но чиновники были смущены темой царя-убийцы: при произнесении это слово роковым образом складывалось в «цареубийца». Критики проводили параллель с портретом Д. Каракозова; получалось, что художник от портрета человека, покушавшегося на царя, перешел к изображению самого царя в качестве убийцы.

Обер-полицмейстер Москвы прислал Третьякову секретное предписание не выставлять картину. Там было сказано: «Принимая во внимание, что вышеупомянутая картина приобретена Вами для картинной галереи Вашей, открытой посещению и осмотру публики, имею честь покорнейше просить Вас не выставлять картины в помещениях, доступных публике».

После того по Москве поползли слухи о том, что картина сожжена, изрезана… Посыпались вопросы о том, существует ли она вообще… Кто мог знать тогда, что в этих слухах содержалось трагическое пророчество, которому суждено было сбыться?

После появления репинского холста в залах музея его трагическая биография продолжилась. В музей стали приходить члены террористических организаций, чтобы, стоя возле картины, произнести слова клятвы. Они клялись бороться с «ненавистной им монархией» до последней капли крови. Это настораживало полицию. Высказывалось мнение, что красная кровь на картине травмирует посетителей. Говорили, что от картины исходит некая особенная сила, энергия…

Настоящая трагедия разыгралась 16 января 1913 года. Старообрядец Абрам Балашов, иконописец по профессии, придя в Третьяковскую галерею, изрезал картину ножом. Покушение образно описал в своих мемуарах хранитель Третьяковки Николай Мудрогель: незадолго до закрытия музея он видел, как молодой человек быстрым шагом прошел по лестнице вверх, а затем раздался резкий звук. Хранители бросились наверх и увидели, что все бегут в репинский зал. А вот описание пострадавшего полотна: «На картине зияли три страшных пореза… Края порезов резко белели».

Преступник был задержан. При допросе он постоянно повторял одну и ту же фразу: «Довольно крови!» Балашов был признан душевнобольным и в течение двух месяцев лечился в психиатрической лечебнице, а затем был отпущен на поруки под ответственность отца.

Недоброжелатели Репина использовали поступок Балашова для новых нападок на картину: мол, вид крови возбуждает людей, вызывает у них нездоровую реакцию. Нельзя ли было вообще обойтись без крови, заставить зрителя пережить сам момент покушения или, еще лучше, драматический момент за секунду до покушения. Оппоненты Репина говорили, что живописец сознательно лишил зрителей возможности сопереживания действию: ведь царевич уже убит.

За этим мрачным событием последовала еще одна трагедия. Главный хранитель музея художник Хруслов не выдержал эмоционального потрясения и слег в постель, а через несколько дней покончил с собой, бросившись под поезд. По России поползли слухи, что с картиной связано нечто роковое. А в словах Балашова «Не надо больше крови!» позже нашли пророческий смысл: через полтора года началась война…

Грядущего прозрев черты... [44]

Хотя имя и книги Веры Крыжановской десятки лет были в забвении, сегодня о ней говорят как о первом писателе-фантасте России, и вновь выходят тиражи ее оригинальных произведений.

Почти 120 лет назад знакомые некой русской дамы, не проявлявшей до этого особых литературных талантов, неожиданно увидели ее фамилию на обложках модных исторических романов. Они появлялись один за другим – о Средневековье, императорском Риме и Древнем Египте. Романы понравились и издателям, и читающей публике. В них было все, что требовалось для успеха: занимательные повороты сюжетов, бойкий язык, мистические тайны, чудеса. Но главное – убедительное знание реалий жизни тех далеких времен, до того доступное лишь историкам и археологам.Кто же эта таинственная дама?

Происходила Вера Ивановна из старинного дворянского рода Тамбовской губернии, однако родилась в Варшаве 14 июля 1861 года, где отец ее – генерал-майор артиллерии Иван Антонович Крыжановский – командовал артиллерийской бригадой. Хорошее образование будущая воспитательница получила еще дома. Книги в семье Крыжановских были в почете. А еще с раннего детства Вера Ивановна увлекалась древней историей и оккультизмом. Она была очень болезненной девочкой и, по ее собственному признанию, искренне верила, что таинственные космические силы уберегут ее от зла и болезней.

В 1871 году умер ее отец, и семья оказалась в сложном материальном положении. С большим трудом удалось пристроить Веру в Петербургское воспитательное общество благородных девиц. Уже в следующем году будущая писательница поступила в Санкт-Петербургское училище св. Екатерины (Екатерининский институт), но слабое здоровье и финансовые проблемы помешали ей закончить полный курс – в 1877 году она была отчислена и закончила обучение дома.

Все считали, что Вере повезло: экзальтированная бесприданница вышла замуж за богача и красавца С.В. Семенова, камергера при собственной его императорского величества канцелярии и известного в свое время спирита, председателя санкт-петербургского «Кружка для исследования в области психизма». Муж был значительно старше ее, много работал и пользовался успехом у женщин, так что вечера 18-летняя супруга частенько проводила в одиночестве, пытаясь самостоятельно постичь истины оккультной премудрости и молясь, чтобы небеса ей послали Учителя.