Бастионы Дита - Чадович Николай Трофимович. Страница 20

– Говорил, – лгать ему я не собирался.

– Можно узнать, о чем?

– Обо всем. Но главным образом о том, как мне выбраться из города. Я рассчитывал на ее помощь.

– Ну и что она?

– Отказалась.

– Иначе и быть не могло. О чем еще шла речь?

– Ни о чем таком, что может повредить тебе. Ирлеф и так весьма невысокого мнения о тебе. Даже при желании я не смог бы добавить ей ничего нового.

– И все же ты зря связался с ней. Будь осторожен, она ненавидит всех, кто родился за пределами городских стен. В каждом из них она видит скрытого перевертня. Откровенничать с ней опасно. Когда спохватишься, будет поздно.

– Большего зла, чем ты, мне здесь уже вряд ли кто сможет причинить.

– Пойми, тогда ты был чужаком. А обмануть чужака у нас не считается грехом.

– Хочешь сказать, что теперь, когда я стал полноправным горожанином, ты будешь всегда справедлив и честен по отношению ко мне?

– В той мере, в какой это не противоречит благу города. Есть немало тайн, которые я не могу доверить даже Сходке, а не то что тебе. Каждый должен знать не больше того, что ему положено.

– Боюсь, когда-нибудь эти тайны погубят тебя.

– А тебя погубит откровенность. На Сходке старайся помалкивать. Если будет нужно, я сам скажу за тебя.

Дел у Блюстителей накопилось невпроворот, и мне пришлось дожидаться своей очереди довольно долго. А когда я наконец предстал перед Сходкой, рожи у всех были такие, словно они видели меня в первый раз. Подлые лицемеры! Недаром в аду таких, как они, распинают кольями поперек торной тропы, дабы всякий проходящий мог топтать их тела.

Какой-то хлюпик, секретарь или делопроизводитель, покопавшись в стопке овальных желтоватых листов (это и в самом деле были листья какого-то дерева – высушенные и провяленные особым образом, они приобретали все качества хорошего ватмана), кратко изложил мою историю, переврав все, что только было возможно. Про Изнанку не упоминалось вовсе, а то, как я попал сюда, понять было уже совершенно невозможно. В конце сообщалось, что в виде исключения я удостоен статуса полноправного горожанина. Сходке предлагалось приставить меня к работе, выполняя которую я мог бы принести городу наибольшее благо. Претендовали на меня сразу два должностных лица – Блюститель Заоколья и Блюститель Заветов.

Первым высказался Хавр:

– Свои мотивы я недавно изложил здесь. Могу кратко повторить их. Потомственного горожанина за пределами стен распознать так же легко, как отличить воду от травила. Для успешных действий в Заоколье нужны люди необычные, похожие на перевертней. Вот как он, – Хавр указал на меня. – Кроме того, я совершенно не понимаю, чем могли бы пригодиться незаурядные способности этого человека Блюстителю Заветов. Пятки ей, что ли, чесать?

Ирлеф пропустила эту скабрезность мимо ушей и привела следующие доводы:

– Он разбирается в Заветах не лучше новорожденного. А человеку, нестойкому в убеждениях, нельзя доверить столь важное дело, как защита интересов города в Заоколье. Сначала Заветы должны войти в его плоть и кровь. Я позабочусь об этом.

– Никто не хочет что-либо добавить? – спросил секретарь.

Никто не хотел. Дело на этот раз было рутинное, а за дверью ожидала толпа челобитчиков. Проголосовали, но уже без битья посуды, а простым кивком головы. Хавр выиграл меня со счетом шесть к одному. Секретарь, объявивший это, еще не успел рта закрыть, как Ирлеф вновь попросила слова.

– Я по-прежнему претендую на этого человека. Но теперь в качестве мужа.

– Разве ты одинока? – деланно удивился Блюститель Бастионов.

– Уже довольно продолжительное время.

– Но на это сначала требуется согласие твоего прежнего мужа. Что ты скажешь, Хавр?

– Дайте подумать, – по лицу Хавра было видно, что он лихорадочно просчитывает в уме все возможные последствия маневра Ирлеф. Наконец он принял решение. – Не возражаю. Всем известно, что для изучения Заветов нет более удобного места, чем общее ложе.

– Остается проверить, нет ли иных претенденток на этого мужчину. – Секретарь вновь зашуршал своими листами. – Нет. Сходка может принять решение.

Решение оказалось единогласным – быть посему! Моим мнением никто даже не поинтересовался. Таким образом сразу двое Блюстителей разделили меня между собой. Знать бы только, в какой порпорции.

Уже на следующий день мне предписывалось поступить под начало Хавра, но еще до этого следовало перебраться в жилье Ирлеф.

Ее комната отличалась от комнаты Хавра не больше, чем две соседние тюремные камеры, разве что была почище.

– Зачем ты это сделала? – спросил я.

– У нас каждая одинокая женщина может предъявить права на любого одинокого мужчину. И наоборот.

– Права ваши меня не касаются. Почему ты выбрала именно меня?

– А ты не догадываешься?

– Желаю услышать ответ от тебя.

– Я действительно хочу просветить тебя в Заветах. Хочу уберечь от влияния Хавра. Хочу из врага превратить в союзника.

– Но муж и жена – это что-то совсем другое.

– В Изнанке, может быть, и другое. А у нас муж и жена в первую очередь – союзники. Если враг ворвется в город, мы должны плечом к плечу сражаться у порога нашего дома.

– И это все?

– Нет, конечно. Каждый из нас должен помогать друг другу трудиться на общее благо. Мы должны наставлять друг друга в Заветах и следить за их ревностным соблюдением. Кроме того – рожать и воспитывать детей. Не меньше двух и не больше трех. Но это пусть тебя не беспокоит. Оба моих сына низвергнуты Сокрушением в Изнанку.

– Возможно, им там не хуже, чем здесь…

– Хуже. Они давно мертвы. Ты забыл, что первый глоток зелейника они сделали чуть ли не одновременно с первым глотком материнского молока. Дитсы могут жить только в Дите.

– Прости… Я еще не могу привыкнуть к этой мысли… Ну а как ты представляешь наши будущие отношения? Ведь когда два человека живут вместе, они в конце концов проникаются либо взаимной ненавистью, либо взаимной любовью.

– Обещаю не провоцировать тебя на первое… а что касается второго, я что-то не совсем понимаю. О какой любви ты говоришь?

– О любви между женщиной и мужчиной. Теперь поняла?

– Нет, – искренне сказала она. – Любить – значит отдавать кому-то предпочтение. Так? В ущерб всему остальному, естественно. Это больше подходит диким исконникам, чем нам, дитсам, сила которых в единении, в общих устремлениях, во взаимодействии. Внутри стен нет ближних и дальних, мы все между собой как братья и сестры. Так сказано в Заветах. А если ты имеешь в виду другую сторону отношений между мужчинами и женщинами, то они не возбраняются, поскольку направлены на благое дело – продолжение рода. Все, кроме этого – недостойная дитса слабость. Усмиряй страсть и злую похоть, ибо это есть служение Изнанке. Так сказано в Заветах.

– Вот как… – Признаться, я был несколько ошарашен, хотя вовсе не принимал всерьез наш скоропалительный брак.

– Повторяю, я хочу союза, – продолжала Ирлеф. – Пусть даже временного. До тех пор, пока не будет низвергнут Хавр.

– А почему я должен взять в союзники тебя, а не его? Какая мне разница, кто из вас кого изведет первым?

– В союзе со мной ты благополучно доживешь до конца отпущенной тебе жизни. В союзе с Хавром ты очень скоро погибнешь. В затеянной им игре ты, возможно, будешь самой крупной ставкой, которой незамедлительно пожертвуют в обмен на решающую победу.

– Меня не устраивает ни первый, ни второй вариант. Моя жизнь и моя смерть совсем в других краях. Избавь меня от пристрастия к зелейнику, и я обещаю помочь тебе в любом деле.

– Эта тема исчерпана раз и навсегда. Я не намерена отдавать тебя во власть Хавра. Я буду сражаться с ним из-за тебя. Но, если увижу, что все мои усилия тщетны, мне придется сразиться и с тобой. На Сходке, в Доме Братской Чаши, на общем совете дитсов. Разве меня назначили бы Блюстителем Заветов, если бы я не умела добиваться правды?..