100 великих кладов - Непомнящий Николай Николаевич. Страница 76

Попав в безвыходное положение у подножия Понарской горы, Бертье и его люди не потеряли присутствия духа и «занялись тем, что оттаскивали в сторону опрокинутые экипажи, сжигали те, которые загромождали проход, — писал Бертье Наполеону из Ковно 12 декабря. — Ваше серебро и деньги казначея Вашего кабинета были сложены в мешки и перевезены на наших лошадях, ничего не было потеряно… Мы могли достичь вершины горы, только проложив себе путь справа и слева через лес. Почти все экипажи были ввезены в гору, после того как в каждый было запряжено по 20 лошадей».

«Пришла мысль с помощью конвойных перенести деньги, принадлежащие казне, — пишет уже упоминавшийся участник событий французский офицер Лабом. — Их было около пяти миллионов, из коих большая часть в серебряных монетах».

На долю артиллерийского подразделения под командованием офицера Ноеля непосредственно выпало перевозить часть императорских сокровищ;

«Обоз с казной был оставлен прямо посередине пути. Маршал издал приказ, чтобы мой отряд остановился и нагрузил наши повозки бочонками с золотом. Нам гораздо важнее были наши пушки, чем золото, но ничего не помогло…»

Итак, усилиями Бертье и гвардейцев большая часть «золотого обоза» была спасена и прибыла в Ковно. Но по дороге часть с таким трудом спасённых сокровищ была расхищена. «Приманка была слишком соблазнительной! — пишет Ноель. — Скоро стали обнаруживаться потери повозок с бочонками». Одна из фур с золотом была разграблена прямо у ворот Ковно. Много солдат и офицеров тут же дезертировало вместе с награбленным.

Оставшиеся несколько фургонов с золотом вошли в Ковно и были сданы на хранение.

В Ковно собралось около трёх-четырёх тысяч усталых и замёрзших солдат — всё, что осталось от 1-го и 4-го пехотных корпусов и от всей армейской кавалерии. Здесь же находился маршал Мюрат, принявший командование армией после отъезда императора. Кроме того, ещё до прибытия «золотого обоза» в Ковно хранилось около двух с половиной миллионов франков.

Перед тем как отправиться в дальнейший путь, снова перешерстили все имевшиеся в наличии повозки, высвободили лошадей для перевозки двенадцати ещё остававшихся в распоряжении армии орудий и для повозок с казной. Остальные припасы и имущество раздавались солдатам и офицерам. «Припасы раздаются на 8 дней, а также дают вещей и оружия, по сколько возможно, — писал Бертье. — Но солдаты не хотят брать… Я приказал генералу Эбле принять все необходимые меры, чтобы сжечь и уничтожить всё, чего нельзя будет забрать. Я велел забрать всех лошадей, каких можно было найти, чтобы сменить уставших лошадей у повозок, на которых везли казну».

С обстоятельствами оставления французами Ковно связано самое раннее послевоенное известие о спрятанных французами сокровищах. Как свидетельствуют документы архивов русского МИДа, 11 февраля 1814 года бывший премьер-министр Пруссии Энгельгард сообщил императору Александру I о том, что ему известно о кладе, укрытом французами в одной из ковенских церквей. В марте 1813 года у Энгельгарда остановились два возвращавшихся из России французских офицера, Альбер и Беллегрин. Альбер рассказал, что в Ковно один его товарищ, зайдя в одну из церквей, своими глазами видел, как несколько артиллерийских солдат возятся с церковными плитами. На вопрос, что они делают, солдаты ответили, что прячут ящик с деньгами на сумму около 800 тысяч франков, так как дальше они его тащить не в состоянии. Альбер уточнил, что эта церковь находится в Виленском предместье, неподалёку от старого замка.

Неизвестно, предпринимались какие-то меры по поиску этого клада или нет, но в рассказе Альбера имеется одна характерная деталь: клад укрывали артиллерийские солдаты. Но именно артиллеристы, как мы помним, перевезли золото через Понарскую гору и доставили его в Ковно…

Но отправимся дальше по следам «золотого обоза». За Ковно, во время переправы через Неман, обоз снова попал в ситуацию, схожую с той, что была у Понарской горы: сразу за переправой дорога упёрлась в крутой обледенелый холм. Несколько повозок снова были растащены. «Холм, на который нам нужно было взобраться сейчас же после перехода через мост, весь был загромождён экипажами, между которыми находились разграбленные фургоны с золотом», — вспоминал французский офицер Булар.

Грабежи фур с золотом продолжались и после перехода французами Немана. Многие из повозок с деньгами были брошены.

«13-го мы перешли Неман, и тут наткнулись в полях на несколько фургонов с золотом, покинутых своими проводниками. Солдаты их сейчас же разбили и черпали полными горстями золото и серебро из разбитых бочек», — писал участник событий, французский офицер Пьон-де-Лош.

Таким образом, за Неман французы перешли, имея на руках значительные средства. «Разграбленная казна» никуда не делась — она просто сменила хозяев. По словам академика Е. В. Тарле, в январе 1813 года в Гумбинене (Восточная Пруссия), куда постепенно подходили группы спасшихся из России французов, «вся площадь была покрыта крестьянскими повозками, стекавшимися со всех сторон возить французов за деньги». «Сразу в Пруссии для французов явилось решительно всё, что можно купить за деньги, — пишет Е. В. Тарле. — А денег — монеты золотой и серебряной — в спасшейся казне Наполеона было ещё сколько угодно».

Следы сокровищ Наполеона прослеживаются и южнее маршрута Березина — Вильно — Ковно — Восточная Пруссия. Существует несколько свидетельств о кладах, укрытых французами в окрестностях Гродно и Белостока. В этих местах также в течение длительного времени находили следы отступления наполеоновской армии. Например, в селе Волковичи близ Новогрудка в конце XIX столетия в спущенном пруду была найдена брошенная французами пушка.

О нескольких бочках золота, зарытых в окрестностях Гродно, сообщал в декабре 1835 года житель баварского города Вюрцбурга Георг Йозеф Михель. Он обращался к русскому императору с просьбой о содействии в отыскании этого клада, но его просьба была «оставлена без уважения по неимению в виду никаких доказательств о справедливости заключающихся в оной показаний». В магистрате Вюрцбурга Михель показал, что о сокровищах он узнал от одного «с давних времён мне преданного» баварца, человека «честного поведения и к тому же в здравом рассудке», участника походов 1812–1813 годов. В 1812 году этот баварец был прикомандирован к двум казначеям в качестве «смотрителя амуничных по армии вещей». В пути, опасаясь, что их настигнет неприятель, казначеи «зарыли в одном месте Гродненской губернии, где они уже несколько дней находились, в присутствии и в глазах его, все при них находившиеся деньги, кои были укладены в пяти бочонках и имели весу 15 центнеров. Притом взяли они с слово хранить глубокое молчание о сём происшествии, обещав в сём случае дать ему некоторую долю из зарытых денег… Деньги сии, состоящие в одних наполеондорах, простираются до многих миллионов франков». Оба казначея были смертельно ранены в сражений под Финстервальдом и «испустили дух ещё на поле сражения».

По словам Михеля, этот его товарищ несколько лет назад побывал в России и «узнал опять то место, где деньги зарыты, и убедился в том, что оные деньги не могут без соизволения правительства быть вырыты и взяты».

Показания Михеля, данные им вюрцбургскому магистрату, рассматривало баварское правительство. Они были признаны заслуживающими внимания, и в январе 1836 года баварские представители обратились в русский МИД с просьбой оказать Михелю помощь в поисках клада. МИД России ответил, что «прошение не может быть удовлетворено по тем же причинам, по коим и в первом случае ему было отказано. Но господину Михелю не возбраняется выполнить своё намерение на удачу собственными издержками». Своих средств на поездку в Россию у Михеля не было. Зато они были у некоего кавалера де Бре, который, узнав о показаниях Михеля, решил отыскать клад самостоятельно и отправился в Россию. Чем закончилась его поездка, неизвестно.

На этот же район как на возможное местонахождение наполеоновских сокровищ указывала прусская подданная Йоппих, урождённая Ярих, сообщившая в июне 1875 года русскому послу в Берлине Убри о том, что её отец много лет хранил тайну клада, зарытого его товарищем во время войны 1812 года в окрестностях Белостока. По словам её отца, этот товарищ имел задание доставить в Белосток семь бочек с золотом. Ночью, находясь на старой мельнице, он услышал отдалённый конский топот. Решив, что это русские казаки, немец быстро выкопал во рву под мельничной плотиной яму глубиной 3 фута и скатил в неё все семь бочек с ценностями. Впоследствии долгие годы он мечтал вернуться на это место и, умирая, доверил тайну своему другу — отцу г-жи Йоппих. По словам самой Йоппих, место, где зарыты бочки, находится «у самой плотины, которая между старой мельницей и старым монастырём ведёт к Белостоку. Плотина заросла тополями, и драгоценный клад находится влево от монастыря, у тополей…»