Дисбат - Чадович Николай Трофимович. Страница 61
Залюбовавшись этим скромным великолепием, Синяков вновь утратил бдительность и тут же поплатился за это. Еловая валежина вдруг дала ему подножку, корень березы навалился на спину, а мох, до этого мягкий, как губка, сжал тело тисками.
Ловушка была хоть и грандиозной, но рассчитанная на простачков (при ближайшем рассмотрении и березы оказались не березами и ели – не елями). Просто удивительно, что Синяков купился так дешево.
Впрочем, бесы, взявшие его в плен, обозначать свои дальнейшие намерения не торопились – то ли собирались с силами для дальнейших перевоплощений, то ли поджидали кого-то, обладающего как минимум клыками.
В схватках на борцовском ковре Синяков нередко попадал в опасные положения, грозящие неминуемым поражением, однако благодаря завидной гибкости и умению терпеть боль, почти всегда благополучно выходил из них. Но тогда ему противостояли люди, пусть даже и очень сильные физически, а отнюдь не бесы, принявшие столь экзотический облик. Поэтому прошлый опыт и прошлые навыки здесь пригодиться не могли. Оставалось или дожидаться смертного часа, или придумывать что-то новенькое.
Руки Синякова были сравнительно свободными, и он не преминул этим воспользоваться. Тщательная ревизия содержимого карманов дала следующие неутешительные результаты: паспорт, носовой платок, несколько мелких монет, волшебная иголка, не имевшая в Пандемонии никакой силы, и столь же бесполезный шаманский порошок.
Оставалась, правда, еще коробка спичек, не отсыревшая только потому, что вместе с порошком хранилась в целлофановом пакете, но против бесов это было средство столь же сомнительное, как и железный шкворень, при падении отлетевший черт знает куда.
Впрочем, имея столь ограниченный арсенал средств борьбы, пренебрегать спичками не стоило. Бесы, продолжавшие удерживать Синякова в прежнем положении, скорее всего гореть не могли, хотя и смахивали на растения. Можно было лишь надеяться, что поблизости найдется подходящая пища для огня, всегда спасавшего людей и от хищников, и от нечистой силы. Первая спичка улетела в сторону и благополучно потухла во мху. Бесы-деревья неодобрительно зашумели и попытались перехватить правую руку Синякова, чем только укрепили его веру в действенность своего замысла.
Еще пять или шесть спичек также пропали втуне. Их судьбу разделил и носовой платок, не горевший, а лишь тлевший. Тогда настала очередь паспорта, вещи безусловно ценной, но для мертвеца, каковым Синякову предстояло стать в самое ближайшее время, абсолютно бесполезной.
Начал он с малозначительных листков, не имевших ни штампов, ни записей. Горящие комки бумаги один за другим улетели прочь, однако никакого реального эффекта не произвели.
Как назло, оправдал себя только листок, предназначенный для отметок о прописке, – любимое чтение милиционеров и кадровиков. Он угодил в кучу сухого валежника и почти сразу воспламенил ее.
Может, Синякову это только показалось, но бесов обуяла паника. При полном безветрии их ветки затряслись так, словно над лесом бушевала буря.
Потянуло дымком. От валежника занялась прошлогодняя трава, а потом и нижние ветки ближайших сухостоин. Когда же, стреляя искрами, запылал смолистый сосновый пень, стало ясно, что пожара не миновать.
Бесы-деревья или не могли, или не хотели сняться с места, ставшего вдруг таким опасным. Корень проклятой лжеберезы так нажал на спину Синякова, что у того едва хребет не треснул.
– Спасите! – заорал он, не отдавая себе отчета в том, что точно с таким же успехом можно взывать о помощи, находясь в самом центре Сахары или в окрестностях полюса недоступности.
Огонь угрожал Синякову ничуть не меньше, чем бесам, по крайней мере имевшим шанс вернуться в свое исходное, бестелесное состояние, однако в его представлении такая смерть была предпочтительней медленного умирания от потери крови.
Впрочем, когда подступивший сзади жар стал почти невыносимым и на коре деревьев-бесов запузырилась какая-то беловатая пена, вопль Синякова вновь огласил мрачные просторы Пандемония:
– Погибаю! На помощь!
На этот раз его мольба не осталась безответной. Чей-то голос, едва слышный за треском пожара, с нескрываемой ненавистью произнес:
– Что гады делают! На жалость берут. Криком подманивают, как охотники – уток. Каждый день тактику меняют! Раньше только камнями да деревьями прикидывались. А теперь навострились! И бочкой спирта могут обернуться, и бабой сисястой, и огнем, как сейчас.
– Огонь, по-моему, настоящий, – произнес другой голос с сомнением.
– Откуда здесь настоящий огонь возьмется? Гроз не бывает. Вулканических извержений – тоже. Бесы настоящего огня чураются.
– Не знаю… Возможно, кто-то из наших окурок бросил.
– Не должно тут наших быть…
Так говорить между собой могли только люди. Синяков, уже дошедший до последней стадии отчаяния, завопил:
– Есть тут наши! Есть! Я человек! Меня бесы схватили! Помогите!
– Во дают! – изумился первый голос. – Совсем обнаглели. За дурачков нас держат. Ну ничего, пусть себе порезвятся.
– Козлы вонючие! – взвыл Синяков, которому пламя пожара в буквальном смысле уже лизало пятки.
– Сам такой! – донеслось до него из-за дымного марева. – Бэ-э-э…
– Ах, подонки! – Синяков зашелся мучительным кашлем. – Ничего, доберусь я еще до вас!
Неизвесно, что стало тому причиной – то ли вспышка ярости, внезапно овладевшая Синяковым, то ли упадок сил, наступивший у бесов вследствие отравления дымом, – но он сумел-таки вырваться из могучей хватки древесных корней и, сначала на четвереньках, а потом уже на своих двоих, спотыкаясь на каждом шагу, бросился вон из горящего леса.
На опушке Синякова ожидал очередной сюрприз, как всегда, неприятный.
Не успел он еще как следует дохнуть свежего воздуха, как кто-то, скрывавшийся в ближайших кустах, почти в упор окатил его струей жидкости, пахнувшей луком, чесноком и полынью одновременно.
Едкая настойка попала Синякову в глаза, и без того пострадавшие от дыма. Не выдержав резкой боли, он волчком завертелся на месте.
– Что, не нравится? – ехидно поинтересовался тот голос, который совсем недавно рассуждал о коварстве бесов. – Еще добавить?
– Бросьте ребята, я же человек! – прикрывая лицо руками, взмолился Синяков. – Сам от бесов спасаюсь.
– Че-ло-в-е-е-к? – с издевкой протянул голос. – А чем докажешь?
– Да чем угодно! – заявил Синяков с готовностью.
– Документы предъяви. – Это предложение почему-то было встречено взрывом хохота. Смеялись сразу человек шесть-семь. – Есть у тебя документы?
– Были, – признался Синяков. – Еще минуту назад были. Да только в лесу сгорели.
Резь в глазах поутихла, и через щелку между пальцами он уже мог рассмотреть своих недоброжелателей – чумазых, заляпанных грязью солдатиков, отягощенных весьма странной амуницией – многочисленными фляжками, подсумками, вещмешками, зелеными армейскими термосами и брезентовыми лифчиками, в которых мотострелки обычно носят автоматные магазины. Огнестрельного оружия, впрочем, ни у кого не было, только штык-ножи да саперные лопатки. Наверное, это были те самые штрафники, не по своей воле защищавшие срединный мир от экспансии бесов.
Сердце Синякова сразу заныло, однако, как он ни всматривался в лица солдат, Димки среди них так и не обнаружил.
Возглавляли этот небольшой отряд двое вояк постарше – не то офицеры, не то прапорщики.
На Синякова смотрели с любопытством, хотя и не без опаски. При этом реплики на его счет сыпались самые разные:
– Гляньте, у него задница дымится!
– Доходяга какой-то…
– Ага, доходяга… Вот он сейчас в тигра превратится да как кинется на нас!
– А мы его укропчиком, укропчиком!
– Есть, говорят, такие бесы, что плевать хотели на твой укропчик.
– Тогда бензинчиком! Чирк!
– Лучше кол в брюхо!
– Кольев не хватит. Их в городе, как муравьев в лесу.
Этот неуставный гомон разом оборвал один из командиров, тот самый, который едва не лишил Синякова зрения.