Спящий бык - Соколов Лев Александрович. Страница 40

— Если бы не было тебя, Оса, я бы сказал – семь проклятий на их род. Но ты сохранила честь семьи. Ради тебя я не трону ни твоих родителей, ни братьев. — Лейв опять погладил её по голове. — И если мне суждено будет вернуться, я женюсь на тебе, как обещал мой отец.

Он поцеловал её, неумело, быстро, как птенец клюнул. Потом отстранил. А я уже собирался, лихорадочно оглядывая при свете огонька комнату, прикидывая, чтобы еще можно было с собой взять. Взять-то особо выходило и нечего. Сумка с едой, трут, огниво, копьецо, мешочек с серебром Хёскульда, что надо будет пересчитать в лучший момент. Чтож, в этот раз мы все-таки лучше снаряжены…

— Всё, Оса. Надо идти – Лейв поднялся сам и поднял Осу с коленок. Она смотрела на него как на икону. Что тут скажешь, первая любовь…

Мы вышли из хижины. Одна из собак сонно взглянула на меня.

— Сторожить! — сказал Лейв.

Он неуверенно поглядел на меня, и спросил.

— Собаки хорошо знают наш запах. Если их пустят по следу… По уму надо бы…

Я вспомнил проткнутого копьем Виги, и сжал зубы. Со здешними сторожами я не успел сойтись, да и они слушались нас постольку-поскольку, не как хозяев, а как союзников перед лицом мрачного леса… Но все же, все-же…

— Ты прав, Лейв. Но я их не трону. Хочешь, — дам копье тебе. Но и тебе не советую.

Лейв помолчал.

— Глупо, когда знаешь как надо поступить. И можешь поступить как надо. И только не можешь себя переломить.

— Глупо, — согласился я. — Пошли?

— Пошли.

Он повернулся к Осе.

— Иди, Оса. И мы тоже пойдем. Спасибо тебе. Прощай. И не плачь пожалуйста. Ты же знаешь, я не люблю когда ты гундосишь.

— Прощай, Лейв, — Оса вытерла нос рукой.

Мы расходились в разные стороны. Мы шли к опушке, Оса к дороге. Лес тихо шелестел. Несколько раз проблеяла овца. Я оборачивался, и до того как мы дошли до опушки еще несколько раз призрачный в свете луны силуэт Осы. Потом чуть не навернулся, выругался и уже смотрел только себе под ноги. Обернулся я только уже возле опушки. Но Оса уже исчезла за поворотом дороги.

— Ну? — У Эйнара было такое лицо, будто он уже заранее знал ответ.

Иси отрицательно покачал головой.

— Они были здесь. Оба. Мальчишка и взрослый. Все поле в их следах. Мы с братьями ищем по опушке.

Иси развернул коня и поехал к лесу.

Эйнар осмотрелся. Над летним выгоном вставало солнце. Оно еще только пробивало свои лучи, поднимаясь из-за деревьев, по лугу тянулись длинные тени, а над землей стелилась легкая дымка уходящей ночной росы. Он сидел на лошади, конная часть дружины разъехалась по лугу, кони перетаптывались, наклоняли головы к земле. В сутемени влетели они на всем скаку на луг, пугая псов овец и коров, рассыпались, отрезая пути к отходу окружая хижину. Налет оказался пустышкой. Хижина была пуста. Братья-волки обшарили опушку, и выяснилось, что мальчишка и слуга здесь были. Были… Сейчас они обшаривали опушку.

Эйнар повернулся к слуге Хёскульда. Тому самому, что привез им весть от хозяина, и потом показывал им дорогу. Сам Хёскульд, двуличная жаба был в отъезде. А слуга нервно сжимал поводья своего коня, и не знал куда же ему править. Нужно было ему во исполнение воли хозяина быть рядом с Эйнаром, и очень ему не хотелось быть рядом с ним теперь. Выгон оказался пуст, и слуга начал нервничать Глаза у него были тревожные и испуганные. Толковый был у Хёскульда слуга.

— Эй ты, как там тебя? — Эйнар повернулся к слуге.

— Я Йоун, могучий дроттин. — Глаза слуги забегали.

— Да… Объясни-ка мне, Йоун, что это значит. Мы ехали за тобой несколько дней в эту глушь, только для того чтобы полюбоваться тощими коровами твоего хозяина? Где мальчишка и тот что с ним?

— Я не знаю, могучий дроттин… — Пальцы слуги побелели на поводьях, лошадь его тревожно переступала ногами, уши её подергивались. — Они были здесь, оба, когда мы с моим хозяином уезжали, клянусь всеми богами. Я… я не знаю где они сейчас. Я только сделал всё, что приказал мне мой хозяин.

— Я почти не помню как выглядит твой хозяин, хоть возможно и видел его на вейцле. Но сдается мне у него лицо и голос лжеца.

Слуга замялся.

— Твой человек ведь сам сказал, могучий, что они были здесь.

— Да, — Эйнар крутанул головой. — теперь я знаю, что они были здесь. А еще я знаю, где они были пару недель назад. Я сейчас тебе руки отрублю, Йоун.

— За что же? Воля твоя, могучий дроттин. — Тонким голосом сказал слуга. Я ведь только исполнил всё, что наказал мне мой хозяин Хёскульд.

— Ладной, Йоун, расторопный слуга, подержи еще пока в руках поводья, повози внутри свою требуху. Если сейчас мы не найдем слада беглецов, то поедем, навестим семью твоего хозяина. Может там нам всё объяснят, когда полыхнет его двор.

Йоун побелел как мертвец.

— Смилуйся, могучий…

— Заткнись.

На опушке раздвинулись кусты и появился Иси с поднятой рукой.

— Есть, есть след!

— На коней, — махнул рукой Эйнар. — Потом повернулся к слуге Хёскульда.

— Езжай домой, Йоун. Если наши поиски пропадут втуне, мы еще навестим тебя.

Это был странный дом, построенный в красивом, и мрачном месте. Крепкая прижавшаяся к земле изба из неохватных бревен с узкими окошками и крышей покрытой зеленым дерном стояла на небольшой поляне, между вековых сосен. Солнечный свет пробившийся сквозь кроны деревьев падал на зеленую крышу неровным лоскутным узором. Лес шумел птичьими голосами, а мы с Лейвом, спрятавшись за деревом молча осматривали это жилище. Я назвал дом странным, и был в этом не совсем прав. Ничем уж таким он не выделялся бы среди ломов, но вот место, где он был построен… Мы наткнулись на этот дом в лесу на второй день после того как ушли с выгона Хёскульда-гагача. И в пути и во время лесной ночевки я мысленно поминал предателя так, что он уже должен был помереть от икоты. Главное же, что повергало в отчаянье – мы шли в никуда. Это мы так ловко пообещали Осе, что направимся к побережью. Но уйдя в лес мы отклонились от всех дорог, и теперь шли безо всяких ориентиров. А леса тут были дремучие непролазные. Если что и радовало, так это только увесистый мешочек серебра. Впрочем, через несколько часов он стал утомлять тяжестью, и я нес его ностальгически вспоминая о таких эпохальных достижениях человечества, как бумажные деньги и кредитные карты. Был момент, я подумал какая будет рожа у Хёскульда, когда он влезет в ларь и обнаружит пропажу денег, и мне повеселело. Но потом я подумал, как влетит Осе, если дознаются, что это её рук дело… Всё-таки нехорошо мы её оставили. Почти бросили. Но с другой стороны, тонущий плохо годится на роль спасателя – у нас не было возможности её помочь. Та мы шли, продолжая наше бегство, и наш путь, пока не увидели между сосен нечто большое, явно возвышающееся над землей. Сперва мы подумали, что это огромный, заросший валун, но подойдя ближе, увидели этот дом. События последних дней, или же само скитание по лесу вселили в нас звериную осторожность? Я сидел пригнувшись за деревом, сжимая пастуший кол-копье с заостренным концом, а Лейв завел руку и положил руку на рукоять ножа. Обычный дом, в странном месте…

— А что Лейв, часто в ваших краях ставят дом посреди леса, без двора и всякой ограды.

Лейв неуверенно посмотрел на меня.

— Ставить так дом опасно. Нет защиты ни от дикого зверя, ни от трётля.

— Видимо здешний хозяин не из пугливых…

Мы снова посмотрели на дом. Людей вокруг него видно не было, дверь была закрыта, и лес шумел и журчал птичьими пересвистывающими голосами.

— Заглянем, или пойдем своей дорогой? — Спросил я.

Лейв посмотрел на меня, и в глазах его была почти мука. Смерть родных, и предательство Хёскульда… в него тоже вошло это звериное чувство настороженности, но вместе с тем – я понимал это даже без слов, ночевать эту ночь в лесу ему явно не хотелось. Дом, — это крыша над головой, тепло, горячая еда, ночлег не на земле…