Мятежная - Рот Вероника. Страница 3

Ее ловкие пальцы начинают сплетать мне косу, которая спускается до середины спины. Я напряженно смотрю в зеркало, до тех пор, пока она не заканчивает свое дело. После я благодарю ее, и Сьюзан уходит, слегка улыбнувшись.

Я продолжаю глядеть в зеркало, но не вижу себя. На шее еще осталось ощущение от пальцев девушки, словно меня причесывала мама в то самое, последнее утро. Мои глаза наполняются слезами, я раскачиваюсь вперед-назад на табурете, пытаясь выбросить из головы воспоминания. Боюсь, что если позволю себе расплакаться, то буду рыдать до тех пор, пока не стану сухой, как выжатый лимон.

Вижу на шкафу швейный набор. Красные и желтые нитки, ножницы.

Абсолютно спокойно я расплетаю косу и заново расчесываюсь. Делю волосы надвое и подвожу ножницы к подбородку.

Я стараюсь отрезать волосы ровно, равняясь по нижней челюсти. Сложнее всего стричь их сзади, и я действую на ощупь, стараясь изо всех сил. Светлые пряди полукругом ложатся на пол.

Я выхожу из комнаты, не взглянув на себя в зеркало.

Когда Тобиас и Калеб направляются ко мне, они недоуменно глядят, будто и не узнают, кто перед ними.

– Ты подстриглась, – констатирует Калеб. Схватывать на лету факты, несмотря на пережитый шок, – вполне в духе эрудита, каковым он теперь является. Его волосы растрепаны, а глаза красные.

– Ага, – заявляю я. – Слишком… жарко для длинных волос.

– Справедливо.

Мы вместе шагаем по коридору. Доски скрипят под ногами. Мне не хватает эха шагов, как в обители лихачей. Здесь нет прохлады подземелья. И где те страхи, которые поглощали меня последние пару недель и стали такими ничтожными по сравнению с нынешними?

Мы выходим из здания. Воздух начинает давить на легкие, будто меня душат подушкой. Пахнет зеленью, так пахнет лист, когда его разрываешь пополам.

– Все знают, что ты сын Маркуса? – спрашивает Калеб. – Я имею в виду, из альтруистов.

– Понятия не имею, – отвечает Тобиас. – Буду признателен, если ты об этом не станешь упоминать.

– Мне незачем. Видно каждому, у кого есть глаза, – нахмурившись, бормочет Калеб. – Кстати, сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

– Ты не думаешь, что староват для моей сестренки?

– Она уже тебе не сестренка, – с усмешкой парирует Тобиас.

– Хватит, вы, оба, – отрезаю я. Впереди нас движется толпа людей в желтых одеждах. Они направляются в сторону широкого приземистого здания, построенного целиком из стекла. Солнце отражается от панелей и режет глаза. Я прикрываю их рукой.

Входные двери открыты настежь. По периметру круглой теплицы, в лотках и небольших бассейнах, залитых водой, растут деревья и куча других растений. Десятки вентиляторов, стоящих по периметру, гоняют по кругу горячий воздух, и я сразу начинаю обливаться потом. Но я быстро переключаю внимание, когда толпа редеет, и могу рассмотреть остальное.

В середине здания стоит огромное дерево. Его ветви простираются почти на всю ширину теплицы. Корни выступают из земли – они закреплены в ней металлическими стержнями и образуют плотную паутину, покрытую корой. Мне не следовало бы удивляться. Члены Товарищества всю жизнь проводят в трудах на земле, используя технологические достижения эрудитов.

На одном пучке из корней возвышается Джоанна Рейес, волосы свисают ей на лицо, прикрывая изуродованную шрамами половину. Из Истории Фракций я знаю, что в Товариществе нет официально установленного лидера. Любые вопросы они решают голосованием, результат получается практически анонимным. Они – словно части одного большого сознания, а Джоанна Рейес лишь озвучивает принятые решения.

Члены Товарищества сидят на полу, скрестив ноги. Эти люди напоминают мне переплетения ветвей гигантского дерева. Альтруисты сгрудились плотной группой в паре метров слева от меня. Я оглядываюсь и только потом понимаю, что ищу среди них своих родителей.

Судорожно сглотнув, я пытаюсь отвлечься. Тобиас касается меня пониже спины, отводит к краю места собраний, позади альтруистов и прижимается ртом к моему уху.

– Мне нравится твоя прическа, – шепчет он.

Мне удается слегка улыбнуться в ответ, и я откидываюсь, опираясь на него плечом.

Джоанна тем временем поднимает руки и склоняет голову. Разговоры стихают прежде, чем я успеваю сделать очередной вдох. Члены Товарищества сидят молча, некоторые – с закрытыми глазами, другие – беззвучно шевеля одними губами, кто-то смотрит вдаль.

Секунды тянутся невыносимо медленно, я уже вымотана до предела.

– Сегодня перед нами стоит вопрос исключительной важности и срочности, – объявляет она. – Он состоит в следующем. Как нам, людям, стремящимся к миру, вести себя ныне, во времена конфликта?

Члены Товарищества оборачиваются друг к другу и начинают неспешную дискуссию.

– Как они вообще в состоянии что-то решить? – спрашиваю я спустя пять минут их болтовни.

– Им не важна действенность, – отвечает Тобиас. – Их заботит согласие. Смотри.

Две женщины в желтых платьях в метре от нас встают и присоединяются к трем мужчинам. Молодой парень отходит в сторону. Собеседники, собравшиеся вокруг него, присоединяются к другим. По всей площади меньшие группы объединяются, становясь все больше. Голосов все меньше, я слышу только три или четыре. До меня доносятся лишь обрывки фраз.

…Мир… Лихачи… Эрудиты… Безопасное место… Вмешательство…

– Как странно, – произношу я.

– По-моему, замечательно, – отвечает он.

Я непонимающе гляжу на Тобиаса.

– Что? – спрашивает он, усмехаясь. – У каждого из них равное право. Одинаковая мера ответственности. Поэтому они отвечают за свои решения. Ведут себя чутко. Думаю, это прекрасно.

– А я считаю это невыносимым, – возражаю я. – Конечно, в рамках Товарищества такое сработает. Но что делать, если не все хотят бренчать на банджо и выращивать растения? Если кто-то совершает ужасный поступок, и простые разговоры не помогут?

– Думаю, мы скоро узнаем, – пожимает плечами Тобиас.

Наконец от каждой из групп отделяется по одному человеку. Они подходят к Джоанне, аккуратно пробираясь по корням. Я жду, когда они обратятся ко всем участникам, но они встают в круг вместе с Рейес и начинают тихо переговариваться. У меня возникает ощущение, что я останусь в теплице навечно.

– Они не собираются позволить нам спорить? – говорю я.

– Скорее всего, – кивает Тобиас.

С нами покончено.

Когда каждый заканчивает высказывать свое мнение, то спокойно возвращается на свое место, оставляя в центре одну Джоанну. Она поворачивается в нашу сторону и скрещивает руки на груди. Куда нам идти, когда нас выгонят? Обратно в город, где теперь нет укрытий?

– Сколько мы себя помним, у нашей фракции всегда были близкие отношения с эрудитами. Мы до сих пор нужны друг другу, чтобы выжить, и мы с радостью сотрудничаем, – начинает Джоанна. – Но ранее у нас имелись и крепкие отношения с альтруистами. Мы не считаем, что будет правильно разорвать связь нашей дружбы, длившейся долгое время.

Ее голос сладок, как мед, и столь же тягуч. Она говорит медленно и аккуратно. Я стираю пот со лба тыльной стороной ладони.

– Мы считаем, что единственным способом сохранить наши отношения с обеими фракциями будет невмешательство, – продолжает Рейес. – Но ваше присутствие осложняет данную позицию.

Вот оно, – думаю я.

– И мы пришли к выводу. Мы предоставим наши дома в качестве убежища для членов всех фракций, – провозглашает она. – При соблюдении ряда условий. Во-первых, на нашей территории не разрешается ношение оружия, причем любого. Во-вторых, если возникает серьезный конфликт, словесный или физический, всех участников попросят уйти. В-третьих, нынешняя ситуация не подлежит обсуждению, даже в личном общении, на территории нашего района. В-четвертых, каждый, кто здесь останется, должен внести свой вклад в жизнь общины, выполняя посильную работу. Мы доложим о решении эрудитам, правдолюбам и лихачам.

Она встречается со мной и Тобиасом глазами.