Евангелие от Тимофея - Чадович Николай Трофимович. Страница 19

Долгие поиски, однако, не увенчались успехом, и нам пришлось расположиться прямо на пересечении двух ходов, весьма запущенных и, судя по всему, давно никем не посещавшихся. Тонкая древесная труха и хрупкая плесень покрывали пол тоннеля мягким ковром, на котором не было заметно ни единого свежего следа. Кротовый детеныш вел себя спокойно, лизал Головастику руки и тихим попискиванием выпрашивал еду. Понизу ощутимо тянуло сквозняком – где-то недалеко находился выход наружу. Это подтверждало и колеблющееся пламя факела.

– Чувствуете? – Головастик глубоко втянул воздух. – Какая свежесть! Что за аромат! Так дивно пахнуть может только на Вершени! Это вам не гнилые болота Иззыбья! Ты уж не обижайся, Шатун.

Шатун не обижался, но выразился в том смысле, что каждая жаба свою кочку хвалит. Упоминание о жабе дало мыслям Ягана соответствующее направление.

– Эх, съел бы я сейчас дюжину отборнейших жаб, выпил бы браги да хорошенько отоспался! – мечтательно вымолвил он. – Надоели мне эти странствия. Скорее бы на место прийти.

– Знать бы только, где это место… – проворчал Головастик.

– Узнаем. Это уж мое дело.

– Ты действительно веришь, что добьешься прощения? – поинтересовался я.

– Конечно. Чего ради я сюда вернулся? Головастику на поминках подпевать? Нет, я к другой жизни привык.

– И с чего ты думаешь начать?

– Вначале разобраться надо, что к чему. Узнать, кто нынче в силе. Кто – в немилости. Времени ведь много прошло. Может, все мои враги давно в Прорве. Тут дело тонкое: сегодня – ты, завтра – тебя. Потом старые связи нужно наладить. Да и новыми обзавестись не помешает. Но спешить нельзя. Действовать только наверняка. Главное, чтобы меня сразу не прикончили. Чтобы выслушали. А уж мне есть что сказать. Я такое скажу… – Он поперхнулся словами, как будто спохватившись, что может сболтнуть лишнее. – …Я такое скажу, что вся Вершень ахнет.

Что это такое случилось с ним сегодня? – подумал я. Нечасто Яган шел со мной на откровенность. Может, это как раз тот момент, когда его можно разговорить? Ну, бывает – нашел на человека стих. Когда еще такой шанс представится? Очень многое в устройстве этого мира остается для меня загадкой. Особенно то, что касается институтов власти. Никаких аналогов в земной истории не просматривается. Ни с империей инков, ни с Поднебесной, ни с другими более поздними формациями. Стоит только мне воздвигнуть в уме какую-нибудь стройную теорию, объясняющую особенности местного социального устройства, как появляются новые факторы, вдребезги разрушающие ее. Чего ради идет война не только между Иззыбьем и Вершенью, но и между разными занебниками? Что это за Письмена, из-за которых весь сыр-бор разгорелся? Откуда появился Настоящий Язык? Кто такой Тимофей? Реальная личность или легенда? Как он оказался здесь и куда сгинул? Почему лишь одно упоминание о нем повергает людей в трепет? Какая сила гонит по дорогам толпы кормильцев? Из какого центра управляется это эфирное государство? Кто назначает судей, губернаторов, генералов? Кто такие Друзья? Вожди, министры, парламентарии? И почему именно Друзья? Друзья – чьи? Народа? Ясно, что нет. К народу здесь отношение – растереть и плюнуть! Друзья между собой? Куда там! Пример Ягана о многом говорит. Может, все же расспросить его поподробней? До сих пор я старался быть в разговорах предельно осторожным. Избегал прямых вопросов. Больше слушал, чем говорил. Представьте себе на минутку такую картину.

Средневековая Европа. Какой-то тип бродит по городам и весям и пристает ко всем встречным-поперечным с такими примерно вопросиками: а кто этот дистрофик на кресте, которому вы бьете поклоны? А на кой ляд нужны фимиам и молитвы? А что такое «король»? А кто такой «папа»? А почему вы сжигаете на костре этих симпатичных дамочек? А чего ради штурмовать этот замок, там ведь точно такие же люди, как и вы? Ну и так далее. Думаю, результаты столь опрометчивого любопытства могли быть весьма и весьма плачевными. Следовательно, не будем торопить события. Осторожность – вот моя тактика и стратегия.

– Если у тебя все получится, ты уж и про нас не забудь, – сказал я, прикинувшись дурачком.

– Не забуду, – очень серьезным тоном заверил меня Яган. – По крайней мере, тебя.

Сон мой был так краток, что я не то что отдохнуть не успел, но даже и первого сновидения не дождался. Все уже стояли на ногах: Шатун с ножами в руках, Яган с мешком за спиной, Головастик со зверенышем под мышкой. Тот жалобно пищал, и Головастику все время приходилось прикрывать ладонью его мордочку.

Мне сунули в руки горящий факел. Все молчали, только напряженно вглядывались в черную, полого уходящую вниз дыру поперечного тоннеля.

– Да придуши ты его! – прошипел Яган. – Он же всех нас выдаст!

– Не сметь! – В колеблющемся свете факела глаза Шатуна сверкнули, как кровавые рубины. – Без него мы погибнем… Теперь тихо-тихо идите за мной.

– Может, погасить факел? – так же шепотом спросил я.

– Не надо. Кротодав дальше своего рыла не видит. Зато уж слух у него… Стук сердца за сто шагов слышит.

Мы на цыпочках двинулись вверх по тому самому ходу, из которого тянуло свежестью, миновали две или три развилки, пересекли обжитый термитами круглый зал и ступили под своды нового тоннеля – высокого и узкого. «Арочный ход», – не оборачиваясь, пояснил Шатун. Возле каждого поворота он на секунду задерживался и внимательно осматривал стены. Зверек верещал не переставая и бился в руках Головастика.

Внезапно Шатун подал нам знак остановиться. Пальцем он подцепил со стены комок розоватой, жирно отсвечивающей слизи и понюхал ее. Зверек при этом взвизгнул, словно его кольнули шилом.

– Кротодав, – констатировал Шатун, вытирая пальцы о шерсть на груди. – Недавно прошел здесь. В ту сторону. – Он указал в направлении нашего движения. – Поворачиваем!

Уже не заботясь о соблюдении тишины, мы побежали по своим следам обратно. Спустя минут десять плотный и горячий поток воздуха, похожий на тот, что гонит перед собой по тоннелю вагон электрички, догнал нас.

– Бежим быстрее, – крикнул Шатун. – Он возвращается. Возле первой развилки остановитесь!

Едва только мы успели достичь ближайшего разветвления, как Шатун опустился на колени и по самую гарду загнал в пол один из ножей острием вперед.

– Вот он, – взвигнул Головастик, и я увидел, что прямо на нас по тоннелю, целиком заполняя его, надвигается розовая масса, похожая на ком сырого, только-только ободранного мяса.

– Стойте на месте и кричите! – приказал Шатун. – Кротодав должен услышать нас. Только когда до него останется три шага, бросайтесь в боковой ход. Он не успеет повернуть за нами.

Розовая гладкая плоть раскрылась трубой, по всей окружности которой сверкнул тройной частокол острейших серповидных клыков. Каждый из них мог стать лезвием отличнейшего топора.

Нож в единый миг исчез под тушей кротодава. Раздался омерзительный звук, похожий одновременно и на скрежет тормозящего локомотива, и на треск разрываемого брезента. Мы кучей свалились в боковой коридор, факел все еще продолжал гореть, и я словно зачарованный наблюдал, как в метре от моего лица проносится лоснящийся, тугой бок чудовища.

– Бежим! – Шатун рывком поставил меня на ноги. – В этом ходу кротодаву не развернуться. Он будет пятиться и снова располосует кишки. Жаль только, что клинок пропал.

Сделав по лабиринту порядочный крюк, мы снова проскочили хорошо запомнившийся мне круглый зал и влетели в тот самый тоннель, где накануне собирались переночевать. Стены его блестели, словно смазанные салом.

Тяжело дыша, мы остановились. Яган беспомощно оглядывался по сторонам. Головастик машинально поглаживал окоченевший труп несчастного зверька.

– Здесь их без счета, – сказал Шатун. – Такого я еще не видел. Кто-то специально всполошил кротодавов… А у меня остался всего один нож. – Впервые я почувствовал в его тоне усталость и тревогу. – Сейчас они всем скопом накинутся на подранка. Значит, у нас есть немного времени. Надо выбираться наружу. Бросайте все: еду, факелы.