Брисингр - Паолини Кристофер. Страница 1

1. Врата смерти

Перед Эрагоном высилась темная башня; там таились чудовища. зверски замучившие Гэрроу, который был для него как отец.

Эрагон лежал на животе, прячась за редкими стеблями высокой травы, которой поросла вершина холма, за колючими кустиками и кактусами, похожими на бутоны роз. Колючая трава колола ладони, стоило ему пошевелиться в попытке получше разглядеть Хелгринд, который был похож на огромный черный кинжал, пронзивший чрево земли.

Вечерело, и среди невысоких холмов пролегли длинные узкие тени; где-то далеко на западе ярко светилась, отражаясь в небесах, поверхность озера Леона, и казалось, что вдоль линии горизонта кто-то провел сверкающую золотую полосу.

Слева Эрагон слышал ровное дыхание своего двоюродного брата Рорана, вытянувшегося рядом с ним на траве. Дыхание его, самое обычное и почти неслышное, Эрагону казалось неестественно громким, поскольку теперь слух его чрезвычайно обострился; и, надо сказать, это была далеко не единственная перемена, произошедшая в нем после прохождения эльфийского обряда Агэти Блёдрен, или праздника Клятвы Крови.

Сейчас, правда, ему было не до своих новых ощущений; он внимательно следил за длинной вереницей людей, движущихся к подножию холма Хелгринд и явно прибывших из Драс-Леоны, находившейся в нескольких милях отсюда. Во главе этой странной процессии шли двадцать четыре человека, мужчины и женщины, в толстых кожаных доспехах. Двигались они как-то неровно, да и походка у многих была чрезвычайно странная — кто прихрамывал, кто волочил ноги по земле, а некоторые на каждом шагу подскакивали и извивались; многие были на костылях, а кое-кто передвигался на четвереньках, поскольку не успевал за остальными на своих странно коротких ногах. В итоге Эрагон все же рассмотрел этих людей как следует и понял, что все это вполне объяснимо: просто у каждого из участников процессии не хватало руки, или ноги, или того и другого сразу. Их предводитель, гордо выпрямив спину, восседал на носилках. Носилки несли шестеро рабов, тела которых были обильно смазаны маслом и блестели. А позу предводителя Эрагон счел в высшей степени удивительной, ибо у этого мужчины (или женщины, этого он так и не понял) имелись только лишенное конечностей туловище и голова, на которой красовался низко надвинутый на лоб шлем в форме гребня фута в три высотой.

— Это жрецы Хелгринда, — шепнул он Рорану.

— А магией они пользоваться умеют?

— Возможно. Я не решаюсь мысленно обследовать Хелгринд, пока они оттуда не уйдут, ибо, если эти жрецы все-таки окажутся магами, они тут же меня обнаружат, каким бы легким ни было мое мысленное прикосновение к ним.

Позади жрецов тащились, построившись по двое, молодые люди в золотистых одеждах. Каждый из них нес прямоугольную металлическую раму с двенадцатью поперечными перекладинами, с которых свисали металлические колокольчики размером со спелую брюкву. Половина этих юношей, делая шаг вперед с правой ноги, с силой встряхивала эти рамы, и колокольчики звенели довольно громко и весьма немузыкально; вторая половина «музыкантов» в то же время делала шаг с левой ноги. Громкий звон, более всего похожий на похоронный, но отнюдь не столь мелодичный, разносился по окрестным холмам и полям. «Музыканты» сопровождали рыдания колоколов пронзительными криками, стонами и рыданиями, явно пребывая в некоем религиозном экстазе.

В хвосте этой нелепой процессии тащились жители Драс-Леоны: представители знатных семейств, купцы, торговцы, несколько офицеров высокого ранга и пестрое собрание горожан менее удачливых и богатых — рабочие, нищие и солдаты пехоты.

Интересно, подумал Эрагон, а губернатор Драс-Леоны, Маркус Табор, тоже где-то здесь?

Остановившись у отвесного, покрытого каменистыми осыпями склона Хелгринда, жрецы встали полукругом возле огромного валуна цвета ржавчины. Вершина камня блестела, как полированная. Когда же этого чудовищного алтаря достигла вся длинная вереница людей и застыла перед ним, существо на носилках шевельнулось и запело. Пение это было столь же немузыкальным, сколь немузыкальным был и перезвон колоколов на марше. Завывания шамана подхватывали, повторяли и уносили прочь порывы резкого ветра, но Эрагон все же уловил кое-какие слова древнего языка, странным образом измененного, даже исковерканного, с нелепыми ударениями; казалось, его перемешали с языком гномов и ургалов и объединили эту языковую мешанину с помощью древнего диалекта родного языка самого Эрагона. Но и то немногое, что он сумел понять, заставило его содрогнуться; это была некая клятва, и в ней говорилось о таких вещах, о которых лучше не знать. В ней звучала вся та злобная ненависть, что скопилась в течение долгих веков в темных душах этих жрецов, точно в подземных пещерах, и лишь теперь с исчезновением Всадников этой ненависти позволили, наконец, вырваться на волю и расцвести буйным цветом. Слова этой клятвы вызывали ощущение пролитой крови и безумия, они напоминали о страшных обрядах, отправляемых в безлунные ночи.

А под конец этой чудовищной мессы двое прислужников метнулись вперед и, приподняв верховного жреца — или жрицу, что тоже было вполне возможно, — с носилок перенесли его и усадили на полированную вершину алтаря. Затем верховный жрец что-то коротко приказал им. Блеснули два стальных клинка, и ручейки крови, брызнув из обоих плеч жреца, потекли по его телу-обрубку, по доспехам из толстой кожи и стали собираться на поверхности валуна в лужу, медленно стекая затем на землю.

К валуну подскочили еще двое жрецов и стали собирать алую жидкость в бокалы, наполняя их до краев и передавая другим членам братства, которые с жадностью пили кровь верховного жреца.

— Фу! — еле слышно выдохнул Роран. — Ты забыл упомянуть, что эти мерзкие калеки, эти жирные, скудоумные уроды еще и каннибалыв придачу.

— Не совсем. Мяса своих собратьев они вроде бы не едят.

Когда все присутствующие «промочили глотки», прислужники, подобострастно кланяясь, вернули верховного жреца на носилки и перевязали ему плечи полосками белой ткани, сквозь которую моментально проступили пятна свежей крови.

Страшные раны, казалось, никак не подействовали на это невероятное существо, лишенное конечностей. Жрец, повернувшись лицом к своим последователям, губы которых от выпитой крови были красны, как клюква, провозгласил:

— Теперь вы стали мне истинными братьями и сестрами, ибо отведали сок жил моих под сенью могущественного Хелгринда! Кровь взывает к крови, и если когда-либо вам или вашей семье понадобится помощь, сделайте сперва все, что в ваших силах, для нашего храма и для тех, кто признает власть нашего ужасного господина и повелителя… А теперь, дабы подтвердить дважды и трижды нашу преданность ему и нашему Триумвирату, повторяйте за мной слова священных Девяти Клятв… Клянемся Гормом, Илдой и Фелл Ангравой с должным почтением по меньшей мере трижды в месяц в сумеречный час приносить нашему великому и ужасному повелителю клятву верности и некую собственную жертву, дабы утишить его извечный голод… Клянемся в точности соблюдать все предписания, изложенные в священной книге Тоск… Клянемся всегда носить на теле своем наш брегнир, всегда воздерживаться от дюжины дюжин и от прикосновения веревки со многими узелками, пока она не порвется…

Внезапный порыв ветра унес в сторону слова верховного жреца, и остальная часть обязательств осталась для Эрагона неясна. Зато, к своему ужасу, он увидел, что каждый из присутствующих на церемонии вытащил по небольшому кинжалу с изогнутым лезвием, а затем все они стали наносить себе удары этим ножом по сгибу руки у локтя, орошая алтарь собственной кровью.

Через несколько минут рассерженный ветерок улегся, и Эрагон снова услышал жреца:

— И те вещи, которых вы давно и страстно желаете, будут даны вам в дар как вознаграждение за ваше послушание… Наше преклонение беспрекословно и абсолютно. Мы исполнили свой обет. Однако же, если среди вас есть такие, у кого хватит мужества, чтобы показать нам истинную глубину своей веры, пусть выйдут вперед!