Брисингр - Паолини Кристофер. Страница 108
— Думаю, даже Сапфире вряд ли удалось бы одолеть такого монстра, — заметил Эрагон.
Гарцвог хмыкнул:
— Так она же может огонь выдыхать! Даже пещерный медведь этого не умеет!
Они продолжали осторожно идти вперед, не сводя, однако, с медведя глаз. Наконец он скрылся за деревьями, но и после того они продолжали держать оружие наготове, не имея представления о том, какие еще опасности поджидают их в этом ущелье.
День сменился ранним вечером, и тут до их слуха долетели совсем иные звуки: чей-то звонкий смех. Эрагон и Гарцвог остановились и замерли. Гарцвог, подняв палец, с необычайной осторожностью пробрался сквозь заросли кустарника туда, откуда доносился этот смех. Эрагон, еле переставляя ноги, шел за ним, даже дыхание сдерживая на всякий случай, чтобы оно не выдало их присутствия.
Раздвинув густые заросли кизила, Эрагон увидел, что перед ними лежит хорошо утоптанная тропа, вьющаяся по самому дну ущелья, а рядом с тропой играют трое малышей-гномов. Детишки швырялись друг в друга ветками, смеялись и вопили от восторга. Взрослых гномов поблизости видно не было. Эрагон отступил на безопасное расстояние, перевел дыхание и посмотрел вверх. И тут же заметил несколько белых дымков, поднимавшихся примерно на расстоянии мили от них.
Рядом хрустнула ветка — это Гарцвог присел рядом с ним на корточки; теперь их лица оказались примерно на одном уровне.
— Здесь мы расстанемся, Огненный Меч, — сказал Гарцвог.
— Разве ты не пойдешь со мной в Бреган?
— Нет. Я должен был охранять тебя в пути. Если я пойду с тобой, гномы не станут тебе доверять. Тхардур уже недалеко, и я уверен, что никто не осмелится напасть на тебя по дороге к ней.
Эрагон потер шею и огляделся; до тех белых дымков было и впрямь недалеко.
— А ты что же, побежишь назад, к варденам? Утробно усмехнувшись, Гарцвог буркнул:
— Ага! Только не так быстро, как мы сюда бежали.
Не зная, что еще сказать, Эрагон пнул носком сапога какую-то гнилую деревяшку. Та отлетела в сторону, открыв под собой лабиринт подземных ходов, где копошились какие-то отвратительные белые личинки.
— Только смотри, чтоб тебя не съел какой-нибудь шрргн или пещерный медведь. А то мне придется потом выслеживать этого зверя, чтобы убить его. Ты же понимаешь, у меня на это нет времени.
Гарцвог прижал оба кулака к своему костистому лбу:
— Пусть враги твои бегут при твоем приближении, Огненный Меч!
Потом он поднялся наноги, повернулся и побежал прочь. Вскоре мощная фигура кулла скрылась за деревьями.
А Эрагон, полной грудью вдохнув свежий горный воздух, двинулся вперед, продираясь сквозь густой колючий кустарник. Когда он вышел из зарослей кизила и папоротника, малыши-гномы так и замерли от испуга, прямо-таки написанного на их толстощеких личиках. Разведя руки в стороны, Эрагон сказал:
— Я — Эрагон, Губитель Шейдов, Ничейный Сын. Я пришел в Бреган к Орику, сыну Трифка. Может быть, вы отведете меня к нему?
Но малыши ничего ему не ответили, и он понял, что они его не понимают.
— Я — Всадник, — добавил он, стараясь говорить медленно и отчетливо. — Эка эддир аи Шуртугал… Шуртугал… Аргетлам.
У малышей разом загорелись глазки, а рты удивленно раскрылись.
— Аргетлам! — закричали они. — Аргетлам!
И бросились к нему, обнимая своими короткими ручонками его ноги, дергая его за одежду и вопя от радости и восхищения. Эрагон смотрел на них сверху вниз, чувствуя, как по лицу его расплывается глупая улыбка. А малыши уже ухватили его за руки и потащили вперед по тропе, и он позволял им делать с собой все, что им будет угодно. А они все продолжали вопить и трещать что-то на языке гномов, чего Эрагон не понимал, но все же с удовольствием слушал их верещание.
А когда один из малышей, вернее, малышка — так ему, во всяком случае, показалось — протянула к нему руки, он поднял ее и посадил себе на плечо, тут же скривившись от боли, так сильно она вцепилась ему в волосы. Девочка звонко засмеялась, и он не выдержал и снова заулыбался. Вот в такой веселой компании Эрагон и продолжил свой путь к горе Тхардур, в Бреган-Холд, к своему сводному — или названому? — брату Орику.
28. Во имя любви
Роран, насупив брови, не сводил глаз с круглого плоского камня, который держал в руках. На лице его было написано полное разочарование.
— Стенр рийза! — в очередной раз прорычал он. Но камень был совершенно неподвижен.
— Что это ты задумал, Молотобоец? — спросил Карн, опускаясь на бревно рядом с Рораном.
Сунув камень за пояс, Роран принял у Карна хлеб и сыр, которые тот принес ему, и ответил:
— Да так… Просто задумался. Карн кивнул:
— Ага, перед важным делом всегда подумать не мешает. Жуя хлеб с сыром, Роран скользил взглядом по лицам
людей, среди которых оказался. В этом отряде было тридцать варденов, включая его самого. Каждый был вооружен луком, а у большинства имелись также мечи, хотя некоторые предпочли пику, булаву или боевой молот, как и сам Роран. Из тридцати воинов, видимо, лишь человек семь или восемь были примерно его возраста, остальные старше. И самый старший из них командовал отрядом. Звали его Мартланд Рыжебородый. Роран знал, что раньше Мартланд был графом Тхуна, однако его лишили законных владений и изгнали оттуда. И теперь, после стольких зим, проведенных у варденов, знаменитую бороду бывшего графа украшала обильная седина.
Поступив под команду Мартланда, Роран сразу явился к нему, чтобы представиться. Граф оказался невысок ростом, но явно силен; у него были мощные руки и ноги и крепкое тело, закаленное годами, проведенными в седле и с мечом в руках. Рыжая с проседью борода, благодаря которой он и получил свое прозвище, была густой, ухоженной и спускалась до середины груди. Осмотрев Рорана с головы до ног, Мартланд сказал:
— Госпожа Насуада рассказывала мне немало замечательных историй о тебе, сынок. Да и от своих людей я тоже о тебе уже наслышан — сплетни, слухи, легенды и тому подобное. Сам знаешь, как это бывает… Несомненно, ты совершил много всяких подвигов — например, разгромил раззаков в их собственном логове, что, конечно же, было нелегко, но ведь тебе помогал твой кузен, не так ли? Хм… Ты, вероятно, привык обращаться со своими односельчанами по-свойски, но теперь ты стал варденом, сынок. Мало того, теперь ты — один из моих воинов. Учти: мы тебе не соседи и не родственники. Мы пока что даже и друзьями твоими не стали; впрочем, нам и не обязательно становиться друзьями. Наш долг — исполнять приказы госпожи Насуады, и мы будем их исполнять вне зависимости от того, что и кто по этому поводу думает. Пока ты служишь под моей командой, ты будешь делать то, что скажу тебе я, и только тогда, когда я тебе прикажу это делать; и только так, как это прикажу я. Иначе, клянусь прахом моей любимой матери — да покоится она с миром! — я собственноручно шкуру с тебя спущу, кому бы ты, сынок, близким родственником ни приходился. Ясно тебе?
— Да, господин мой!
— Вот и отлично. Если будешь хорошо себя вести и докажешь, что способен проявлять здравый смысл, да еще и в живых сподобишься остаться, то, я думаю, тебе удастся довольно быстро выдвинуться — для умного и решительного человека тут ничего невозможного нет. Но результат полностью зависит от тебя самого и от того, конечно, сочту ли я возможным поручить тебе самостоятельно командовать людьми. Только не вздумай — хоть на секунду, хоть на одну клятую секунду! — вообразить, что сумеешь лестью и услужливостью этого добиться и доброе мнение о себе составить. Мне плевать, нравлюсь я тебе или нет. Единственное, что меня заботит, — можешь ты сделать, что от тебя требуется, или нет.
— Я отлично все понял, господин мой!
— Ага, это хорошо! Может, ты и впрямь все понял. Ну что ж, Молотобоец, скоро мы узнаем, каков ты в деле, а пока можешь идти. Только доложись еще Улхарту, моему заместителю.
Роран дожевал последний кусок хлеба и запил его глотком вина из бурдюка, который захватил с собой. Жаль, что нынче вечером им не пришлось поесть горячего, но они забрались уже так далеко в глубь имперских земель, что любой патруль легко мог заметить костер. Тяжело вздохнув, Роран вытянул ноги. Колени ломило — последние три дня он не слезал с седла от заката до рассвета.