Брисингр - Паолини Кристофер. Страница 18

кровью».

«Мало ли чего ты не собираешься! У тебя, между прочим, еще и внутреннее кровотечение продолжается. И если я сейчас не остановлю его, у тебя могут возникнуть такие осложнения, которых мне уже не исцелить, и к варденам тогда нам уже будет не вернуться. Не спорь; все равно ты меня не переубедишь, а дело-то совсем пустяковое и времени займет совсем немного».

Эрагону действительно потребовалось всего несколько минут, чтобы как-то восстановить здоровье Сапфиры. Раны у нее оказались довольно серьезными, и успешно завершить заклинания Эрагон смог, лишь существенно опустошив пояс Белота Мудрого, позаимствовав оттуда немало магической энергии, а также воспользовавшись собственным запасом сил и незначительно запасом сил самой Сапфиры. Как только он переходил от более серьезной раны к менее значительной, Сапфира начинала протестовать и говорить, что он ведет себя глупо, и требовать, чтобы он оставил ее в покое, однако он не обращал на ее нытье никакого внимания.

После всех этих целительных процедур Эрагон тяжело опустился на пол, чувствуя себя чрезвычайно утомленным. Ткнув пальцем в след, оставшийся на шкуре Сапфиры от жутких клювов летхрблака, он сказал: «Тебе бы надо попросить Арью или еще кого-то из эльфов проинспектировать мою работу. Я старался не упустить ни одной дырки, но все же, возможно, что-то и упустил».

«Я, конечно, весьма ценю твою заботу о моем здоровье, — несколько ядовитым тоном откликнулась Сапфира, — но, по-моему, сейчас не время и не место для любовного сюсюканья. Давай наконец, черт возьми, убираться отсюда!»

«Да, пожалуй, пора». — И Эрагон попятился от Сапфиры в сторону находившегося у него за спиной туннеля.

— Ты что? — вскричал Роран. — Залезай быстрее! «Эрагон!» — встревожилась и Сапфира. Эрагон только головой покачал:

— Нет. Я остаюсь здесь.

— Ты… — начал было Роран, но яростный рык Сапфиры не дал ему договорить. Она била хвостом по стенам пещеры и грозно топала когтистыми лапами, так что люди и камни одинаково тряслись, точно в предсмертной агонии.

— Послушайте! — крикнул Эрагон. — Один из раззаков по-прежнему разгуливает на свободе. А еще подумайте о том, что может находиться в глубинах Хелгринда: свитки, зелья, сведения о деятельности Империи — все это может оказать нам неоценимую помощь! Раззаки, возможно, даже свои яйца или личинки здесь хранят. Если это так, то я непременно их уничтожу, пока Гальбаторикс не предъявил на них свои права.

А Сапфире Эрагон мысленно сказал вот еще что: «Я не могу убить Слоана, но я не могу и позволить Рорану или Катрине его увидеть. И позволить ему умереть от года в этой темнице я тоже не могу, как не могу и позволить слугам Гальбаторикса вновь забрать его с собой. Прости, но мне придется самому как-то решить этот вопрос».

— Как же ты выберешься за пределы Империи? — спросил Роран.

— Бегом. Я же теперь бегаю очень быстро, как эльфы, ты и сам это знаешь.

Сапфира вильнула кончиком хвоста. Это движение было единственным, что ее выдало, прежде чем она бросилась на Эрагона, пытаясь достать его своей лапой с длинными блестящими когтями. Эрагон успел отскочить и броситься в глубь туннеля буквально за секунду до того, как лапища Сапфиры царапнула по тому месту, где он только что стоял.

Сапфира сумела затормозить перед самым входом в туннель и взревела от отчаяния, поскольку последовать за ним в столь узкий лаз никак не могла. Ее огромная туша загородила собою весь свет. Камни тряслись и падали вокруг Эрагона, когда она терзала вход в туннель своими клыками и когтями, выламывая из стены целые куски гранита. Ее злобно оскаленные острейшие клыки длиной с человеческую руку даже немного испугали Эрагона. Теперь он понимал, что чувствует кролик, спрятавшийся в норке, которую раскапывает голодный волк.

«Ганга! (Уходи!)»— крикнул он.

«Нет!» — Сапфира опустила голову на землю и издала печальный, почти похоронный стон; огромные глаза ее смотрели жалобно.

«Ганга! Я люблю тебя, Сапфира, но ты должна уйти».

Она немного попятилась от входа в туннель и фыркнула; потом замяукала жалобно, как кошка:

«Маленький брат…»

Эрагону страшно не хотелось ее мучить, да и отсылать ее прочь тоже не хотелось, и сердце его разрывалось от горя и сочувствия. Он отлично понимал, какой несчастной сейчас чувствует себя Сапфира. Он читал это в ее мыслях, и ее тоска соединялась с его собственной тоской, что почти лишило его способности действовать. Однако ему каким-то образом все же удалось взять себя в руки.

«Ганга! — решительно повторил он. — И не возвращайся за мной! И никого другого за мной тоже не присылай. Со мной все будет хорошо, не тревожься. Ганга! Ганга!»

Сапфира взвыла от отчаяния, затем нехотя двинулась к выходу из пещеры. Роран, сидя в седле, крикнул:

— Эрагон, полетели! Не упрямься! Ты для всех слишком важен, чтобы так рисковать…

Шум и шелест драконьих крыльев заглушили его слова. Сапфира, подпрыгнув, вылетела из пещеры, и на фоне чистого неба ее чешуя вспыхнула, точно россыпь ярко-голубых бриллиантов. И Эрагон подумал: до чего же она великолепна! Такая гордая, благородная, такая прекрасная, прекраснее всех прочих живых существ! Никакой олень, никакой лев не могут сравниться благородством и величием с летящим драконом! И он услышал, как она говорит ему:

«Одну неделю. Одну неделю я буду ждать. Затем я вернусь за тобой, Эрагон, даже если мне придется насмерть сразиться с Торном, Шрюкном и тысячью магов Гальбаторикса!»

Эрагон стоял у входа в туннель, пока Сапфира не исчезла из вида и не прервалась мысленная связь между ними. А потом с тяжелым сердцем, сгорбившись и отвернувшись от солнечного света и ото всего яркого и живого, что было снаружи, снова пошел по темным туннелям в недра Хелгринда.

5. Всадник и раззак

Эрагон сидел, освещенный красным волшебным огнем, в том самом коридоре, где вдоль обеих стен тянулись двери темниц: здесь, видимо, было сердце Хелгринда. Посох лежал у Эрагона на коленях.

Каменные стены отражали звук его голоса, монотонно повторявшего одну и ту же фразу древнего языка. Это было не заклинание, а, скорее, послание оставшемуся в живых раззаку. А говорил Эрагон примерно следующее: «Выходи, о пожиратель человеческой плоти, и давай закончим, наконец, этот поединок. Ты ранен, а я смертельно устал. Твои соплеменники мертвы, но и я один. Мы достойные противники. Обещаю, что не стану ни пользоваться магией, ни загонять тебя в ловушку из тех чар, которые уже создал. Выходи, о пожиратель человеческой плоти, и давай закончим, наконец, наш поединок…»

Ему казалось, что он повторяет это бесконечно долго; время, похоже, остановилось здесь, в освещенном тусклым волшебным светом чреве горы, которая и сама целую вечность оставалась неизменной. В итоге даже значение этих монотонно повторяемых слов стало Эрагону безразличным. А еще через некоторое время умолк и его бушующий разум, и странный покой постепенно охватил его…

Эрагон некоторое время помолчал, затем удивленно открыл рот, закрыл его и весь напрягся.

В тридцати футах от него стоял раззак. Кровь капала с подола его изорванных одежд.

— Мой хоз-з-зяин не ж-ж-желает, чтобы я убил тебя, — прошипел он.

— Но разве для тебя это теперь имеет какое-то значение?

— Никакого. Если я паду от твоего пос-с-соха, пусть Гальбаторикс-с-с с-с-сам с-с-с тобой рас-с-справляется, как хочет. Он куда отваж-ж-жнее тебя.

Эрагон рассмеялся:

— Отважнее? Но ведь среди людей героем считают меня, а не его.

— Глупый мальчиш-ш-шка. — Раззак слегка склонил голову набок, глядя мимо Эрагона на труп второго раззака, лежавший чуть дальше. — Она была моей… нас-с-седкой. Мы вмес-с-сте выс-с-сиживали наши яйца… А ты с-с-стал значительно с-с-сильнее с-с-с тех пор, как мы с-с-с тобой впервые встретилис-с-сь, Губитель Шейдов.

— Что ж, мне только это и оставалось — стать сильнее или погибнуть.

— Не хочешь ли заключить со мной договор, Губитель Шейдов?