Итальянка - Мердок Айрис. Страница 15

— Полагаю, правильнее было бы страдать подобно непадшемуангелу. Но возможно, ты и прав: в нашем воображении животное страдание наиболее близко к подлинному. Однако ты рассуждаешь как метафизик, Отто. Думай о ней проще. Она немного… странная, ты согласен?

— Ты имеешь в виду «безумная», «ненормальная»? Но мне так не кажется. Она, по-видимому, воображает себя другими, страдающими людьми и очень переживает. Иногда говорит странные вещи. Дэвид передавал их мне. Но это не безумие. Больше похоже, что безумны мы, те, кто этого не делает.

— Говоришь, Левкин передавал тебе… но разве сам ты с ней не разговаривал?

— Ну да, мы совсем не разговариваем. А впрочем, это не так: мы шутим.

— Вот как? Ты доверяешь Левкину?

— Безусловно. Он мне предан.

— Мм…

В мастерской стемнело. Сверху лился пронзительно синий вечерний свет, но внутри все уже стало золотисто-коричневым, и неясные очертания каменного города казались одновременно более яркими и более изменчивыми. Лицо Отто расплывалось перед моими глазами. Изрядно пошуршав соломой, он выбрался из нее и встал. Одежда его была покрыта желтоватыми клоками сухой травы, руки безвольно свисали, голова выдавалась вперед, как у брошенной марионетки, которая еле держится на ногах. Создавалось впечатление, что он вот-вот рухнет. Я тоже поднялся.

— Эд, сделаешь для меня кое-что?

— Конечно, если смогу.

— Ты не поговоришь с Изабель?

Его просьба удивила меня и привела в некоторое замешательство.

— О чем?

— Да обо всем. Изабель тебя очень уважает. Она не может не знать хоть что-то об этом деле. И меня удручает ощущение, что она… не понимает.

— Сомневаюсь, что смогу ей объяснить, — мрачно сказал я.

— Ну и ладно. Просто мне хочется снова вроде как почувствовать, что я с ней связан.

— Но, Отто, ты не можешь… именно… сейчас. И вообще, какая бы связь между вами двоими ни оставалась, ни мне, ни другим посторонним здесь делать нечего. Я могу только навредить.

— Нет, нет, — упрямился он. — Ты поможешь, поможешь. Такие, как ты, не могут не помогать. Ты утешишь Изабель, ты подбодришь ее. Я хочу, чтобы она знала: не такое уж я и чудовище. Иногда мне кажется, что она вот-вот сбежит.

Я был тронут, хотя чувствовал, что сегодняшний разговор не обеспечил меня достаточным материалом для того, чтобы произвести впечатление на Изабель.

— Если ты так хочешь, я с ней поговорю. Но лучше сделаю это, так сказать, в общих словах. Не вижу смысла объяснять тебя Изабель, особенно сейчас!

— Да, да, — произнес Отто. Он с довольным видом раскачивался взад и вперед, словно кто-то начал дергать его за ниточки. — В общих словах. Верно. В общих словах. Ты так хорошо умеешь говорить в общих словах. Ты ей поможешь.

— Я хотел бы помочь тебе, — возразил я, — но не могу. Возможно, нам недостает религиозного воспитания.

Я собрался уходить.

— Оно было бы ложью, — сказал Отто. — Не наказание, а принятие смерти — вот что меняет душу. Вот что есть Бог. И конечно, никакая общепризнанная религия не станет мириться с этим. Я остаюсь со своей неразберихой. И все же спасибо.

9 Эдмунд испытывает соблазн

— Ну и что же обнаружил наш ревизор? — спросила Изабель, решительно шуруя в камине.

Поленья перевернулись, обнажая золотистые животы, и неистовый поток искр с ревом взметнулся в трубу. Дело происходило вечером того же дня.

— Да все, пожалуй, — мрачно ответил я.

«И больше, чем расскажу тебе, бедняжка Изабель», — добавил я мысленно.

Я так и не решил, говорить ли с Изабель о Флоре. Маловероятно, чтобы Флора отправилась в такое место, где родители могли бы ее найти. Я торжественно обещал ничего не говорить, и это обещание оставалось последней каплей честности по отношению к девочке. Я не хотел напрасно рисковать любой возможностью помочь ей в будущем. По крайней мере, пока я собирался молчать. Но очень беспокоился и надеялся, что утро принесет какие-либо новости.

— Ах, не все, — возразила Изабель. — Уверена, что еще не все. Но продолжай. Все всплывет на поверхность, отчаянно воняя.

Из проигрывателя звучал Вагнер, но так приглушенно, что тихие отрывки были не слышны, а громкие лишь неразборчиво потрескивали.

Я собирался подождать с выполнением просьбы Отто до утра, но не мог найти себе места, переживал из-за Флоры и просто нуждался в компании. Кроме того, к моему легкому стыду, мне было любопытно, как именно Изабель отреагирует на «общие слова», которые я, разумеется, не успел продумать до того, как вошел в ее комнату.

Не считая затененной лампы в дальнем углу, комнату освещал только огонь, от которого во все стороны бежали гигантские волны света и тени. Здесь было ужасно жарко, и от душного запаха старого дерева засвербело в носу. В мягком подвижном свете Изабель казалась милее и моложе. Ее каштановые волосы были перевязаны и уложены в замысловатую прическу, которая вздымалась надо лбом почти на высоту ее маленького лица и напоминала шляпку тонкой работы. Прическа была такой объемной, что я задумался, уж не приколола ли к ней Изабель собственную отрезанную косу — мне говорили, что женщины иногда совершают подобные жуткие поступки. Она явно очень старалась, но зачем, для кого? Вероятно, чтобы себя подбодрить. Бедняжка Изабель! Я вспомнил, как Отто говорил, что она мужественна.

На ней было абрикосового цвета льняное платье, которое, как следовало из ее объяснений, Мэгги только что сшила для нее и еще не вполне закончила. В нем оставались примёточные нитки. Изабель как раз примеряла его. Как по-моему, цвет красивый? А длина подходящая? С легким налетом жеманной озабоченности она забралась на табурет, чтобы осмотреть себя в большом зеркале над камином. Не правда ли, прелестный покрой? Я видел ее слегка раскрасневшееся от жары лицо, которое отражалось в зеркале в изменчивых отсветах, когда она крутилась на табурете, — золотистое воплощение пухлой маленькой мидинетки. [23]Я рассеянно отвечал ей.

— Кофе, Эдмунд? — Она слезла с табурета и потянула меня за рукав, — Садись. Обязательно вот так сбрасывать подушки с кресла? Ты ничуть не лучше Отто. Итак, в чем дело, Эдмунд? Расскажи мне об этом все.

Прося ее о встрече, я не смог говорить небрежно и едва избежал напыщенности. Я досадовал на себя и немного — на созданную Изабель атмосферу шутливой иронии, на то, что она не принимала меня всерьез. На какой-то миг я почти разделил мнение Отто, что ирония должна быть поводом для развода. В поисках благовидного предлога для разговора я произнес:

— Полагаю, завещание Лидии не нашлось?

— Нет, не нашлось, — взволнованно подтвердила Изабель. — Я уже везде искала. Возможно, в конце концов, она его просто не оставила. Так что придется вам, мальчики, поделить все пополам. Знаешь, ведь у Лидии была куча денег, хоть она и оставалась жуткой скрягой.

Запинаясь, я произнес:

— Изабель, я вроде как говорил с Отто сегодня днем…

— О том, что видел прошлой ночью в беседке.

— О… ну… да… я…

— Не переживай, — невозмутимо сказала Изабель. — Я обо всем знаю. Только такой дурак, как Отто, мог в этом сомневаться.

— Но как ты узнала, что я…

— Видела, как ты бросился в погоню за дамочкой. Стонущие девицы на лужайке перед домом — верный признак того, что что-то неладно. Серьезно, Отто жалок, если и впрямь воображает, будто все это — мрачная тайна!

— Думаю, Отто полегчает, когда он перестанет гадать, знаешь ты или нет. Он ненавидит обман, — сказал я, тщательно выбирая слова.

— Он ничуть не против обмана. Он просто не любит, когда его обман раскрывается. Это действует ему на нервы.

— Будь добрее к нему, — попросил я. — Он очень страдает из-за всего этого и из-за тебя.

— Пусть страдает. Так что, он правда послал тебя с миссией? И чего ты должен был добиться?

Изабель весело хохотнула, точно выпустила на волю маленькую птичку.