Книга воспоминаний - Романов Александр Михайлович. Страница 28

Официально я приехал выразить благодарность президенту Кливленду от имени моего кузена, Императора Александра III за помощь, оказанную Соединенными Штатами России во время неурожая.

Неофициально я хотел бросить взгляд на эту страну будущего и надеялся, что и она определит мою судьбу.

Всемирная выставка, должна была открыться приблизительно ко времени нашего прибытия, и вся страна находилась в большом напряжении. Никогда еще до того времени столько наций не посылали своих флотов к берегам Соединенных Штатов. Великобритания, Франция, Германия, Италия, Россия, Австро-Венгрия, Аргентина - все были представлены на блестящем международном смотру в Нью-йоркском порту в мае месяце 1893 г.

Посещение инфанты испанской Евлалии явилось сенсацией выставки. Император Вильгельм послал самого выдающегося дипломата Германии фон Бюлова для противодействия этой испанской интриге. Шотландскиe горцы играли на волынках, а французы были представлены специальным оркестром Республиканской Гвардии. И тот факт, что все великие державы боролись за расположение и дружбу Соединенных Штатов был весьма знаменателен. Однажды жаркой июльской ночью, проезжая по декорированному пятому авеню в резиденцию Джона Джакоба Астора и глядя на ряды освещенных домов, я внезапно ощутил нарождение новой эпохи.

Я думал о моем деде, дяде и двоюродном брате. Они управляли страной, которая была больше этой новой страны, наталкиваясь на те же самые проблемы, как громадное население Америки, заключающее в себе сколько десятков национальностей и вероисповеданий колоссальные расстояния между промышленными центрами и районами земледелия, требовавшие железнодорожных линий большого протяжения. Трудности, стоявшие перед американским правительством, были не меньше наших, но наш актив был больше. Россия имела золото, медь, уголь, железо; ее почва, если бы удалось поднять урожайность русской земли, могла бы прокормить весь мир. Чего же не хватало России? Почему мы не могли следовать американскому примеру? Нам не было решительно никакого дела до Европы и нам не было никакого основания подражать нациям, которые были вынуждены к тем или иным методам управления в силу своей бедности.

Европа! Европа! - это вечное стремление идти в ногу с Европой задерживало наше национальное развитие Бог знает на сколько лет.

Здесь, в расстоянии четырех тысяч миль от европейских петушиных боев, взору наблюдателя являлся живой пример возможностей страны в условиях, сходных с российскими. Нам следовало вложить только немного боле здравого смысла в нашу политику…

И тут же, в те нисколько минут, пока длилась моя прогулка в этот вечер, в голове моей созрел, широчайший план американизации России.

Меня увлекала молодость и жизнь. Было радостно думать и повторять снова и снова, что старый, покрытый кровью девятнадцатый век близится к концу, оставляя арену свободной для новой работы грядущих поколений. Таковы были мои переживания в ту достопамятную ночь, и на эту тему были мои разговоры за столом у мистера Астора.

Хозяин и ею друзья посмотрели на меня удивленно. Разве я не прочел утренних газет? Неужели я не знаю печальных новостей?

Нэшионэль Кэрдэдж Компэни перестала платить по векселям, что, в свою очередь, заставило Генри Оллен Ко, а также другие банковские фирмы прекратить свои платежи.

- Черт знает, что происходит на бирже, - сказал мистер Астор. - К сожалению, должен сознаться, что вся наша страна находится на краю пропасти…

Один господин, весьма известный своей компетентностью в области финансов, попросил номер одной из главных Нью-йоркских газет и протянул его мне.

- Пожалуйста, - веско сказал он: - взгляните на эту пессимистическую передовицу. Она вам облегчить понимание того, что теперь происходит в Соединенных Штатах. Что касается мня, то я считаю долгом просить своих клиентов воздержаться от каких бы то ни было биржевых операций.

Это происходило 13 июня 1893 г.

Трагический экземпляр этой газеты до сих пор находится в моих руках. Его листы пожелтели и едва держатся, но зловещие строки еще видны. Для меня это хороший показатель. Когда мои друзья выражают страх за будущее Соединенных Штатов, я читаю им газету от 13 июня 1893 г. и советую решить самим, стоить ли им беспокоиться о переживаемых затруднениях и не имели ли они прецедентов в истории.

В конце лета я должен быль вернуться в Россию. Но я дал себе слово, что в ближайшем будущем непременно навещу Соединенные Штаты еще раз.

4.

- Когда же твоя свадьба? - спросил меня отец, когда я возвратился в С. Петербург.

- Я должен ждать окончательного ответа Их Величеств.

- Находиться в ожидании и путешествовать, кажется, две вещи, которые ты в состоянии делать,- неторопливо сказал отец. - Это становится уже смешным. Ты должен, наконец, создать свой домашний очаг. Прошел целый год с тех пор, как ты говорил с Государем. Пойди к Его Величеству и испроси окончательный ответ.

- Я не хочу утруждать Государя, чтобы не навлечь его неудовольствия.

- Хорошо, Сандро. Тогда мне придется самому заняться этим делом.

И не говоря ни слова, отец мой отправился в Аничков дворец, чтобы переговорить с Государыней окончательно, оставив меня в состоянии крайнего волнения. Я знал, что отец мой обожает Великую Княжну Ксению и сделает все, что в его силах, чтобы получить согласие ее царственных родителей на наш брак. Но я знал также и Императрицу.

Она не переносила, чтобы ее торопили или же ей противоречили, и я опасался, что она сгоряча, даст отрицательный ответ, и отрежет возможность дальнейших попыток.

Я помню, что сломал в своем кабинете по крайней мере дюжину карандашей, ожидая возвращения моего отца. Мне казалось, что с тех пор как он ушел, прошла целая вечность.

Вдруг раздался звонок в комнате его камердинера, и вслед затем я услыхал его знакомые твердые шаги. Он никогда не поднимался быстро по лестнице. На этот раз он поднимался прямо бегом. Лицо его сияло. Он чуть не задушил меня в своих объятьях.

- Все устроено, - сказал он входя: - ты должен отправиться сегодня к Ксении в половине пятого.

- Что сказала Императрица? Она рассердилась?

- Рассердилась? - Нет слов, чтобы описать ее гнев. Она ужасно меня бранила. Говорила, что хочу разбить ее счастье. Что не имею права похитить у нее ее дочь. Что она никогда не будет больше со мною разговаривать. Что никогда не ожидала., что человек моих лет будет вести себя столь ужасным образом. Грозила пожаловаться Государю и попросить его покарать все наше семейство.

- Что же ты ответил?

- Ах - целую уйму разных вещей! Но к чему теперь все это. Мы ведь выиграли нашу борьбу. А это главное. Мы выиграли, и Ксения - наша.

Его адъютант, который завтракал с нами, говорил потом, что никогда еще не видел Великого Князя Михаила Николаевича в столь торжественном настроении.

- Я не знаю, - прошептал мне этот офицер за столом: - кто из вас двоих собирается жениться?

Если посторонний наблюдал в этот день за нашим поведением, то выходило, что счастливым женихом был мой отец, так как, пока он произносил свои тирады, я сидел неподвижно, будучи не в состоянии что-либо проглотить. Получив, после стольких лет робкой надежды, согласие на брак с Ксенией, я был буквально ошеломлен от той внезапности, с которой мечты мои превратились в действительность. И потом я не мог отделаться от мысли о моем брате Сергее. Ведь он был также влюблен в Великую Княжну Ксению. По взаимному уговору мы никогда не упоминали в наших разговорах ее имени, но как отнесется теперь он к факту нашей помолвки? Он не мог обвинять меня в чем-либо, так как Ксении принадлежало право выбора, между нами, и она предпочла меня, но я сознавал, что с сегодняшнего дня наши братские отношения коренным образом изменятся. Я жалел Сергея и хотел, чтобы что-нибудь облегчило бы ему его душевные страдания, но принести в жертву брату совою любовь к Ксении я, по совести говоря, не мог.