Воспоминания о монастыре - Сарамаго Жозе. Страница 46

Здесь, в Мафре, с дорогами куда легче. От рассвета до заката Балтазар, а вместе с ним многие другие, семьсот, тысяча, тысяча двести человек, грузят в тачки камни и землю, Балтазар крюком поддерживает черенок лопаты, правая рука за пятнадцать лет привыкла к тому, что требуется от нее тройная сила и тройная сноровка, а затем начинается бесконечная процессия Corpus homini, [78]сбрасывают по откосу строительный мусор, и сыплется он не только на заросли кустарника, но и на возделанные земли, на огород, существующий со времен мавров, пришел ему конец, горемыке, столетия за столетиями давал он людям упругую капусту, дышащий свежестью салат, майоран, всяческие овощи и травы, самые ранние, самые лакомые, а теперь все кончено, не побежит больше вода по этим оросительным каналам, не придет огородник напоить истомившуюся от жажды грядку. Воистину, вертится земной шар, но людям, что живут на нем, приходится не то что вертеться, изворачиваться, может, тот, кто только что опорожнил тачку, из которой покатились по откосу камни, подскакивая и крутясь, и посыпались комья земли, сперва те, что покрупнее, может, он и есть огородник, ухаживавший за этим огородом, только навряд ли, на глазах у него ни слезинки.

Проходят дни, недели, а стены почти совсем не растут. Сейчас солдаты ведут подрывные работы на крепчайшей скале, от нее был бы прок и были бы возмещены все тяжкие труды, если бы камень ее сгодился, как всякий прочий, для того, чтобы возвести стены, но камни эти, достающиеся нам с такими муками, стоит их отделить от породы, растрескиваются и крошатся и в скором времени рассыпались бы в пыль, если б не грузили их на тачки и не выбрасывали. Перевозят грузы и на двуколках, впрягают в них мулов и нередко перекладывают лишку, а поскольку последнее время шли дожди, животные вязнут в жидкой грязи, откуда в конце концов выволакивают груз под ударами хлыста, что сыплются им на спину, а то и на голову, если Бог не призрит, хотя ведь делается-то все это на пользу и во славу Божию, а потому, как знать, может, он и нарочно глаза отводит. Люди с тачками меньше груза берут, а потому и не увязают так глубоко, к тому же из бросовых досок, остатков отслуживших лесов, они сделали мостки, но мостков на всех не хватает, вот и идет война, кто кого обгонит, а если пришли вровень, кто первым опорожнит тачку, а там, глядишь, пошли пинки и подзатыльники, а то и расколотые доски замелькают в воздухе, но тут подоспеет солдатский патруль, обычно его появления достаточно, чтобы остудить пыл, а если нет, солдатики вытянут драчунов по спинам разок-другой, как мулов.

Идет дождь, но не настолько сильный, чтобы работы прекратились, только каменщикам приходится сделать перерыв, ибо вода размывает штукатурку, застаивается в толще стен, потому-то и уходят каменщики под навесы, ждут, когда небо прояснится, а вот каменотесы, у них работа тонкая, всегда под крышей трудятся, обтесывают камень для кладки, высекают орнаментальные части, может, они тоже предпочли бы отдохнуть. Им-то все равно, медленно поднимаются стены или быстро, им нужно воспроизвести на камне узор, каннелюры, аканты, фестоны, пальметты, гирлянды, когда работа над глыбой закончена, грузчики на шесте и канатах уносят ее в кладовую, где она будет храниться вместе с остальными, а когда подойдет пора, таким же манером переправят ее на место постройки, а если окажется она слишком тяжелой, пойдут в ход лебедка и наклонная плоскость. Но у каменотесов то преимущество, что работа им всегда будет, и в вёдро, и в ненастье, и они всегда зарабатывают свои деньги здесь, под черепичной кровлей, они белы от мраморной пыли, ни дать ни взять дворяне в пудреных париках, тук да тук, тук да тук резцом и молотком, работа для тех, у кого есть обе руки. Сегодняшний дождь не настолько сильный, чтобы надсмотрщики позволили укрыться под кровлей всем работающим, хотя бы тем, кто работает с тачками, им не так везет, как муравьям, ибо муравьи, почуяв, что надвигается дождь, прячутся у себя в муравейнике, они ведь не люди, чтобы работать под дождем. Но вот со стороны моря, нависая над полями, близится темная водяная завеса, люди бросают свои тачки, не дожидаясь приказа, и прячутся под навесами либо прислоняются к стенам, и зря, все равно на них уже нитки сухой не осталось. Невыпряженные мулы стоят безмятежно под проливным дождем, их шерсть уже взмокла от пота, а теперь их поливают непрекращающиеся потоки воды, волы жуют, подъяремные и равнодушные, когда дождь припускает, встряхивают головой, кто мог бы сказать, что чувствуют эти животные, когда соприкасаются они поблескивающими рогами, может, это означает всего лишь, Ты здесь. Когда дождь кончится или приутихнет, люди выходят из-под укрытий, и все начинается сначала, грузи и разгружай, волоки и толкай, поднимай и тяни, сегодня взрывов нет, воздух слишком уж влажен, тем лучше для солдат, наслаждаются передышкой под навесом в компании часовых, укрывшихся там же, радости мирной жизни. А дождь снова зарядил, небо темным-темно, он не скоро кончится, и потому было приказано людям прекратить работу, одни только каменотесы по-прежнему тесали камень, туки-тук, туки-тук, навесы широкие, даже брызги не залетят, не осядут на мрамор.

Балтазар спустился в селение по скользкой тропинке, человек, шедший впереди, шлепнулся в грязь, и все расхохотались, полетел еще один, этот со смеху, какие-никакие, а все-таки развлечения, здесь, в Мафре, нет дворов с подмостками для комедий, нет певиц и лицедеев, опера имеется только в Лиссабоне, кино появится только через двести лет, когда будут пассаролы с моторами, время идет медленно, нелегко дождаться счастливых времен, так-то вот. Зять Балтазара и племянник уже, наверно, дома, тем лучше для них, когда продрогнешь, самое милое дело пристроиться близ горящего очага, греть руки над языками пламени, а заскорузлые босые ноги подвинуть к углям, и холод помаленьку уходит из костей, так ледок тает на солнце. По правде сказать, лучше этого только одно, женщина в постели, а если это женщина, которую любишь, достаточно, чтобы она вышла тебе навстречу, и вот видим мы на дороге Блимунду, она вышла разделить с Балтазаром дождь и холод, захватила с собой одну из своих юбок, набрасывает ее на голову мужчины, Балтазар чувствует родной запах, от которого слезы наворачиваются. Ты устал, спросила она, и этого достаточно, чтобы жизнь показалась сносной, когда две головы прикрыты одним куском ткани, что там рай небесный, жил бы так сам Бог средь своих ангелов.

Дошли в Мафру смутные вести о том, что было в Лиссабоне землетрясение, но особого урона не причинило, только трубы и карнизы попадали да старые стены пошли трещинами, но, поскольку нет худа без добра, большая прибыль была свечникам, так и замельтешили огоньки по церквам, особливо же на алтарях перед образом святого Христофора, этот святой большую пользу приносит, спасает от чумы, повальных болезней, гроз, бурь, пожаров и наводнений, с ним могут потягаться лишь святая Варвара и святой Евстахий, они в таких случаях тоже не сидят сложа руки. Но святые как люди, те самые, что строят здесь монастырь, а стало быть, и все прочие, что где-то что-то строят или где-то что-то разрушают, святые утомляются, весьма дорожат своим покоем, им одним ведомо, какого труда стоит обуздывать власть природы, будь то власть Господа Бога, проще было бы, достаточно сходить к нему и попросить, Уж пожалуйста, не надобно нынче дуть, сотрясать, поджигать и заливать, выпускать на свободу моровую язву, а на большую дорогу разбойников, не внять этакой мольбе мог бы только бог зла, но, поскольку власть-то у природы, а святые не всегда начеку, только вздохнули мы с облегчением, радуясь, что встряска была безвредная, как разразилась буря, да такая, что ничего подобного доселе не случалось, хоть и не было ни дождя, ни града, да лучше бы дождь и град, может, это ослабило бы силу ветра, он играет стоящими на причале кораблями, словно ореховыми скорлупками, натягивает, крутит и рвет швартовы, вырывает якоря, выгоняет суда из гавани и сталкивает друг с другом, корпуса проламываются, и корабли идут ко дну, а моряки вопят, им одним ведомо, к кому взывают они о помощи, а другие суда оказываются выброшены на мель и разрушаются под действием сильных волн. Вверх по реке берега размыло, ветер и волны вырывают со дна камни и швыряют на землю, камни, словно пушечные ядра, вышибают окна и двери, что же это за неприятель такой, не огнем действует, не железом, а урон велик. В убеждении, что бедствие сие дело рук дьявола, весь женский пол, хозяйки, и служанки, и рабыни пали на колени в молельнях, Мария Пресвятая, Богородице, Дево, а мужчины между тем, смертельно бледные, перебирают зерна четок, за шпагу хвататься незачем, нет здесь ни мавров, ни индейцев тапуйя, бормочут Отче наш, Богородице, в сущности, коли столько мы к ним взываем, стало быть, больше всего не хватает нам отца с матерью. Здесь, в Боависте, волны бьются о берег с такой силой, что взметаемые и несомые ветром брызги ливнем оплескивают стены монастыря бернардинок и даже бенедиктинского монастыря, а он еще дальше от берега. Если бы мир был ковчегом и плыл по морю-океану, на сей раз пошел бы он ко дну, слились бы воды в потоп воистину всемирный, не пощадил бы он ни Ноя, ни голубку. От Фундисана до Белена, по всему берегу протяженностью почти что в полторы мили, виднелись одни лишь обломки, разбитые доски, а из груза только то, что по малому своему весу не пошло ко дну и было выброшено на берег, к прискорбному ущербу для владельцев и великому урону для короля. С некоторых судов сняли мачты, чтобы они не перевернулись, и все-таки три военных корабля были выброшены на берег и погибли бы, не будь им оказана особая помощь. Не было счету баркасам, рыболовным судам и лодкам, которых вышвырнуло на берег и разбило на куски, судов покрупнее завязло и погибло не меньше ста двадцати, о человеческих жертвах и говорить нечего, поди знай, сколько трупов вынесло в открытое море, сколько их осталось на дне, а на берег море выбросило сто шестьдесят, такие вот четки, ходят по берегу вдовы и сироты, плачут, Ой, добрый мой отец, женщин меньше утонуло, может, и скажет кто из мужчин, Ой, добрая моя жена, после смерти все мы добрые, сколько бы ни было у нас добра. Поскольку мертвых такое множество, хоронят их где придется, про некоторых даже не удалось выяснить, кто они такие, родичи живут далеко, не успели вовремя, но, как говорится, от сильной болезни сильнодействующие лекарства, если бы минувшее землетрясение было разрушительнее, а смертность больше, мы бы поступили как положено, ведь положено-то хоронить мертвых и заботиться о живых, пусть будет это уроком на будущее, если повторится подобное бедствие, от чего избави нас Боже.