Фан-клуб - Уоллес Ирвин. Страница 11

— Как дела, монстры? — приветствовал он их.

Тим поднял руку и помахал ею, не оборачиваясь. Нэнси быстренько поднялась на колено, чтобы поцеловать его.

Он кивнул на телевизор: «Что вы смотрите?»

— Да просто паршивый вестерн, — пискнул Тим. — Мы ждем того, что будет после.

— Они покажут часовую программу о премьере новой картины с Шэрон Филдс «Королевская шлюха» в кинотеатре Граумана. Там будет сама Шэрон Филдс, — добавила Нэнси.

— Она сексуальная, — заметил Тим, не отрываясь от телеэкрана.

— Она нравится мне больше всех на свете, — добавила Нэнси.

Йост присел на краешек обшарпанного капитанского кресла и, дымя сигарой, вдруг вспомнил безумную встречу в баре Всеамериканского Кегельбан-Эмпориума прошлым вечером.

Рискни он повторить это кому-нибудь, они решат, что он это выдумал.

Этот чокнутый писатель-мальчишка Адам Мэлон, самодеятельный эксперт по Шэрон Филдс со своей чудо-схемой похищения и гарантии того, что она не будет против… В голове у него промелькнул образ молодой Гейл Ливингстон, сидящей с задранными вверх ногами, с гладкими ляжками и дразнящей полоской трусиков. Вдруг образ Гейл потускнел и сменился образом Шэрон Филдс, актрисы с самым прекрасным и вызывающим телом на свете; вот она сидит напротив, задрав и раздвинув ноги, приоткрывая то, что между ними.

Прошлой ночью тот задумчивый паренек, Мэлон, приблизил к нему своими хитросплетенными фантазиями Шэрон Филдс на реальное расстояние. Эх, есть же в нашем городке настоящие психи!

Но образ Шэрон Филдс задержался в его мозгу.

Способна ли хоть какая-нибудь красотка когда-нибудь выглядеть в жизни так же, как на экране? Интересно, какова на самом деле Шэрон Филдс? Неужели она столь же роскошна, как представляют ее в картинах или на фотографиях? Сомнительно. Так не бывает. Но все же, судя по известности и обожанию, что-то в ней должно быть.

— Когда начнется премьера? — спросил он у детей.

Тим поднял свои космонавтские часы:

— Через десять минут.

Йост поднялся на ноги:

— Смотрите на здоровье, но после этого — сразу в постель.

Он отправился на кухню. Элинор, стоя к нему спиной, складывала в стопку тарелки. Он подошел сзади и поцеловал ее в щеку.

— Милая, я только что вспомнил. Мне нужно выйти на час-другой. Я не задержусь.

— Ты едва пришел домой. Куда же теперь направляешься?

— Вернусь в контору. Нужно выкопать кое-какие бумаги, которые я забыл захватить с собой. Придется поработать над спецпрограммой, которую я подсуну новому клиенту утром. Сделка может принести барыш.

Элинор казалась слегка раздраженной.

— Ну почему ты не можешь быть как другие мужчины? Они-то находят себе занятие помимо работы. Имеем мы вообще хоть какое-то личное время?

— Такова жизнь, — сказал он. — Если мне удастся провернуть несколько таких дел, мы оба сможем чуть больше отдыхать. Ты знаешь, что я делаю это не только ради себя.

— Знаю, знаю. Ты делаешь это для нас. Смотри, не засидись на всю ночь.

— Только в контору и обратно, — пообещал он.

Йост пошел к шкафу за своим пиджаком. Движение на автостраде небольшое, и он доберется до Голливуда минут за двадцать.

Он был уверен, что успеет увидеть ее собственной персоной.

В тот же вторник, в полседьмого вечера, Лео Бруннер все еще работал в уголке частной конторы Фрэнки Руффало, помещающейся над популярным клубом Фрэнки, названном «День Рождения» и находящемся в западном Голливуде.

«День Рождения», предлагающий членам клуба завтраки, обеды, коктейли и постоянные развлечения, сопровождаемые «комбо» из трех человек и целой труппой танцовщиц «без верха» и «без низа», был излюбленной и непревзойденной бухгалтерской «точкой» Лео Бруннера. Бруннер предвкушал свой ежемесячный визит сюда для проверки входящих и выплачиваемых счетов в бухгалтерском журнале Руффало задолго и с растущим волнением.

В качестве дипломированного общественного бухгалтера Лео Бруннер вел дела небольшого масштаба, и клиенты его находились в рамках скромного дохода. В основном Бруннер работал в двухкомнатной конторе с одной помощницей на третьем этаже унылого, грязноватого здания, расположенного в районе Вестерн-авеню. Сидя в своей конторе перед пишущей машинкой и счетным компьютеризированным устройством (без которого он чувствовал себя как без рук), Бруннер занимался бумажной работой — готовил и отправлял ежегодные отчеты, запросы покупателям или кредиторам своих клиентов, предложения и рекомендации по представляемому им бизнесу и прочим. Больше всего в его профессии Лео нравилась часть работы, требующая посещений фирм клиентов и проверки документов у клиента «на дому». Но даже эти визиты не доставляли слишком большого удовольствия, не считая ежемесячного посещения лихого частного клуба Фрэнки Руффало.

Несколько раз, покидая клуб и спускаясь по лестнице к заднему выходу, Бруннер задерживался на минутку, чтобы посмотреть на выступление обнаженных девушек Руффало. Иногда танцевала лишь одна девушка, но бывало, что они выстраивали целый ряд. Девушки всегда были молоденькие, симпатичные и ужасно фигуристые. Они выходили «без верха», начинали покачиваться и вращаться под музыку и на половине своего номера скидывали трусики или короткие юбочки, полностью обнажая себя спереди и сзади. У Бруннера не было возможности наблюдать за ними вблизи, как делали завсегдатаи — девушки танцевали, двигаясь со сцены на выдающуюся в центр клуба платформу, — но они возбуждали его даже на расстоянии.

В этот вечер Лео согнулся над вторым столом, стоявшим за резным столом Руффало, и карандаш его бегал по счетам в журналах, но мысли то и дело уносились прочь, не давая сосредоточиться. Сквозь закрытую дверь он слышал доносящуюся снизу музыку и слабый гул разговора, перемежаемый взрывами хохота и аплодисментами, и поэтому ему трудно было держать в голове цифры дебетов и кредитов, расплывающиеся и разбегающиеся прямо на глазах.

Сегодня работа заняла у него почти вдвое больше времени, но, займись ею серьезно, он закончил бы ее минут за двадцать. Почему-то Лео не смог справиться с бухгалтерскими книгами в обычной эффективной манере; наконец он откинулся в скрипучем крутящемся кресле и попытался разобраться, что с ним происходит.

Пригладив щетку седеющих волос вокруг голой макушки, он снял очки в металлической оправе, давая усталым глазам отдых, и непроизвольно заглянул внутрь себя, подводя «ревизию» своим мыслям. Быть может, начинает сказываться возраст? Ему было пятьдесят два, и тридцать два из них он был женат на одной женщине, не имея детей. Но вряд ли дело только в возрасте и физической форме, потому что из-за малоподвижной работы Бруннер всегда следил за своим весом. Ростом он был пять футов и девять дюймов и весил вполне подходяще — 155 фунтов. В течение многих лет он каждое утро делал упражнения, чтобы держаться в форме. Регулярно питался органической, здоровой пищей и йогуртом. Бруннер сомневался, что на него действовал возраст или физическая пригодность. Множество мужчин его возраста, о которых он читал, были великолепными любовниками и пользовались успехом у молодых женщин.

Размышляя о своем положении, он наткнулся вдруг на причину своего беспокойства. Его сосредоточению явно мешало определенное им сейчас чувство, а по сути, два негативных ощущения: одно — отвращение, другое — жалость к себе. Бруннер был мягким человеком, спокойным и скромным, лишенным чувства зависти или ревности. Он никогда не считал себя способным на отвращение к чему-либо или кому-либо. И все же отвращение таилось в нем словно подвижная язва и он понимал, что испытывает его не к чему-то конкретному, а просто к самой жизни, рассматривающей его в качестве необходимости, а не в качестве ценной величины. Жизнь списала его со счета и прошла мимо, в то время как в зале клуба сидели мужчины его возраста и старше, с распухшими бумажниками, ничем не обремененные и глазели за коктейлями на обнаженных роскошных девиц, иногда приглашая их к столу, а потом и в постель, считая подобные развлечения само собой разумеющимися для людей, способных за них заплатить.