Как прикажете, Королева! - Вулф Энн. Страница 19

— Только и знаешь, что пилить больного старика, — пробурчал Боб, поднимаясь с диванчика. — Никакого уважения.

Мартин собрался быстро, а до клиники они доехали всего за каких-то полчаса. Боб было заартачился и попробовал предпринять еще одну попытку отговорить Джекки от этого рискованного шага, но Джекки была непреклонна, а Мартин, бросив на Ловкача сочувственный взгляд, сообщил, что сам он принимает сторону Джекки.

— Все вы предатели, — обреченно вздохнул Боб и выбрался из машины.

— Спасибо тебе, — искренне поблагодарила Джекки Мартина.

— За что? Я всего лишь отвез вас в клинику.

— Но мог бы этого и не делать.

— Пойдем, иначе вы опоздаете на прием… или Боб сбежит от нас по дороге.

— Ты с нами? — Синие глаза Джекки удивленно распахнулись.

Мартин подумал, что девушку с такими глазами необыкновенно приятно удивлять.

— С вами, — кивнул он, стараясь сдержать улыбку. — Вы все равно оставили меня без завтрака и без душа. Так что не вижу особенных причин спешить.

Джекки ничего не ответила, но Мартин чувствовал, что она рада тому, что он остался. О болезни Боба он слышал лишь намеками, но подозревал, что страхи Джекки не так уж и не обоснованы. Судя по всему, проблемы со здоровьем у Боба были уже давно, но все это время у Джекки попросту не было денег, чтобы сводить дядю к хорошему доктору.

В приемной Джекки и Мартину предложили кофе, от которого оба не отказались. За Бобом, нерешительно топчущимся возле окна, вышел доктор.

Боб бросил в сторону Джекки и Мартина отчаянный и жалостливый взгляд, но племянница посмотрела на дядю с таким суровым выражением на лице, что ему не осталось ничего, кроме как подчиниться врачу, надо сказать довольно вежливому и любезному пожилому человеку.

— Ух, даже не верится, — вздохнула Джекки, когда за Бобом закрылась дверь. — Первый шаг сделан. Иногда он, ей-богу как ребенок.

— Почему он так боится врачей? — с искренним удивлением посмотрел на нее Мартин.

— Была у него в детстве жуткая история. Один врач отфигачил у Боба мизинец, который можно было спасти. Вот такая страшная сказка.

— Да уж… — поежился Мартин. — Я понимаю беднягу.

— И я понимаю, — кивнула Джекки. — Только сейчас все может быть куда хуже, чем та история с мизинцем.

— Ты знаешь, что с ним, Джекки?

— Как-то раз мне удалось вытащить Боба к врачу. Но клиника, сам понимаешь, была куда хуже, чем эта. Доктор сказал, дела идут паршиво, возможно понадобится операция. У дяди больной желудок, а пьянство этот недуг не лечит, только усиливает.

— Теперь понятно, почему ты так злишься, когда он выпивает.

— А ты бы не злился?

Мартин пожал плечами и задумчиво ответил:

— Мне не о ком было заботиться. Разве что о тетке, когда она начала болеть. Только Леонелла умирала, и мне было об этом известно. Хотя, я, конечно, делал все, что мог, хоть и знал, что это скоро кончится.

— Ты любил ее? — внимательно посмотрела на него Джекки.

— Любил по-своему… — ответил Мартин. — Конечно, не так, как родителей. Она ведь мне такая же тетя, как и твой Боб тебе дядя. Я был сыном ее подруги, ее крестником. Когда родители погибли… — начал было Марти, но тут же замолчал. — Прости, боюсь, я не готов сейчас говорить об этом.

— Понимаю, — кивнула Джекки. — Моя мама тоже умерла. От болезни или от одиночества. Я и сама не знаю.

— Выходит, мы с тобой чем-то похожи, женушка, — усмехнулся Мартин.

— Не называй меня так, — поморщилась Джекки.

— Почему?

— Просто не называй. И все.

— Как прогулялись с Бадди? — с деланой небрежностью поинтересовался Мартин, но Джекки почувствовала, что вопрос задан ей не из праздного любопытства.

— Спасибо, неплохо, — усмехнулась она. — А как посидели со Сьюки?

— Спасибо, замечательно, — в тон ей ответил Мартин. — Зря ты так ополчилась против нее. На самом деле она очень милая.

— Бадди так не считает, — фыркнула Джекки. — И я с ним согласна.

— Бадди, Бадди, — раздраженно передразнил ее Мартин, и Джекки в который уже раз заметила, что в его медово-карих глазах мелькает угрюмая тень при воспоминании о друге. — Говоришь о нем, как о гуру.

— О ком?

— Гуру — это учитель. Тебе, кстати, он не помешает. Только уж точно не такой, как Бадди.

— А мне казалось, вы с ним лучшие друзья.

— Так и есть. Только лучшие друзья не обязательно во всем должны соглашаться друг с другом.

— Но ты ведь его не уважаешь.

— Нет, отчего же! — горячо возразил Мартин. — Я уважаю его. Только мне многое не нравится из того, что он делает и говорит. Хотя я редко с ним спорю. Только по принципиальным вопросам. И считаю его талантливым писателем.

— А он мне сказал, что ты пишешь неплохие картины, — призналась Джекки. — Странно, но в твоем доме я ни одной не увидела.

— Чертов болтун! — вырвалось у Мартина. — Ну вот, снова говорю на твоем языке.

— Да что в этом такого? — изумилась Джекки. — Подумаешь, рассказал о том, что его друг пишет картины. Ты же говорил, что Бадди писатель.

— Это другое.

— Почему другое?

— Ты как ребенок, — раздраженно ответил Мартин и потянулся за чашечкой кофе, стоявшей на стеклянном столике. — Почему, отчего? Есть вещи, которые трудно объяснить, Джекки.

— А ты попробуй. Может, я пойму.

— Прости, не хочется. Во всяком случае, не сейчас.

Даже обижалась она совсем как ребенок. Синие глаза налились печалью, взгляд ушел в сторону, а губы надулись.

Марти уже не испытывал раздражения — напротив, ему стало весело. Почти так же весело, как тогда, на катке. Захотелось растормошить ее, сказать что-нибудь смешное, чтобы губы расправились в улыбку, глаза загорелись той пронзительной искрящейся синевой, излучать которую были способны только эти глаза, глаза Джекки.

Мартин легонько коснулся пальцем пепельного завитка, выскользнувшего из-за ее маленького ушка. Джекки, казалось, ничего не почувствовала. Зато он почувствовал, да еще как. Неожиданно ему захотелось провести рукой по ее виску, пронизанному сеточкой нежно-голубых вен, по бархатистой коже на щеке, мягкой, как лепесток только распустившегося цветка. А потом скользнуть пальцами ниже, к ее подбородку, дерзкому, резкому, решительному, — полной противоположности мягким чертам ее лица и совсем не такому, как у той, о ком он, Марти, сейчас должен думать.

Мартин отдернул руку. Джекки, казалось, ничего не заметила.

Господи, да что на меня находит? — спросил он себя. Неужели все дело в том, что у меня давно не было женщины?

И, когда Боб вышел наконец из кабинета доктора, Мартин едва ли не с облегчением вздохнул.

— Ну как вы, мистер Уилсон? — вымучил он из себя веселую улыбку. — Остались живы?

Джекки сразу заметила, что Боб выглядит не очень-то веселым. Судя по всему, прогнозы доктора были далеки от оптимизма.

— Пожалуй, я загляну к врачу, — шепнула она Мартину. — Ты посидишь с дядей?

— Конечно, — ответил тот, все еще недоумевая, какого же черта он проводит время с девчонкой, на которой женился только ради тетушкиного наследства?

— С каждым днем все мрачнеешь и мрачнеешь. — Ронни Снайфер покачал головой, но его лицо выражало скорее сочувствие, нежели укоризну. — Что с тобой творится, девочка?

Джекки присела на краешек сцены. Конечно, она не могла рассказать Ронни обо всем, но некоторыми проблемами ей все же хотелось поделиться.

— Возила Боба к врачу, — печально сообщила она. — Ловкача придется оперировать. Теперь уже точно известно.

— Да, дела… — вздохнул Ронни. — Представляю, что он чувствует. Небось заливает горе виски?

— У него двойное горе, — невесело усмехнулась Джекки. — Доктор категорически запретил ему пить.

— Бедняга Боб. — Последняя новость потрясла Ронни едва ли не больше, чем первая. — Надеюсь, после операции ему станет легче.

— Все зависит от того, как она пройдет. Доктор говорит, что мы слишком долго тянули. Если бы Боб обратился за помощью раньше, то можно было рассчитывать на благополучный исход. Теперь уже никто ничего не может нам гарантировать. Боб пройдет обследование, и через неделю его положат в клинику. Еще через неделю — операция. Так что у меня мало поводов для веселья, Ронни.