Хозяева Острога - Чадович Николай Трофимович. Страница 41

У Хозяина не прощупывался пульс, не прослушивалось дыхание, отсутствовала реакция на свет, не проявлялись кожные рефлексы, но причиной тому был не предполагаемый летальный исход, а отсутствие соответствующих органов. Вот и делай тут что хочешь.

Не было ясности и в других специфических вопросах – например, какие условия содержания больше всего подходят необычному пациенту. Одни Бальзамы указывали на благотворное влияние тепла, а другие, наоборот, утверждали, что огонь очага иссушает ничем не защищенную кожу. После долгой полемики сошлись на том, что лучше всего согревать Хозяина жаром человеческого тела.

Услышав это, Темняк подмигнул Бадюгу – готовься, дескать. Тот в ответ изобразил в воздухе петлю – лучше повешусь, но подобного издевательства над собой не допущу.

Единственное вполне определенное заявление Бальзамов звучало так:

– Когда появятся явные признаки смерти, например, трупные пятна или зловонный запах, ты дай нам знать. Мы из него в назидание потомкам сделаем чучело.

Прогнав Бальзамов, Темняк решил спасать Хозяина собственными силами. Логика, да и слухи, упорно циркулировавшие в Остроге, подсказывали, что существо, лишенное рта, должно питаться через кожу. Он сделал жиденькую кашицу из «хозяйской жвачки» и смазал ею тело Хозяина – не все, конечно, а только отдельные места.

Это принесло успех, хотя и относительный. Хозяин впервые подал признаки жизни – кожа его резко дернулась, как у лошади, укушенной оводом, и отвергнутое угощение плюхнулось прямо в лицо кормильцу, то есть Темняку. Такое поведение, конечно, выглядело черной неблагодарностью, но кое-какой урок из него, при желании, можно было извлечь. Ну кто, спрашивается, согласится питаться собственными отбросами? Хотя с другой стороны, голод и апельсиновые корки заставит жрать.

Темняк перепробовал по меньшей мере дюжину самых разных кулинарных рецептов, но результат был примерно тот же. Хозяин привередничал, словно невестка-каннибалка, угодившая в семью вегетарианцев. Промучившись так несколько суток, Темняк уже готов был расписаться в собственном бессилии, но Хозяин сам пришел к нему на помощь.

Однажды утром, к сожалению, не таким прекрасным, как этого хотелось бы, Темняк обнаружил отсутствие Хозяина. А надо сказать, что, следуя советам Бальзамов, все последние ночи он брал несчастное существо к себе в постель, чем несказанно возмущал некоторых прекрасных острожанок, тоже претендовавших на это место. Своими впечатлениями об этих ночах Темняк ни с кем не делился, хотя сильно спал с лица и временами засыпал прямо на ходу.

Сбежать Хозяин не мог, поскольку все двери, ведущие в соседние помещения, закрывались на прочные запоры, а дымоход был забран надежной решеткой (предосторожность от Воров). Оставалось предположить, что это загадочное существо обладает способностью к телепортации, то есть к перемещению в пространстве усилием мысли.

Ясность в ситуацию внес Бадюг, несмотря на свою нерасторопность, всегда почему-то оказывавшийся в центре наиважнейших событий.

С заговорщицким видом поманив Темняка, он привел его в помещение, служившее для Годзи не только стойлом, но заодно бассейном и манежем. Понежившись в колодце, питавшимся водой из горячего источника (таких в Остроге было всего пять), ящер любил побегать и почесаться боками о шершавые стены.

Сейчас зверь пребывал в чрезвычайно благодушном состоянии, о чем свидетельствовал угольно-черный цвет кожи. Повсюду виднелись его свежие лепешки, отличавшиеся от коровьих только своими сказочными размерами.

В самой их гуще обретался Хозяин, тело которого формой напоминало сейчас Архимедов винт или, проще говоря, подающий шнек мясорубки. Медленно вращаясь в густом дерьме, он впитывал его в себя и при этом, как видно, испытывал немалое удовольствие.

Трапеза происходила в торжественном молчании, однако сопровождалась не слишком изысканными запахами, на что ни сам Хозяин, ни тем более Годзя никакого внимания не обращали.

– Фу-у… Он что, жрет это… – Темняк так и не подыскал подходящего словца.

– Да, – кивнул Бадюг, настроенный не то чтобы оживленно, а даже несколько игриво. – Извращенец. Ищет наслаждение в отвратном. И люди есть такие. Особенно бабы…

К чести Бадюга, детализировать своё высказывание он не стал. Пришлось Темняку заступиться за Хозяина.

– Ничего не поделаешь, – сказал он. – Тут не до приличий, если голод одолел. Каждый ест то, что может усвоить. Если нет своего желудка, приходится пользоваться чужим… А Годзя-то каков! Просто цветёт.

– Хозяин на него влияние имеет. Прежде пугал, а теперь задабривает. Чтобы тот свое дерьмо на сторону не уносил.

– Ну это-то ладно. А как Хозяин проник сюда? – Темняк недоуменно оглянулся по сторонам. – Нигде даже щелочки нет.

– Это для нас с тобой нет, а для него сколько угодно. Он под дверью запросто проползет.

– Но туда же… – начал было Темняк.

– Да-да, – подтвердил Бадюг. – Туда и ноготь не просунешь. Да только Хозяин способен становиться тоньше струйки, которой писает клоп. Преград для него вообще не существует. Уж таким, как видно, его природа устроила.

Пол в стойле постепенно приобретал почти стерильную чистоту. Глядя на это, Темняк решительно произнес:

– С этого дня стели нам отдельно. И в разных углах.

Однако насытившийся Хозяин ночью вновь приполз к Темняку под бочок. По старой памяти, так сказать. И надо признаться, что, несмотря на столь скотский образ питания, он был опрятен телом, как никто другой в Остроге, более того, даже благоухал какими-то неведомыми ароматами. Впрочем, это могло быть лишь результатом искусно созданной иллюзии.

Но ведь всё, чего мы добиваемся от жизни, начиная от самых грубых удовольствий и кончая самыми возвышенными страстями, есть не что иное, как мимолетная иллюзия. Жаль только, что это становится ясным слишком поздно.

Прослышав про чудесное выздоровление Хозяина, к Темняку со всего Острога потянулись ходоки, движимые не одним лишь банальным любопытством, но и многими иными побуждениями.

Например, Киселей Хозяин интересовал как возможный потребитель их и без того популярного напитка. Ведь если задуматься, дерьмо и кисель вырабатываются из одинакового исходного продукта и во многом по схожей технологии. А главное, как полагали сами мастера, кисель был значительно вкуснее, особенно те его сорта, куда для аромата добавляли толченых клопов.

Иголки намеревались сделать Хозяина живым символом своей веры. Впрочем, в мертвом виде он устроил бы их ещё больше. Не всегда удобно молиться кумиру, подверженному разнообразным соблазнам плотского существования.

Воры хотели испросить у одного из законных владык Острога подтверждения своих древних прав на умыкание чужого имущества.

Бездетные женщины почему-то надеялись, что Хозяин излечит их от бесплодия (кстати говоря, многим из них по ходу дела помог Бадюг, на которого, по его собственным словам, снизошла некая толика благодати, отпущенной небожителю по праву рождения).

Не показывали носа лишь те, кто должен был интересоваться Хозяином больше всего – Бальзамы и Свечи. Первые просто стыдились своей непростительной промашки, допущенной в самый первый день (это же надо, явиться к Хозяину с горшком слабительного!), а вторые слишком ревниво относились к безродному чужаку, заимевшему в Остроге такое влияние.

Сам Темняк в подобные мелочи не встревал. Сейчас его занимали совсем иные заботы, в сравнении с которыми рытье туннеля и создание воздушного шара отступили на задний план. Он ломал голову над тем, как с максимальной выгодой для себя использовать нечаянное знакомство с Хозяином (которое, правда, происходило пока на самом примитивном уровне).

Удача сама по себе ничто. Надо ещё уметь правильно употребить её.

Тем не менее встреча с представителями клана Свечей всё же состоялась. И ни с кем-нибудь, а непосредственно со Свистом Свечой, верным соратником Темняка по Бойлу и явным антагонистом в нынешней жизни.

Его в бессознательном состоянии обнаружили на куче свежего мусора примерно в том же месте, что и Хозяина. Причём сходилось и время – раннее утро, когда сон простых острожан особенно крепок. Только на сей раз сомнительная честь спасителя досталась не Бадюгу, разрывавшемуся между Годзей и нуждавшимися в исцелении женщинами, а Дряку Сторожу, возвращавшемуся к себе после проверки ночных дозоров.