Летние обманы - Шлинк Бернхард. Страница 17

В тот вечер он в нее влюбился. Она легла спать растерянная. При следующей встрече на книжном фестивале в Пасо-Роблесе, где Кейт пустила его в свой номер, он оказался вовсе не тем неловким мальчиком, каким она его себе представляла, а полным страсти мужчиной. Так ее еще никто не любил. Никто до него не обнимал ее так жадно, не льнул так крепко, не размыкая объятий даже во сне. Это была какая-то безоглядная, всепоглощающая разновидность любви, которой она еще не встречала, это пугало ее и влекло. Снова вернувшись в Нью-Йорк, он там остался, продолжая неловко и упорно за ней ухаживать, пока она не разрешила ему переехать к ней. В ее квартире места хватало. Опыт совместного житья оказался удачным, и через полгода они поженились.

Совместная жизнь постепенно менялась. Вначале оба работали рядом, за соседними столами, дома или в библиотеке и вместе выступали на публике. Затем у Кейт вышла вторая книга и стала бестселлером. Теперь она уже выступала одна. После третьей книги у нее начались разъезды по всему свету. Он часто сопровождал ее, но уже не желал принимать участия в официальных мероприятиях. Хотя Кейт и представляла его всюду как известного немецкого писателя, однако ни его имя, ни книга, которую он написал, никому не были известны, и ему были ненавистны любезности, оказываемые ему в качестве супруга Кейт. Он почувствовал, как она боится, что в нем говорит зависть к ее успеху:

— Я не завидую. Ты заслужила свой успех, и я люблю твои книги.

Точек соприкосновения в их жизни становилось все меньше.

— Так дальше нельзя, — сказал он. — Ты слишком подолгу отсутствуешь, а когда ты здесь, то возвращаешься домой выжатая как лимон, у тебя нет уже сил на разговоры, нет сил, чтобы любить.

— Я и сама замучилась от этой кутерьмы. Я уже почти от всего отказываюсь. Что мне делать? Не могу же я отвечать отказом на все предложения!

— Что же тогда будет, когда появится ребенок?

— Ребенок?

— Я нашел тест с двумя красными полосками.

— Это еще ничего не значит.

В первый тест Кейт даже не поверила и сделала второй. Став матерью, она тоже сперва не хотела верить, что придется что-то менять в своей жизни, и продолжала вести прежнюю жизнь, как до рождения ребенка. Но когда она вечером, вернувшись домой, брала дочку на руки, та начинала извиваться и тянуться к отцу. Этого Кейт не выдержала, и сердце ее затосковало по другой жизни, где будет только ребенок, муж, писательство, и ничего больше. В суете нового дня тоска забывалась. Но потом начала возвращаться, и чем больше становилась Рита, тем больше она крепла, и Кейт с каждым разом все больше пугалась.

Однажды вечером перед сном он сказал:

— Я больше так жить не хочу.

Тут она вдруг испугалась, что может потерять его и Риту, а жизнь с ними обоими представилась ей как самое дорогое, что есть у нее на свете.

— И я тоже. Я сыта по горло разъездами, читками, лекциями, банкетами. Я хочу быть с вами и писать книги и чтобы ничего больше.

— Это правда?

— Мне бы только писать, а кроме этого, мне нужны только вы. Все остальное мне не нужно.

Они попробовали жить по-другому. Через год оба поняли, что в Нью-Йорке это невозможно.

— Жизнь здесь тебя изматывает. Ты же любишь луга, и деревья, и птиц. Я приищу нам домик на природе.

4

После нескольких месяцев сельской жизни он сказал:

— Тут не только лужайка, и деревья, и птицы. Тут все живет и растет — дом почти что готов, Рита окрепла по сравнению с тем, какой была в городе, а на яблонях, которые мы с Джонатаном подрезали, зреет хороший урожай.

Они стояли в саду. Он — обняв Кейт, она — прислонившись к его плечу.

— Только моя книга все никак не подвигается к завершению. Разве что к зиме или к весне.

— Это уже скоро! Разве тут тебе не легче пишется, чем в городе?

— К осени будет готов первый вариант. Ты хочешь почитать?

Она всегда стояла на том, что книгу, над которой работаешь, нельзя никому показывать, о ней даже ни с кем нельзя говорить, а то накличешь неудачу. Он обрадовался, что она ему так доверяет. Он заранее радовался яблочному урожаю и сидру, который наготовит. Он уже заказал большой чан.

Осень пришла рано, и от первых заморозков листва заполыхала багряными красками. Рита не могла наглядеться на деревья и горящий камин, когда в холодные вечера, подложив для растопки бумагу, они поджигали дрова. Он давал девочке самой смять бумагу, уложить лучину и поленья, чиркнуть спичкой и разжечь огонь. И все равно она восклицала:

— Смотри, папа! Смотри!

Для нее это всегда оставалось чудом.

Когда они втроем устраивались посидеть у камина, он всем наливал горячего сидра: Рите — с зеленым листком мяты, а себе и Кейт — с добавкой кальвадоса. Возможно, причина была в кальвадосе, но в эти дни она чаще соглашалась отвечать в постели на его ласки Возможно, причина была в том, что она почувствовала облегчение, закончив первый вариант рукописи.

Сперва он думал читать каждый день понемножку и договорился с Ритой, что она теперь каждый день будет некоторое время играть одна. В первый день она с гордостью постучалась к нему в дверь, выдержав два часа, и, выслушав заслуженную похвалу, пообещала, что завтра постарается поиграть сама еще дольше. Но к следующему дню необходимость в этом отпала, так как ночью он встал и дочитал все в один присест.

В трех первых романах Кейт описывалась жизнь одной семьи во времена вьетнамской войны: возвращение пропавшего сына из плена к девушке, которая была его великой любовью, но та уже вышла замуж, и у нее растет дочь, затем судьба этой дочери, родным отцом которой был не тот человек, за которого вышла замуж ее мать и который ее растил, а вернувшийся из Вьетнама солдат. Каждый роман был самостоятельной книгой, но вместе они составляли портрет целой эпохи.

Действие нового романа Кейт относилось к современности. Молодая пара — оба работающие, оба сделавшие успешную карьеру, но обреченные на бездетность — решает усыновить ребенка и отправляется за ним за границу. В ходе поисков они то и дело попадают в различные переделки, натыкаясь на препоны медицинского, бюрократического и политического характера, на этом пути они встречают бескорыстных помощников и сталкиваются с коррумпированными дельцами, попадают в комические и опасные ситуации. В Боливии, поставленные перед выбором усыновить очаровательных двойняшек или разоблачить преступную шайку посредников, рискуя тем, что усыновление расстроится, муж и жена поссорились. У обоих рушатся прежние представления о самом себе и о супруге, их любовь и брак на поверку не выдержали испытания. Дело кончается тем, что усыновление не состоялось, а будущее, каким они его себе представляли, лежит в осколках. Но в их жизни открываются новые горизонты.

Было еще темно, когда он переложил последнюю страницу в стопку прочитанных листов. Он зажег свет и раскрыл окно, вдохнул холодный воздух и увидел на лужайке иней. Книга ему понравилась. Она была написана увлекательно, волновала воображение, стиль повествования отличался такой легкостью, какая прежде была несвойственна Кейт. Читателям она наверняка полюбится; они будут сочувствовать героям, вместе с ними надеяться и отчаиваться и, благодаря открытому концу, начнут сами додумывать, что было дальше.

Но почему Кейт дала ему прочитать рукопись? Было ли это только знаком доверия? Не себя ли с ним подразумевает она под этой парой, перед которой открываются новые горизонты? Не предостережение ли это ему? Не хочет ли она сказать ему, что их прежняя жизнь на поверку не оправдала ожиданий, не предлагает ли она ему настроиться на новую жизнь? Он со вздохом покачал головой. Только не это! Но возможно, все обстоит как раз наоборот. Возможно, этим концом романа она как раз хотела выразить свою радость оттого, что они начали новую жизнь. И не они та пара, чья жизнь разбилась и лежит в осколках. Напротив, они такая пара, чья жизнь лежала в осколках, но теперь у них началась новая.