Илоты безумия - Чергинец Николай Иванович. Страница 3

Устроились в мягких низких креслах. Между ними — журнальный столик, на нем — зеленый чай. Майер прекрасно знал обычаи Востока и занялся чаем. Хозяин подарил гостю вежливую улыбку, внимательно присматривался к нему. Майер здесь уже третий раз и успел немного изучить этого лет тридцати пяти — сорока командира крупного отряда моджахедов. Он, наверное, недавно вернулся с гор: загорелый, худой, скуп на слова.

Рахматулло, так звали командира, потянулся к небольшому фарфоровому чайнику и как бы невзначай спросил:

— Господин Майер, вас только офицеры интересуют?

— Желательно, но если у вас есть и солдаты, то мне надо увидеть каждого из них, поговорить. Мне необходимо знать, где они учились, какая у них специальность… — после небольшой паузы добавил: — Ведь я за каждого большие деньги плачу. Сами понимаете, не из собственного кармана. С меня тоже отчет требуют.

— У нас есть три русских солдата и офицер, — Рахматулло сделал многозначительную паузу: — Но об офицере и одном солдате мы почти завершили переговоры с фирмой. Они предлагают нам хорошую цену и партию оружия.

— А где остальные солдаты?

— Завтра привезут. О них мы еще ни с кем не говорили.

— А офицер и солдат, которых вы уже, будем считать, продали, у вас находятся?

— Да, пока у нас. Через два дня прибудет представитель фирмы для окончательного решения вопроса.

— Уважаемый Рахматулло, — гость налил в свою чашку чай, — я — бизнесмен и уважаю близких по духу людей. Причем я редко ошибаюсь в людях и рад, что судьба свела меня с вами. Вы человек дела и слова. Скажите, я могу быть с вами откровенным и рассчитывать на дружеское, честное отношение с вашей стороны?

— Аллаху было угодно, чтобы наши пути скрестились. Мы знаем о высокой репутации вашей фирмы, поэтому вы, господин Майер, пользуетесь среди наших руководителей большим доверием и уважением. Вы можете быть уверены в моем честном сотрудничестве, — Рахматулло сделал небольшую паузу и козырнул своей осведомленностью: — Кто знает, может быть, бывая в Карачи, Кувейте или, скажем, в Иордании или Ливане, мне придется когда-нибудь обратиться в ваши представительства.

Афганец явно демонстрировал хорошую осведомленность о фирме, которую представлял Майер. Это сразу же понял гость и, не мешкая, ответил тем же:

— Мы всегда будем рады вас видеть, господин Рахматулло. Я, конечно, тоже часто бываю, скажем, в Карачи и нередко проезжаю мимо вашего дома у голубой мечети. Пусть Аллах ниспошлёт всем вашим шестерым детям и их матери здоровье и счастье. Да не погаснет очаг в вашем доме.

Майер видел: удар нанесен в цель. Как ни старался Рахматулло сохранить восточное спокойствие на лице, не смог этого сделать. Даже руки его стали подрагивать. Он улыбнулся:

— Я вижу, ваша фирма владеет не только экономической информацией.

— Это естественно, уважаемый Рахматулло, экономику всегда определяют люди, — Майер потянулся к своему тоненькому кейсу. Достал три небольших красивых футлярчика и протянул их хозяину:

— Здесь скромные сувениры для матерей ваших детей.

Майер уже не один год жил на Востоке и знал, что здесь в разговоре с мужчиной нельзя упоминать о его женах и их именах. А если надо что-то сказать, то говорить следует не иначе как «сестра» или «мать ваших детей».

По очереди раскрыв футляры, Рахматулло не смог скрыть своего восторга. Еще бы! В каждом лежали бриллиантовые серьги в золотой оправе.

— Сделано на Западе?

— Да, во Франции. Мне приятно, что они вам понравились.

— Прекрасные вещицы. Спасибо, господин Майер, мне, скромному командиру, все время проводящему в горах и боях, таких ценностей никогда не купить.

Майер хорошо знал, что Рахматулло очень богатый человек, но говорить об этом не стал и, подыгрывая ему, небрежно махнул рукой:

— Мне доставляет удовольствие сделать вам приятное. Примите эти украшения как знак моего уважения к вам.

— Благодарю вас, господин.

Майер знал и о жадности Рахматулло, поэтому на щедрый подарок и сделал ставку.

Рахматулло тоже был неглупым человеком и понимал, что европеец зря не будет делать роскошных подарков, и за улыбками благодарности скрывал нетерпение, стараясь понять, чего гость хочет.

Майер словно раздумывал:

— Значит, офицера и одного солдата вы, будем считать, уже продали. Если не секрет, уважаемый Рахматулло, то кому? Кто вам так щедро платит за этих русских?

Рахматулло простодушно ответил:

— Поверьте, господин Майер, я не знаю, кого представляет тот человек. Для нас, бедных воинов ислама, сейчас немаловажную роль играют деньги. Мы ведь ведем тяжелую войну за освобождение Афганистана от неверных, и нам очень многое нужно. Кстати, цены на оружие сейчас опять подскочили.

— Что поделаешь, война во все времена недешево стоила, — Майер отхлебнул из чашки и неожиданно спросил: — Уважаемый Рахматулло, а не могли бы вы дать мне возможность побеседовать с пленными? Обещаю, я не буду их склонять к бегству или действиям, направленным против вас. Мне просто интересно познать их психологию. Я ведь, кроме того, что коммерсант, еще и скромный журналист, и, кто знает, может, когда-нибудь придется писать о нынешних временах.

— Я не возражаю, но у нас нет переводчиков. Они все четверо сейчас с несколькими группами моего отряда в Афганистане.

— Я постараюсь обойтись без переводчика. Поверьте, я не забываю хороших дел и всегда стараюсь платить тем же.

— Хорошо. Их сюда привести?

— Пожалуй, не стоит. Лучше, если меня проведут к ним. Как я понимаю, таким образом мы уменьшаем опасность побега?

— Они не убегут, — ухмыльнулся Рахматулло, — оба после ранения болеют. Им надо благодарить Аллаха, что наши люди их не прикончили. Два года держали в горах, кормили, лечили… Вы сейчас пойдете к ним?

— Да, не будем терять время.

Майер и Рахматулло направились к дверям.

Даже мощные зеленые кроны деревьев не могли принести прохладу. Казалось, солнце жгло со всех сторон. После прохладной свежести, которую создавали в помещении кондиционеры, Майер почувствовал себя как в парной.

Не надо было и на часы смотреть, чтобы убедиться, что время приближается к самой жаркой части дня. Гость приоткрыл заднюю дверку «мерседеса» и небрежно бросил на сиденье кейс.

Они прошли по узкой, скорее похожей на тропинку, дорожке и через несколько минут оказались у небольшого приземистого здания, одну-единственную дверь которого охраняли двое часовых. Заметив Рахматулло, они услужливо отомкнули дверь. Один что-то спросил у командира, тот ответил: «Не надо».

Пленники находились в подвале, освещенном темноватой, пыльной лампочкой.

У дальней стены сидели двое. Бинты и грязная одежда были пропитаны кровью. Стоял невыносимый запах гниющего человеческого тела.

Майер спросил:

— Я бы хотел поговорить с каждым отдельно. Нельзя вас попросить, чтобы одного из них вывели на прогулку? Рахматулло заколебался, но гость взял его под руку:

— За все издержки я заплачу. Сделайте для меня одолжение.

— Хоп, — ответил Рахматулло. — С кем вы хотите говорить первым?

— Безразлично. Ну, пусть выведут солдата.

— Хорошо, господин Майер. Для вас я сделаю все.

Он громко позвал охранников. Они бегом спустились в подвал. Рахматулло показал пальцем на сидевшего ближе к нему пленного:

— Выведите этого наверх. Пусть побудет там. Когда господин прикажет — поменяйте неверных местами.

Охранник подошел к заросшему щетиной парню и сделал знак автоматом: вставай.

Пленный с большим трудом встал. Было видно, что он ранен в плечо и ногу. Худой, с запавшими глазами, не обращая внимания ни на Рахматулло, ни на Майера, он тяжело заковылял к выходу. Вся истрепанная, в дырах, одежда болталась на нем, как на вешалке.

— Я буду у себя. Охранники сделают все, что вы прикажете, — Рахматулло, чуть поклонившись, вышел.

— Спасибо, уважаемый.

Майер молча осматривал помещение. Вряд ли моджахеды могли здесь установить подслушивающие устройства. Рахматулло временно использовал этот подвал, пока шли переговоры о продаже пленных.