Илоты безумия - Чергинец Николай Иванович. Страница 71

— Вы сами отдали Дино фотоаппарат и пленки или кто-либо другой?

— Ого! — воскликнул Мельников. — Вы случайно не путаете, господин Керим? О каком аппарате, о каких пленках вы ведете речь? Нет ни у меня, ни у моих товарищей ни фотоаппаратов, ни пленок. Уверен, что и у Бугчина ничего такого не имеется.

Керим обернулся к Анохину:

— А что, если капитану, впрочем, всем троим, показать казнь их друзей?

— Это можно. Мельников же не дурак, поймет, что их очередь — следующая.

— И вы думаете, что он начнет говорить правду?

— Считаю, что да. Он — офицер и не чета солдату и уголовнику. Думаю, что с ним мы найдем общий язык.

— Хорошо. Прикажите всех троих через полчаса доставить к месту.

Он уставился на Мельникова мгновенно налившимися кровью глазами:

— И если после этого не пожелаете говорить правду, то самое худшее, что вам пришлось пережить у моджахедов, покажется легкой щекоткой.

И тут Керим неожиданно улыбнулся:

— Надеюсь, благоразумие и любовь к жизни возьмут верх. Я приглашаю вас убедиться в справедливости моих слов.

Он прошелся по комнате и остановился у окна:

— Поэтому я и хочу вас, капитан, пригласить на спектакль. Его можно назвать так: «Расплата», не желаете посмотреть?

— Спектакль? Где, здесь?

— Да, конечно. Не могу же я вас везти в город, не убедившись в вашей лояльности.

— А в чьей постановке? — скорее машинально, чем осознанно, спросил Мельников.

— В моей конечно. Я хочу показать вам казнь вашего Дино и его сообщника, — Керим сделал паузу и многозначительно добавил: — Что делать с остальными сообщниками этого Дино, я решу несколько позже.

— Дино?! Он, по-моему, хороший, послушный слуга, не более, — пробормотал Мельников.

Капитан пытался что-то говорить, а сам лихорадочно искал выход. Что-что, но видеть мучения и смерть тех, кто борется в одних рядах с тобой, — это уже чересчур! Где найти силы, чтобы сдержаться?!

«А может, послать их всех на хрен и врезать этому мерзавцу? Хотя бы вон той пепельницей? Одним палачом в мире меньше станет. Нет, спокойнее, спокойнее, капитан! В этом деле кулаками ничего не решишь».

Мельников огромным усилием воли заставил себя искать выход. Он, глядя в глаза Кериму, сказал:

— Господин Керим! Если вы не хотите мне верить, то можете в вашем спектакле расстрелять не двоих, а троих. Знаете, я устал постоянно доказывать, что я не верблюд. Как хотите расценивайте мои слова, но казнь людей я видеть не желаю, по крайней мере добровольно. Я — солдат и считаю, что если уж убивать людей, то только в бою. Хотя смерть человека, пусть даже на поле сражения, тоже нелепость. Лично я не могу вас понять. То вы верите нам, то вдруг вас одолевают подозрения, сомнения. Если мы согласились с вами сотрудничать, то требуем хотя бы элементарного уважения к себе! Мы же люди, в конце концов!

И Мельников демонстративно отвернулся от Керима.

В этот момент тихо зазвучал телефонный звонок. Керим взял трубку:

— Я слушаю.

Мельников, конечно, не слышал, что говорил собеседник Кериму, но, видя, как Керим бросал на него короткие злые взгляды, понял, что речь о нем.

Произнеся несколько реплик, Керим положил трубку и сел в кресло. Сложив на столе руки и сцепив пальцы, Керим некоторое время в упор молча смотрел на Мельникова. Пауза длилась не менее минуты, прежде чем он спросил:

— Знаете, о чем мне только что сообщили?

Мельников молча пожал плечами.

— Мне сообщили, что и Дино, и Ахмед сознались в том, что вы трое поддерживали с ними связь.

— Бред, — чуть усмехнулся Мельников, а сам подумал:

«Черт! Неужели они не выдержали? Если это так, то тогда конец!» Керим нажал кнопку, вмонтированную в крышку стола, и в кабинет вошли двое автоматчиков. Керим что-то сказал, а Анохин перевел:

— Господин Керим приказал всех троих расстрелять. Идите. Мельникова охватила злость. Он тихо, еле сдерживаясь, глядя в глаза Кериму, сказал:

— Я пули не боюсь, господин Керим, но вы ошибаетесь!

Капитан резко повернулся и шагнул к дверям. Его вывели во двор, и он увидел Полещука, по бокам которого стояли двое автоматчиков. Чуть в сторонке, тоже под охраной двух автоматчиков, стоял Бугчин. Он громко матерился:

— Мать их!.. Чего это они? А? Надо же! За что они под штык нас?! Что мы сделали?

— Сказали, что расстреливать будут, — тихо пояснил Мельников.

— Это мне тоже сказали, — ответил Полещук и почему-то спросил: — Где они это сделают?

— Думаю, что не в Париже, — горько усмехнулся Мельников. И вдруг его обожгло: «Постой, постой, капитан! А при чем здесь Бугчин? Керим же сказал, что Дино и Ахмед сознались в связях со мной, Володей и Бугчиным. Это же неправда. С Бугчиным они никаких отношений не поддерживали. Что это?! На пушку меня и Володю берут?!»

Он спросил у Бугчина:

— Тебя допрашивали?

— Спрашивали о каком-то фотоаппарате, о встречах с Дино. Не знаю, какого хрена…

Сильный удар прикладом в спину прервал Бугчина, и тот чуть не упал, грязно выругавшись.

Их поставили в затылок друг к другу и приказали следовать за одним из охранников.

Прошли через большую ровную площадку, на которой стояло с десяток грузовых и легковых автомашин. Подошли к месту, откуда узкая тропинка вела в горы. Минут через пятнадцать они оказались на том же месте, где в первый день присутствовали при расстреле группы отступников.

Охранники, подталкивая стволами автоматов, подвели их к ровной, отвесно уходившей вверх скале и заставили стать на колени.

Полещук, чуть заикаясь, сказал:

— Вить! А чего это мы будем умирать стоя на коленях? Давай встанем.

— Ты прав, Володя. Нечего нам перед ними на коленях стоять.

И они оба встали на ноги. Мельников полуобернулся и увидел сзади Керима, Анохина и еще нескольких человек, громко сказал:

— Наши солдаты стоя на коленях не умирают.

А сам подумал: «Неужели нас расстреляют?! Глупо как-то. Даже не попытались силой заставить нас говорить».

У него действительно были сомнения. Не может Керим их так легко убить.

«Это возможно только при условии, если и Ахмед, и Дино — подсадные утки, провокаторы! Хотя нет, Ахмед же назвал пароль».

Вдруг Бугчин повернулся и, не вставая, на коленях начал передвигаться к Кериму. Упал к его ногам и запричитал:

— Господин Керим! Господин Керим! Простите! Не делайте ошибки! Я ни в чем не виноват. Я буду всегда вам служить верой и правдой! Умоляю, не убивайте! Я буду по гроб служить, даже бесплатно, только дайте мне жить!!!

Мельников воспользовался криком и мольбой Бугчина, чуть слышно сказал:

— Ты знаешь, Володя, мне кажется, что нас разыгрывают и никакого расстрела не будет.

— Почему ты так считаешь?

— Прежде чем нажать на курок, они бы с нас кожу содрали, требуя признания.

— Значит, наши держатся?

— Думаю, что да.

— Поживем, увидим, — пробормотал Полещук и добавил: — А я уже выбирал, на кого броситься, чтобы хоть одного гада с собой в могилу унести.

Но, увы, скорее всего Мельников ошибался. Керим пнул ногой Бугчина, пытавшегося целовать его туфли, и что-то приказал охранникам, они подхватили обреченного и подтащили к скале. Бугчин громко рыдал, его штаны стали мокрыми.

Керим, соблюдая осторожность, приблизился к ним на несколько шагов:

— У вас осталась только минута. Будете говорить правду или нет?!

— Нам нечего говорить. Мы не виноваты, — глухо, но твердо ответил Мельников.

— Жду ровно минуту! — и Керим возвратился на место. Охранниками и палачами командовал бородатый араб. Он что-то сказал каждому из четверых автоматчиков, изготовившихся к стрельбе, и выжидательно смотрел на Керима. Тот следил за секундной стрелкой. Когда до истечения минуты оставалось не более десяти секунд, он громко спросил:

— Будете говорить?!

Мельников и Полещук молчали, а Бугчин еще громче закричал:

— А… а… Не убивайте!

Керим взмахнул рукой, и грянула автоматная очередь…