Роман - Миченер Джеймс. Страница 96

СУББОТА, 16 НОЯБРЯ. Тот факт, что нам с Йодером приходилось часто встречаться в колледже по различным вопросам, имел две положительные стороны. Это отвлекало меня от мыслей об ужасной утрате и давало мне возможность получше узнать человека, которого так любили в Америке. А недавно открылась еще и третья сторона, когда я получила возможность наблюдать, как у писателя рождается замысел романа. Для такой закоренелой любительницы чтения, как я, это была новая привилегия.

Все вышло совершенно случайно. В конце одного из таких заседаний я спохватилась, что не сказала Оскару, когда ему следует заехать за мной. Оказавшись без машины, я вынужден был воспользоваться предложением Йодера и отправиться домой вместе с ним. Вместо того чтобы ехать прямо к моему дому, мы двинулись проселочными дорогами, петлявшими среди полей, которые в это время года были облачены в свои лучшие наряды.

— Если бы вернулись мои сорок лет, — грустно заметил Лукас, любуясь красотами родного края, — я бы смог оказать людям важную услугу.

Когда я поинтересовалась, в чем эта услуга могла бы состоять, он поведал об этом так, словно говорил с незнакомым человеком, а не с женщиной, которая только что пережила убийство собственного внука:

— Я бы взялся за роман об этой трагедии. Место действия — Грензлер. Привычные мне персонажи. Все дышит миром, и вдруг происходит это ужасное убийство. — Он помолчал, раздумывая над возможными подходами к нему: — Мне бы не хватило смелости показать то, что увидели вы, на лужайке. Слишком ужасно. А вот окружение, мысли, связанные с происшествием, и конечный смысл — я бы мог заставить их послужить великой цели. — Но тут он замолчал, словно отказался от своей идеи.

Однако через некоторое время, не в силах оставить захватившие его мысли, он стал перебирать в уме тех, кто мог бы написать такой роман:

— Стрейберт мог бы сделать это. Дженни Соркин тоже могла бы, но она слишком причастна ко всему этому-лично, и к тому же она новенькая в наших местах. Есть многообещающий парень в Рединге, он мог бы, если бы был постарше. Есть еще один преподаватель в Ла-Фейетте, к которому я отношусь с большим уважением, но он придерживается другой точки зрения на подобные вещи. — И тут ему в голову пришла совсем неожиданная мысль: — Человеком, способным сделать это, несомненно, был сам Тимоти Талл! Он бы продемонстрировал принципиально новый подход. Не знаю, какой именно, но тут были бы и вспышки озарения, и разрывы повествования, и многоликие персонажи. Он нашел бы такой ход, который как нельзя лучше отвечал бы действию романа. Результат мог превзойти все ожидания.

Невозместимость утраты, которую общество понесло со смертью моего любимого внука, и идея написания романа об убийстве подействовали на него так, что вместо прямого пути через Дрезден по автостраде он пустился в объезд по университетской дороге, огибавшей колледж, словно надеялся встретить на ней голосующего Тимоти, и едва сдерживал рыдания, пока мы колесили по ее пустынному и пыльному полотну. Мы почти заблудились, а когда разобрались, где находимся, выяснилось, что крутой поворот вправо ведет туда, где находится ферма Цолликофферов.

— Заедем и узнаем, нет ли у них новостей.

Когда мы вошли в кухню, Фрида с Германом готовили ужин. В воздухе носились соблазнительные запахи.

— Щас позовем Эмму и уже устроим праздник, — обрадованно выкрикнула Фрида на своем немецком наречии.

Герман отвел нас с Йодером в сторонку:

— Я все думаю о той статье про Тимоти и его миллионы. Кто в наших краях мог видеть газету, издающуюся в другом городе? Уж конечно, не обычные негодяи из Ньюмюнстера или Дрездена, о которых известно полиции. Скорее всего, кто-то из студентов колледжа, где эти газеты имеются в библиотеке. Сдается мне, что вы найдете убийцу среди его друзей из колледжа.

Но Лукаса интересовал другой подход к этому делу:

— Возвращаясь окольными путями домой, я думал — или, скорее, фантазировал — о том, как бы обошелся с этой историей сам Тимоти Талл — писатель, понимающий эти края и их людей. Если бы он был жив, я бы задал ему такой вопрос: «Хорошо зная нас, что ты можешь сказать, какого сорта мужчина или женщина из нас — а не из чужих — могли бы совершить подобное?» А теперь представь, что ты молодой Тимоти. Тотже самый вопрос: «Кто из немцев способен на такое, Герман?»

— Хороший вопрос, Лукас. — Цолликоффер откинулся на стуле, демонстрируя подтяжки с ремнем. — Предположим, что это был кто-то из нас. — И он медленно начал рисовать словесный портрет, состоявший из черт знакомых ему людей. — Не нашего возраста. Мы слишком старые, чтобы решиться на подобное. Слишком слабые, чтобы действовать с такой силой, даже в ярости. Крепкие кости не так-то легко сломать.

— Они были сломаны?

— Ты разве не читал заключение эксперта? Сломаны правая рука и левая скула. Это были удары страшной силы. — Меня передернуло, но Цолликоффер не стал обращать на это внимания. — Лукас, им был мужчина. Даже самой сильной женщине это не по плечу. Мужчина лет до сорока пяти, мне думается. Не способный контролировать себя, потому что он продолжал наносить удары даже тогда, когда все уже было кончено.

— У тебя получается какое-то чудовище.

— О, нет! И адвокаты, и священники способны выделывать кошмарные вещи, если они застигнуты врасплох, не так ли, миссис Гарланд? Или когда они напуганы до смерти. Кстати, на месте убийства ведь была собака?

— Да, — ответила я. — Симпатичный Лабрадор по кличке Ксерксес.

— Но ведь его держали в доме?

— Да. Когда Тимоти оставался у меня, Ксерксес спал на его кровати.

— Итак, человек, который скрывается среди нас, немцев, это мужчина в возрасте, скажем, от восемнадцати до сорока пяти лет. Достаточно сильный, чтобы нанести столь мощные удары, и достаточно свихнувшийся, чтобы пойти на такое. Скорее всего, фермер, раз у него такая сила. Наслышанный о миллионах Талла. Три года раздумывавший, прежде чем решиться. — Он остановился. — Предположим, что он прочел или услышал о богатстве, когда ему было девятнадцать или двадцать. Но тогда у него еще не было смелости. Теперь ему двадцать два-двадцать три. Надо двигаться в этом направлении. — Но сказав это, он тут же поправился: — Нет, я все же думаю, что такой тип не мог видеть этой газеты. Им должен быть кто-то из колледжа — может быть, даже какой-нибудь футболист. Эти стероиды, которыми они пользуются, могут придавать им огромную силу. Запомните, Лукас, убийца должен быть чуть ли не гориллой. Имейте это в виду.

— Кто бы ни был убийца, он не извлек никакой прибыли из смерти Тимоти, — заметила я, желая вернуть их на землю. — А что, если это была попытка похитить его с целью выкупа?

Вопрос показался Цолликофферу совершенно нелепым.

— Миссис Гарланд, — терпеливо разъяснил он. — Убийца вовсе не собирался убивать вашего внука. А похищение вообще исключается. Ведь Тим был взрослым и довольно крепким парнем. Убийцу застали врасплох. Тим с собакой столкнулись с ним, и он набросился на них от неожиданности. Машинально, можно сказать.

— Каковы были тогда его намерения?

— Ограбление. Замышлялось обычное ограбление. В руках у него было какое-то приспособление, чтобы проникнуть в ваш дом. Все, что он собирался сделать, так это украсть сколько-то денег, если они попадутся под руку, или, возможно, телевизор или видеомагнитофон. Кража, которая вылилась в убийство.

Прежде чем я успела сказать, как это ужасно сознавать, что Тимоти погиб из-за каких-то вещей, послышался звук подъезжающей машины и перед домом появилась Эмма. Войдя в кухню, она не удержалась от упрека в адрес мужа:

— Я давно приготовила ужин. Где ты был?

Он показал на меня:

— В колледже.

Она обняла меня и сказала:

— Вы правильно делаете, что не даете горю одолеть себя.

Я с завистью смотрела, как все четверо энергично принялись за знаменитую еду Фриды Цолликоффер.

— Вы едите, как птичка, — кудахтнула в мою сторону Фрида, а мне-то думалось, что я налегаю изо всех сил.