Сальто ангела - Мод Марен. Страница 38
ГЛАВА VIII
Брат смотрит на меня. Он находит, что я — прелестная девушка. Он идет провожать меня до такси. На улице темно. В тот момент, когда я собираюсь захлопнуть дверцу машины, он шепчет:
— Не нервничай и, если не получится, возвращайся.
Он целует меня и захлопывает дверцу такси.
— Вам куда?
— В Булонский лес.
Шофер бросает на меня вопросительный взгляд.
— Куда же в Булонский лес?
— Я не очень хорошо знаю…
Жуткий страх охватывает меня. Хочется выскочить из машины, убежать, догнать брата, расплакаться, в общем, сделать что-нибудь, чтобы уйти от всего этого. Но я обзываю себя трусом, внутренне раздваиваюсь и начинаю думать, что здесь нет меня прежнего, а есть только эта накрашенная женщина в черном платьице-халатике, вызывающем любопытство у шофера. Наконец он понял:
— На работу, что ли?
— Да. Но это в первый раз, и я не знаю Булонского леса.
Шофер почесал в затылке и стал вспоминать:
— Ну, мы поедем по аллее Лонгшан, проедем Каскад, Боулинг и доезжаем до заставы д'Отёй.
Он как будто бы все знает, я же — ничего. Наверное, у меня глупый вид.
— Может быть, мне неудобно вас спрашивать, вы женщина или травести?
Я судорожно сглатываю слюну:
— Травести.
— А вы хорошо сложены для травести.
Глядя в зеркало, он следит за моими глазами. Я покрасила веки в бледно-зеленый с золотистым оттенком цвет. У меня красивые глаза. Я это знаю. Но в темноте Булонского леса кто их сможет увидеть? Мне не нужны мои глаза, и потом, в такую ночь я вообще ничего не вижу. Какая длинная ночь! Шофер указывает мне заставу Майо и аллею Лонгшан, место, где собираются травести. Мне советовали, однако, избегать этих мест. Еще несколько минут мы едем по Мадридской дороге, и затем я решаюсь.
— Хорошо, давайте здесь.
Застава Мадрид. Часы в машине показывают одиннадцать. Я расплачиваюсь и выхожу. Черный «мерседес» исчезает в глубине аллеи. Вокруг тишина и огромные деревья. Все как-то странно красиво. Надо мною вершина мощного кедра, а справа другой могучий кедр, кажется, касается луны.
В детстве я часто думал, что, взобравшись на такие деревья, можно достать луну. От страха у меня пересохло в горле. И вот уже какая-то машина останавливается. Меня зовут: «Садись».
Я принимаюсь бормотать как заученный урок то, с чего надо начинать подобные свидания, но голос мой дрожит:
— Двадцать франков за минет и пятьдесят за любовь.
— Садись.
Я продолжаю повторять все те же слова. Это так трудно в первый раз, почти как отвечать на устном экзамене. Мешают застенчивость и страх.
— Я не совсем настоящая девушка.
— Неважно, ты красивая.
Я сажусь рядом с пожилым мужчиной. Ему лет пятьдесят. Лица не видно. В машине нельзя разглядеть лицо, смотришь в основном на руки, на одежду. За окном темная ночь. Лиц никогда не различаешь, и они мгновенно забываются. Он меня спрашивает, умею ли «это делать». Я отвечаю утвердительно. Он останавливает машину, тщательно паркует ее между двумя другими, а я принимаюсь за вторую часть своего «урока».
— Ты мне дашь мой маленький подарок?
Таков обычай, чтобы платили вперед. Он протягивает мне две бумажки по десять франков и тут же достает свой член. Неловкие руки хватают меня за грудь.
— Если ты немножко добавишь, мы останемся дольше.
— Ты слишком нежна и застенчива и не похожа на травести.
— Это в первый раз…
Он мне верит, и это ему нравится. Он дает мне еще одну купюру. Следует приказ. За тридцать франков я обязана это сделать. И я повторяю мысленно: надо это сделать, надо.
Он говорит, что я очень красива, когда занимаюсь этим делом. Мне же страшно из-за моей неловкости. Я стараюсь изо всех сил. Все это крайне неудобно, ласки грубые, жесты резкие, я чувствую, как дыхание мужчины становится более учащенным. Здесь нужна осторожность. Одна из «каролин» мне недавно говорила: «Метод очень прост — прижать язык к нёбу, чтобы защитить горло. Ты увидишь, все происходит инстинктивно». Это у меня получилось, точно выталкиваешь изо рта горькое лекарство, и оно вытекает, не проникая в горло.
Ну вот, все кончено. Бумажной салфеткой вытираю рот. Во рту остается привкус фосфора. Неприятное ощущение мужчины. Человек обращается ко мне, я его не вижу, он словно тень, и эта тень мне обещает вернуться снова, потому что я очень мила.
Я оправляю платье. Машина трогается и отвозит меня под гигантский кедр. Я снова одна, но не проходят ни чувство отвращения, ни запах, который мне хотелось бы смыть — опустить голову в воду или пить что-нибудь большими глотками, чтобы промыть все внутри. Не надо об этом думать.
Еще одна машина появляется. Для раздумий времени нет. Я снова начинаю повторять: «Двадцать франков… пятьдесят франков… я не совсем настоящая девушка».
— Садись.
На этот раз клиент оказывается очень разговорчивым. Он ездит по Булонскому лесу уже больше часа, но красивей меня не видел никого. Раньше он меня не встречал.
— Это мой первый вечер.
Он мне не верит. Сколько же ему лет? Лет сорок. И так же невозможно рассмотреть лицо. У них у всех лица одинаковые. Позднее, вспоминая это время, я старалась различить эти лица, но они все были похожи. Болтун оказывается еще и очень осторожным. Он ищет укромный уголок, потому что боится полицейских. Если его захватят прямо в лесу, то обвинят в покушении на нравственность. А ему хочется заниматься любовью. Наконец он находит место на заброшенных железнодорожных путях в районе Пюто. Он говорит:
— Это займет у нас пять минут, и ни один легавый здесь не показывается.
Я прошу пятьдесят франков и повторяю, что если он мне даст еще, то мы останемся подольше. Он соглашается и добавляет несколько купюр.
Снова все повторяется, только теперь около машины. Его ласки очень грубы, видно, все мужчины становятся такими здесь, в этом лесу: недоверчивыми, грубыми, торопливыми. Я не сопротивляюсь, но я боюсь за свои груди, созданные гормонами, они очень хрупки. Мне бы хотелось иных ласк для моих только что расцветших грудок. Он меня раздевает, спускает колготки, трусики и так же, как и тот, вытаскивает член и требует, чтобы я открыла рот, потом вдруг внезапно прижимает меня животом к машине. Мне очень больно. Металл кузова настолько гладкий, что мне не за что уцепиться. Это ужасно. О другом я мечтала, но здесь не мечтают. Это просто физические упражнения, сопровождаемые приказами: «сильней, слабей, здесь, там», стоны, крики, я точно пойманное животное. Однако у этого животного уже появился рефлекс требовать побольше денег за подобные проделки.
Крик наслаждения знаменует конец операции и освобождение. Он меня отвозит под мой кедр. Я очень хороша, и теперь он думает, что я действительно дебютантка, и это ему нравится. Он меня хвалит и добавляет: «У тебя это пойдет».
Итак, я продалась во второй раз. Проходит несколько минут, и появляется третья машина. Все повторяется. Те же рефлексы, те же жесты, боль, крик, требование добавить денег и так далее. На этот раз он у меня спрашивает имя. «Мод». Он тоже говорит, что я была очень мила и что он вернется. Несколько секунд я могу отдохнуть под кедром, ноги меня не держат, но вот появляется четвертая машина, и обычный припев повторяется.
— Я не настоящая девушка.
— Я не люблю травести.
И он уезжает. Но за ним появляется другой. Затем следующий. Их тени, их члены, их лица — все смешивается в едином кошмаре. Итак, я обслужила пять клиентов. Подъезжает такси, я сажусь и еду домой. Все прекрасно, час ночи, и у меня двести семьдесят франков. Не надо искушать дьявола. На сегодня хватит. Ведь эти двести семьдесят франков я заработала за два часа, тогда как эта сумма составляет пятидневную зарплату в учреждениях связи. Страх прошел, я отпраздную свою победу в «Паве». Я должна выпить, я это заслужила, я стала женщиной. Это моя первая ночь, мой бал дебютантки. Другие девушки это поняли, я теперь их конкурентка. Они догадались, что ночью я работала. Теперь они мои соперницы, и я вижу, как изменились улыбки, и слышу другие слова. Язык изменился, я принадлежу отныне к их миру, в котором нет солидарности. Проституция — это вечное соперничество между женщинами. Я возвращаюсь. Увидев меня, брат присвистнул: