Убийство на Потомаке - Трумэн Маргарет Мэри. Страница 16

Выйдя из ресторана и расставшись со своим гостем, Сунь испытал облегчение и с наслаждением подставил лицо солнцу. Серое утро казалось малообещающим. Когда он приехал в ресторан, влажный и прохладный воздух наводил на мысль о скором дожде. Но пока они сидели за ленчем, подошедший атмосферный фронт словно веником пронесся по небу, и унылая серость безликого утра сменилась ясным и слегка прохладным днем.

Сунь взглянул на часы: они показывали десять минут третьего. Ленч затянулся, но приготовленное неизвестным шеф-поваром блюдо из лосося от этого только выиграло.

Он поправил лацканы своего черного двубортного пиджака от Армани, и в этот момент мимо прошла белокурая высокая женщина с точеной фигурой. Точнее было бы сказать: неторопливо проплыла. Он не отрываясь следил глазами, как соблазнительно покачивались ее бедра, и на губах его заиграла восхищенная улыбка. На лице Суня редко отражались мысли и чувства, поэтому друзья и коллеги называли его маловыразительным, а один из них даже посоветовал:

— Тебе бы участвовать в мировом чемпионате по игре в покер. С таким-то каменным лицом, как у тебя, ты мог бы выиграть шутя.

Сунь снова взглянул на часы. До звонка оставался еще целый час. Он, не торопясь, двинулся вперед, останавливаясь у витрин с выставленными в них товарами для мужчин, потом купил по пути стаканчик замороженного ванильного йогурта у уличного торговца и, наконец достиг цели своего путешествия — площади Судов, на которой находилась еще одна городская достопримечательность — памятник в честь стражей порядка, погибших при исполнении служебного долга. Площадь располагалась между Д-стрит и Ф-стрит со входом в метро в центре. Вдоль Д-стрит шли в ряд здания судов: Верховный войсковой апелляционный суд США, Верховный суд столичного округа, ряд последующих гранитных зданий занимали также учреждения правосудия и родственные им.

На противоположной стороне площади, на Д-стрит, возвышался Национальный музей строительства, в котором когда-то хранился пенсионный архив. По фасаду здания шел фриз из желтовато-коричневой терракоты, высотой 3 фута и длиной 1200 футов. На нем были изображены войска, участвовавшие в Гражданской войне. На фасаде был запечатлен парад пехотных, морских и медицинских частей, а также кавалерийских, артиллерийских и подразделений интендантской службы, возвращающихся с поля битвы.

Позади музея находилось Главное бюджетно-контрольное управление, за которым начинался район Вашингтона, называемый чайнатаун, он уступал по размерам, аналогичным кварталам в Сан-Франциско или Нью-Йорке, но тем не менее в нем нашли приют 5 из 30 тысяч американцев китайского происхождения, живущих в округе.

Сунь остановился перед аркой Дружбы — официальным входом в чайнатаун на Седьмой улице и Аш-стрит. Верх арки украшали красочные изображения трехсот сражающихся драконов. Беньчонг знал, что для жителей чайнатауна эта арка имела глубокий смысл. Для него самого она не представляла никакой особой значимости. Много лет назад он сделал для себя вывод, что символика вообще и религиозная в частности важны лишь для бедных, которые нуждаются в вере в таинственное, чтобы облегчить, нарушить монотонность своей беспросветной жизни. Но его жизнь с момента приезда в Америку никак нельзя было назвать безотрадной и монотонной.

Он прошел еще один квартал, время от времени останавливаясь, чтобы вдохнуть резкие ароматы, шедшие из маленьких продуктовых лавочек. Некоторые пристрастия не проходят с возрастом. Два пожилых китайца спорили, стоя на тротуаре, по поводу неудачной сделки. Речь шла о наручных часах, но Сунь прошел мимо и подробностей не слышал.

Он вновь остановился, на этот раз, чтобы прочитать надпись на мемориальной доске, укрепленной на здании, являющемся историческим памятником. Там было написано: «Пансион Сэре». Доску установил китайско-американский Клуб Львов. По их утверждению, именно в этом здании в 1865 году заговорщики планировали похищение Авраама Линкольна.

«Явно до того, как здание попало в руки китайцев», — подумал Сунь.

Через несколько домов по соседству находился ресторан. Сунь заглянул в него через окно. Ему махнули рукой. Он осмотрелся по сторонам и вошел внутрь. Не задерживаясь, мимоходом ответив на приветствие, он направился в конец зала и открыл дверь в кухню. Минуя разгоряченных, вспотевших поваров, он торопливо прошел в другую дверь, за которой начиналась узкая деревянная лестница. По ней поднялся на два этажа и оказался в устланном ковровой дорожкой коридоре, освещенном неярким светом встроенных светильников. В коридор выходило много дверей, перед одной из них, на которой стояли черные китайские иероглифы, обозначающие: импорт-экспорт, Сунь остановился. Он открыл замок своим ключом, вошел и снова запер дверь.

В комнате находились трое мужчин и одна женщина, которая поздоровалась с Сунем по-китайски. Остальные только подняли головы, а потом молча снова занялись своим делом. Выходившие на улицу окна скрывали плотные шторы. Источниками света являлись мощные галогенные лампы, установленные на каждом из четырех столов, за которыми трудились люди. У двоих мужчин были прикреплены лупы ювелиров. Из небольшого магнитофона лились звуки китайских мелодий.

Беньчонг обошел все столы. В сильном свете ламп ослепительным многоцветьем калейдоскопа сверкали рассыпанные на мягкой зеленой ткани многогранники алмазов.

Он вышел в другую комнату, со вкусом отделанную и обставленную, особенно по сравнению с аскетизмом первой. Шторы на окнах защищали и это помещение от света и посторонних глаз. В отделке кабинета — именно этой цели и служила комната — доминировал черный цвет.

Черным лаком был покрыт массивный стол с крышкой из белого мрамора. Черное кожаное кресло с высокой спинкой отделяло стол от жертвенника, также имевшего черное лаковое покрытие. На столе не было ничего, кроме сложной телефонной системы, состоявшей из автоответчика, микрофона с громкоговорителем для двусторонней телефонной связи и наушников — все черного цвета. Рядом стоял обычный телефонный аппарат, но из красного пластика. Центральное место на стене занимали большие круглые часы в черном, отделанном медью корпусе, показывавшие время всех часовых поясов.

На противоположной стене висела таблица, выполненная на белом пластике, с внесенными в нее названиями десятка американских городов, против каждого названия шла колонка китайских иероглифов.

Сунь снял трубку красного телефона и набрал знакомый номер.

— Рики на месте? Говорит Сунь Беньчонг.

Минуту спустя в трубке зазвучал вежливый голос Рики, отвечающего за обслуживание особых клиентов.

— Сунь Беньчонг, рад слышать ваш голос, как дела?

— Спасибо, хорошо. В голосе Суня не отразилось никаких эмоций. — Завтра мне нужно быть в Филадельфии. Хочу вечер провести у тебя.

— Замечательно, — откликнулся Рики. — Все, как обычно?

— Да.

— Время?

— Восемь тридцать.

— Обед подать к вам в комнаты?

— Да, жареные куры без кожи, соуса не надо, салат, одну булочку.

— Все будет сделано. Добро пожаловать вновь в Атлантик-Сити.

Беньчонг аккуратно повесил пиджак на вешалку за дверью и вернулся в кресло. Он откинулся на спинку, уперся ногами в край стола и закрыл глаза.

Он оставался в этой позе, пока не раздался громкий звонок другого аппарата. Сунь медленно повернулся, снял трубку и заговорил по-китайски, как и его собеседник.

Сунь: Здравствуй, как дела?

Голос: Прекрасно, просто отлично. Хочешь сделать заказ?

Сунь: Двести пятьдесят.

Голос: По преобладающим расценкам?

Сунь: Да, а они не изменились с прошлой недели?

Голос: Нет.

Сунь: Хорошо. Деньги переведут утром. Семья здорова?

Голос: У меня все хорошо, а как твоя… семья?

Сунь: Мы все здоровы.

Голос: Нам нужно как-нибудь снова увидеться.