Агентство «Аргентина» - Сербжинская Ирина. Страница 28

Алина поднялась и стала расставлять на столике тарелки.

— Пока по городу шляется оборотень, о развлечениях можно забыть.

Она посмотрела на Ньялсагу, как на нерадивого ученика, предусмотрительно забывшего дома дневник, чтоб не схлопотать еще одноу «двойку» по географии.

— Объясни, почему ты отправился на поиски один? Ты же сам учил нас никогда так не поступать!

Ньялсага на мгновение почувствовал себя в шкуре пятиклассника Соловьева.

— Времени в обрез было, — начал он оправдываться. — Цолери сказал, что Кемен со своей бандой уже выехал. Да и «попаданец»-то — ничего особенного, мелочь какая-то, вроде лепрекона или фильги. Я и решил проверить на скорую руку, благо, как раз и время свободное выпало. А получилось…

Бахрам пододвинул кастрюлю, навалил на свою тарелку груду тушеных овощей с мясом, потер руки и приступил к еде. Ява с интересом наблюдал, как приятель смело отправил в рот первую порцию.

— Рассказывай по порядку, — сказала Алина. Ньялсага вздохнул:

— По порядку… — он взял банку пива и подцепил кольцо. — Ну, случайно проходил мимо лавки Цолери, зашел, повидаться, узнать, нет ли каких новостей. А у него Кемен сидит, выясняет, почему очередной гость уже год как в этом мире околачивается, а Цолери его только-только почуял! Дэберхем как раз собирался лететь к нам с новостью.

Ява покосился на низкий столик, куда так удобно было бы положить ноги, потом взглянул на Алину и решил не рисковать.

— Кемен, конечно, думает, что Цолери специально прикрывал оборотня?

— Не знаю я, что он думает.

— Святые ежики! — вскричал Бахрам, поспешно прожевывая мясо. — Это Цолери-то? Да он никогда… он же соблюдает этот… как его… нейтралитет!

— Кемен постоянно к нему цепляется, — продолжил Ява. — Удивляюсь, почему Цолери это терпит.

— У Кемена, наверное, имеется какой-то компромат на него. И с его помощью он Цолери шантажирует, — со знанием дела заявил Бахрам.

— Цолери не больно-то пошантажируешь, — проворчала Алина.

— Компромат, конечно, — хмыкнул Ява. — Скажи еще: древний договор, подписанный кровью!

Бахрам перестал жевать и подозрительно уставился в тарелку.

— Святые ежики, Алина! Сдается мне, капусту надо тушить чуток подольше. Сыровата она. У нас в Легионе как-то была стряпуха из троллей, так она…

— Ты мне тут свои порядки не заводи, — умело поставила его на место Алина, уязвленная сравнением со стряпухой-троллем. — «Сыровата»! В рецепте написано, что капуста должна похрустывать на зубах!

— Да уж, хрустит она, будь здоров, — пробурчал Бахрам и отодвинул тарелку.

Дождавшись, пока Алина и Бахрам закончат препираться, Ньялсага продолжил рассказ.

Он покинул книжную лавку «Бродяга», в первой же попавшейся подворотне сотворил самое простое заклинание поиска и двинулся на розыски. Конечно, полагалось вызвать кого-нибудь на подмогу, но времени на это не было. Лепреконы и фильги были миролюбивы и покладисты, угрозы людям не представляли, особых хлопот с ними никогда не было и Ньялсаге очень хотелось обнаружить гостя первым, до того, как на него наткнется Кемен со своими подручными.

Однако поиски ничем не увенчались.

Заклятье выводили заклинателя то на одну улицу, то — на другую, то уводило на набережную, а потом и вовсе растаяло в воздухе, оставив мага ни с чем.

— Быть такого не может, — озадаченно пробормотал Ньялсага. Он сложил еще одно заклинание, пустил его по воздуху — невидная человеческому глазу серебристая нить затрепетала на морском ветерке и тут же растаяла, оставив после себя лишь медленно гаснувшие радужные искры.

Ньялсага облокотился на высокий парапет и, глядя на море, задумался. Незваный гость умело скрывался, такого не было, пожалуй, со времен призрака по прозвищу Тень, злобного привидения, который, отправляясь в свой мир, попытался прихватить с собой и людей — желательно, мертвыми. Но каким образом обычному лепрекону удавалось почти год водить за нос Цолери с его феноменальным чутьем на потусторонние существа?

Ньялсага взглянул в небо: Дэберхема не было, значит, поиски Кемена тоже были пока что безрезультатными.

Он подумал еще немного и вернулся к «Зеленому дракону». В машине нагревшейся на солнце, было жарко и душно, а кондиционер сломался давным-давно. Ньялсага открыл окно и вынул из кармана куртки синий ежедневник — «походную» книгу заклинаний. На ее страницах имелись заклинания на все случаи жизни и уж, конечно, можно было отыскать несколько подходящих заклятий поиска для тех, кто не желал быть обнаруженным.

Он полистал страницы.

— Вот оно, — Ньялсага впился глазами в строчки, написанные от руки. Заклинание было составлено каким-то безымянным чародеем давным-давно и Ньялсага, перенося четверостишие из основной книги в «походную» так и не удосужился перевести его с древнего языка на современный. С трудом припоминая значения иных слов и выражений, он принялся разбирать написанное.

— Гм… гм… «Надлежит прежде всего изловить серую кошку, дабы принести ее в жертву на одном из городских…». Кошку?!

Ньялсага с досадой захлопнул книгу.

Древний заклинатель явно выжил из ума и забыл, что серые кошки — это души убитых магов. А с мертвыми чародеями связываться — себе дороже!

Через минуту Ньялсага, успокоившись, снова открыл книгу и стал переворачивать страницу за страницей. Нужно было отыскать другое заклинание поиска и, желательно, такое, при котором не потребуется приносить в жертву серых кошек.

— Проклятый лепрекон, — сквозь зубы бормотал Ньялсага, пробегая глазами строчки. — Где ты научился скрываться от чужой магии? Закончил чародейскую школу?

Он перевел взгляд за окно.

— Лепрекон-маг? — спросил он сам себя и хмыкнул: лепреконы были свободолюбивы и непокорны, не терпели ни малейшего принуждения и чародейские школы с их жесткими правилами и порядками были явно не для них.

— А, может, это не лепрекон? — вдруг усомнился Ньялсага, пожал плечами и снова уткнулся в книгу. К счастью, вскоре обнаружилось еще одно заклинание и кошки в нем не упоминались. Обнаружить того, кто не желал быть найденным, можно было и другим способом: пролив в морскую воду собственную кровь и произнеся при этом соответствующие слова.

Он захлопнул книгу и порылся в набитом кучей хлама бардачке и нашел перочинный нож. Положив его в карман, Ньялсага покинул «Зеленого дракона», на прощанье похлопав его по нагревшемуся на солнце боку и направился к лестнице, ведущей к морю.

…Тут в рассказ шумно вмешался Бахрам.

— Святые ежики, ты что, взаправду собирался откромсать себе палец? — воскликнул он, вытаращив глаза. — Позвонил бы мне, я б мигом раздобыл тебе кошку! Вот у нас в Легионе один маг тоже как-то…

— Времени не оставалось, — сдержанно отозвался Ньялсага.

— Истинный самурай перед трудностями не отступает, — вальяжно развалившись на стуле, сообщил Ява, помахивая банкой с пивом. — Тот недостоин звания самурая, кто за свою жизнь не сделал себе хотя бы парочку харакири!

— Шутки у тебя, Ява… — недовольно пробурчал Бахрам и умолк, а

Ньялсага продолжил рассказ.

…У воды он остановился. Поверхность моря играла тысячами сверкающих бликов, чайки качались на воде, как поплавки.

Он вынул из кармана складной нож, открыл, подошел к самой воде, и сосредоточился. Шум окружающего мира — плеск волн, крики чаек, голоса с набережной, теплоходные гудки и обрывки музыки — постепенно затихал. Дождавшись тишины, Ньялсага пробормотал короткое заклинание и уколол палец острием ножа.

Алая капля крови набухла и упала в воду, затем еще одна и еще.

Ньялсага ждал. Зеленая искрящаяся путеводная нить появилась в воздухе, скользнула в сторону, точно подхваченная ветром, и полетела вдоль набережной.

…Теперь, главное, было не потерять паутинку из виду: путеводное заклинание никого не ждет, просто летит себе, как заблагорассудится и если заклинатель ее упускает — что ж, возвращайся на берег и начинай все заново!