Агентство «Аргентина» - Сербжинская Ирина. Страница 33

— А что это у него там… — шепотом продолжала Алина, не отрывая глаз от призрачного всадника. — Что привязано у седла? Это же не…

— Головы, — с удовольствием сообщил ей Ява вполголоса.

— Головы?! Чьи?

— Наверное, врагов. А разве тебе ни разу не хотелось иметь голову Лютера, а? Ее можно поставить дома на холодильник или брать в школу и пугать учеников!

В другое время ему, конечно, пришлось бы жестоко поплатиться за свои слова, но сейчас Алине было не до того.

— Но однажды, — женщина говорила тихо, но каждое ее слово было отчетливо слышно всем. — Мое терпение закончилось. В этот день ты нашел свою смерть, а я…

Внезапно женщина умолкла и вгляделась получше.

— Постой-ка… да ты… это не Хэрвелл! — удивленно воскликнула она.

Голос Кемена звучал обманчиво спокойно.

— Верно. Хэрвелл был моим прадедом. Догадываюсь, почему вы были знакомы. И догадываюсь, что ты такое.

— Ежик всемогущий, — озадаченно пробормотал Бахрам, уставившись на Кемена. — Чего только не узнаешь! Вот как-то у нас в Легионе… гм… ладно, потом расскажу.

Оправившись от удивления, женщина негромко рассмеялась.

— Так ты потомок Хэрвелла?! Воистину, сегодня особый день! Меня зовут Гинзога. Слышал это имя?

Глаза Кемена сделались ледяными.

— Слышал. Ты та, кто убила его семью.

Гинзога сделала знак своим спутникам, приказывая подойти ближе.

— Мне не было дела до его семьи, — она улыбнулась, показав острые мелкие зубы. — Мне нужен был только он, и я его получила. А о семье позаботился кто-то из химер: говорят, сожгли всех прямо в собственном доме.

Она усмехнулась.

— Охотиться на химер опасно: во-первых, их трудно убить, а во-вторых, они ужасно мстительны и злопамятны. Хэрвеллу следовало осмотрительней выбирать себе врагов!

Женщина посмотрела на Кемена, он ответил тяжелым взглядом.

Приблизились спутники Гинзоги и замерли на почтительном расстоянии.

— Потомок Хэрвелла, — она указала пальцем на Кемена. — Фюзорис, разве не ты должен был тогда все проверить?

Щуплый человечек в коричневом сюртуке всплеснул руками.

— Вот бестии, вот ленивые создания эти химеры! Ведь простого дела поручить нельзя! Надо же, такой малости сделать не смогли!

Обещали уничтожить всех до одного, ну, я и не проверил, хотя на пепелище лично побывал. Ан, проморгал! Ан, кто-то из деток Хэрвелла уцелел! Непорядок!

Он посеменил к Кемену поближе, остановился, всматриваясь в его лицо, и сокрушенно покачал головой.

— Не доглядели, мил-человек, не доглядели, ты уж прости старика! В следующий раз всенепременно проверю!

— Ничего, я не в обиде, — сквозь зубы процедил Кемен.

Гинзога снова окинула его взглядом с головы до ног и губы ее изогнулись в усмешке.

— Чем занимаешься, потомок Хэрвелла? Уж не продолжаешь ли его дело?

— Можно и так сказать.

Она рассмеялась и обернулась к своей свите.

— Эта встреча послана мне свыше!

Одетый в черное Трефалонус поклонился.

— Совершенно так.

Взгляд Гинзога скользнул по берегу, по людям, стоявшим на песке. Тонкие брови ее приподнялись.

— Похоже, я опять немного промахнулась со временем, — она поправила кружевные манжеты. — Помнится, в наш последний визит сюда… Трефалонус, напомни, когда это было?

В руках человека в черном сам собой возник лист пергамента.

— Ровно сто восемь лет назад, — в очередной раз поклонившись, сообщил Трефалонус. — Тогда вы изволили разобраться с Хэрвеллом, а потом — присоединить к нашей Своре немало новобранцев: десять вампиров, двенадцать некромантов, восемь неплохих колдунов, ну и так, по мелочи: парочка чернокнижников, один заклинатель духов да ведьма, та, что повсюду таскала с собой говорящую жабу.

— Свора проклятых? — негромко произнес Кемен. — Вот кто сюда пожаловал!

Гинзога небрежно кивнула.

— Если б Хэрвелл был жив, он бы тебе многое мог рассказать.

— Пополнить? — переспросила Алина. — Что значит «пополнить»?

— Святые ежики, да кто она? У нас в Легионе как-то раз…

— Сейчас узнаем, — шепнул Ньялсага. — Я сам еще не все понимаю.

Гинзога поиграла концами пояса.

— Да. Хэрвелл хорошо знал, что такое Свора. Я несколько раз предлагала ему стать одним из нас, но он так и не пожелал, — в глазах Гинзоги мелькнула ярость. — Отказался, причем в таких выражениях, которые пристали более пьяному гоблину, чем…

Трефалониус поджал губы и осуждающе покачал головой.

— В тот день, в последний день, я снова предоставила ему выбор, — продолжала Гинзога. — Смерть или Свора. Но он…

— Я знаю, что он выбрал, — коротко сказал Кемен.

Тут в разговор вмешался Лютер.

— Значит, ты явилась сюда за новобранцами? — он посмотрел на спутников Гинзоги. — Ясно… это и есть твоя Свора? Что-то негусто…

Гинзога перевела на него глаза, но «Бриммский василиск» спокойно выдержал пристальный взгляд.

— Я путешествую налегке, беру с собой лишь самых необходимых. Вот, к примеру, Фюзорис…

Человечек в коричневом сюртуке с готовностью поклонился.

— Как только нужда во мне возникает, тотчас прилетаю по первому же мановению! Фюзорис, потомственный некромант, имею свой постоялый двор, — задушевным голосом поведал он. — Тружусь помаленьку… даю кров и тепло уставшим путникам! Будете в наших краях, не побрезгуйте, навестите! Друзья меня «дядюшка Фю» прозывают, ну, и вы меня так зовите, чего уж там, — махнул он пухлой ладошкой. — Ведь знакомство, я полагаю, мы с вами сведем самое короткое!

— Святые ежики, с чего бы это?

— Трефалониус, — продолжала Гинзога, и сутулый человек в черной одежде выступил вперед. — Стряпчий. Ведает моими делами. Контракты, договора, важные документы — из тех, что подписываются кровью — это все по его части.

Трефалонус одарил людей сдержанной улыбкой.

— Стряпчий по ремеслу, вампир по сути, — буднично сообщил он. — Буде необходимость или желание продать или заложить душу — милости прошу ко мне! Составим бумагу, комар носу не подточит!

Следующий из Своры был представлен Гинзогой кратко.

— Мунго-оборотень, — небрежно махнула она рукой в сторону рыжего детины. Детина икнул и покачнулся.

— Чаще меня называют Мунго-лис и я…

Тут он снова громко икнул и, глядя на Лютера, вдруг произнес громко и с чувством:

— Брат мой! Посоветую тебе бороться с корыстолюбием и стяжательством! С корнем вырывай шипы соблазна! Ибо, что деньги? Прах! Как ни старайся, а всех богатств земных тебе не собрать!

«Бриммский василиск» опешил, что бывало с ним нечасто.

— Чего?! — переспросил он, уставившись на оборотня.

— Корыстолюбие — порок, с которым надлежит неустанно бороться! — назидательно пояснил Мунго-лис и опять икнул.

Потомственный некромант дядюшка Фю сделал шажок вперед.

— Не извольте удивляться, сахарные мои, — он успокаивающе поднял обе руки ладонями вперед. — Это он странствующего монаха недавно съел. С Мунго такое вечно приключается: съест кого-нибудь… нехорошо, конечно, людей в пищу употреблять, да что делать-то? Не помирать же с голоду? Так вот, съест он кого-нибудь, а потом еще несколько деньков говорит точь-в-точь как тот, кем он закусил. Такое вот удивительное явление!

Он ласково улыбнулся.

— Сейчас-то уже пореже стало, а вот в первые дни, после того, как он монахом закусил, прямо никакого спасения не было! То молитвы читал, то в паломничество уговаривал отправиться, хе-хе!

Дядюшка Фю тихонько посмеялся.

— Верите ли, иногда мечтаю, чтоб он кого-нибудь немого съел. Да где ж столько немых взять? Вот и мучаемся!

— Лис-людоед? — удивилась Алина. — Разве лисы едят людей?

Она произнесла это тихо, но дядюшка Фю расслышал и повернулся к ней.

— Едят, медовая моя, да еще как едят-то!

Он хотел сказать еще что-то, но умолк, повинуясь движению руки Гинзоги.

— Это Харгал, — представила она последнего из Своры. — Мой рыцарь.

Призрачный всадник тронул коня и подъехал поближе.