Сумочка фей - Линк Келли. Страница 3

Руководство школы собиралось исключить его до конца года, но Джейк решил пропустить два года и перейти на домашнее образование. Он выучил латинский, иврит и греческий и научился писать стихотворения из шести шестистиший, делать суши, играть в бридж и даже вязать. Еще он умеет фехтовать и танцевать бальные танцы. Он работал в бесплатной столовой и снял настоящий фильм об игроках Супер Лиги, которые, разыгрывая Гражданскую войну, прямо в костюмах играли в экстремальный крокет, вместо того, чтобы стрелять из пушек. Он начал учиться игре на гитаре. Он даже написал роман, хотя я его никогда не читала – он сказал, что получилось отвратительно.

Когда через два года Джейк вернулся – тогда у его мамы впервые обнаружили рак – его опять определили к нам, в седьмой класс. Он все еще был намного умнее нас, но его ума уже хватало на то, чтобы понять, как лучше вписаться в коллектив. К тому же, он здорово играл в футбол и был очень привлекательным. А я уже говорила, что он играет на гитаре? Все девчонки в школе с ума по нему сходили, но после школы он шел со мной домой, играл с Зофьей в «Скраббл» и расспрашивал ее о Бальзацивурлекистане.

Маму Джейка звали Синтия. Она коллекционировала керамических лягушек и шутки-дразнилки.Когда мы были в девятом классе, у нее снова обнаружили рак. После смерти мамы Джейк разбил всех ее лягушек. Это были первые похороны, на которых я присутствовала. Через несколько месяцев папа Джейка пригласил его учительницу по фехтованию на свидание. Они поженились сразу после того, как Джейка выгнали из школы из-за его учебного проекта о Гарри Гудини в рамках курса истории для продвинутых.Это была первая свадьба, на которой я присутствовала. Мы с Джейком стащили бутылку вина и вдвоем ее выпили. После этого меня стошнило в бассейн кантри-клуба, а его прямо на мои туфли.

Как бы там ни было, люди из деревни и из-под холма счастливо жили в сумке уже несколько недель. Свою сумку они привязали к камню в высохшем колодце, который, как они определили, должен пережить землетрясение. Но некоторые Бальзацивурлекистанцы хотели снова выйти и посмотреть, что происходит в мире. Зофья тоже была с ними. Когда они поселились в сумочке, было лето, но когда они вышли оттуда и вылезли из колодца, падал снег, а их деревня превратилась в руины и кучу камней. Они брели по снегу – сумочку несла бабушка – и вскоре вышли к другой деревне, которую раньше никогда не видели. Все ее жители собирали вещи и покидали дома. Зофья и ее друзья почувствовали неладное, казалось, что вся история повторяется.

Они последовали за беженцами, которые будто бы знали, куда идти, и наконец оказались в городе. Зофья ничего подобного раньше не видела. Там были поезда, электрический свет и кинотеатры, и еще там были люди, которые стреляли друг в друга. Падали бомбы. Шла война. Почти все бальзацивурлекистанцы решили залезть обратно в сумку, а Зофья вызвалась остаться в этом мире и присматривать за ней. Она влюбилась в кино, и шелковые чулки, и в молодого человека, который был русским дезертиром.

Бабушка вышла замуж за этого дезертира, и они пережили кучу приключений, оказавшись в конце концов в Америке, где и родилась моя мама. Время от времени Зофья просила совета у керамических плиток и разговаривала с людьми из сумки. Они советовали ей, как лучше всего избегать неприятностей и как им с мужем нажить денег. Иногда кто-нибудь из бальзацивурлекистанцев или людей из-под холма выбирался из сумки и шел в продуктовый магазин или в кино, или в парк развлечений, чтобы покататься на американских горках, или в библиотеку.

Чем больше советов Зофья давала мужу, тем больше денег они зарабатывали. Ее мужа заинтересовала сумочка (он ведь видел, что с ней творится что-то странное), но она посоветовала ему не совать нос, куда не надо. Он начал следить за женой и обнаружил, что из их дома туда-сюда ходят какие-то странные люди. Он был уверен, что Зофья шпионит на коммунистов или что она ему изменяет. Они постоянно ссорились, и он все больше и больше пил, а под конец он вообще выбросил ее гадальные пластинки. «Из русских получаются плохие мужья», - заключила Зофья. И вот, однажды ночью, пока она спала, ее муж открыл сумочку и забрался внутрь.

«Я думала, что он меня бросил, - сказала Зофья. – На протяжении почти двадцати лет я думала, что он бросил нас с твоей мамой и уехал в Калифорнию. Не могу сказать,что я очень расстроилась – я устала быть замужем, готовить кому-то обеды и убирать дом. Гораздо лучше готовить то, что я сама хочу, и убирать дом тогда, когда мне удобно. Но твоей маме без отца было тяжелее. Это-то меня и беспокоило.

Потом все-таки оказалось, что он не сбежал. Он провел одну ночь в сумочке и вышел из нее двадцать лет спустя, такой же красивый и молодой, каким я его помнила. К тому же прошло достаточно времени, чтобы я забыла все наши ссоры. Мы помирились, и все было так романтично, но на следующее утро мы опять поссорились. Тогда он поцеловал твою маму в щеку (она проспала все время, пока он был дома) и забрался обратно в сумку. Я его увидела снова только через двадцать лет. В последний раз, когда я видела мужа, он пошел смотреть «Звездные войны», и ему так понравилось, что он вернулся в сумку, чтобы всем рассказать про этот фильм. Через пару лет они все появились из сумки и захотели посмотреть фильм и все егосиквелы на видео».

«Скажи им, чтобы не тратили время на приквелы», - посоветовала я.

У Зофьи всегда были проблемы с библиотекой – дело в том, что она постоянно теряла книги. Она утверждает, что не потеряла и даже не просрочила их. Просто одна неделя в сумочке фей длится гораздо дольше, чем в мире библиотек. Она же с этим ничего не может поделать. Все библиотекари ненавидели Зофью. Ее исключили из всех библиотек в нашем районе. Когда мне было восемь, она послала меня в одну из них, чтобы я взяла кучу биографий, научных книг и несколько романов Джоржетт Хейер. Моя мама была вне себя, когда узнала об этом, но было уже поздно. Зофья уже потеряла большую их часть.

Очень тяжело писать о ком-то, как будто он на самом деле мертв. Мне все еще кажется, что бабушка, должно быть, сидит у себя дома в гостиной, смотрит какой-нибудь старый фильм ужасов и бросает попкорн в свою сумочку. Может, она ждет, когда я приду и буду составлять с ней слова.

Теперь уж точно никто не вернет те книги в библиотеку.

«Ты опять рассказывала им эти сказки о феях? – спрашивала мама, приходя с работы, и закатывая при этом глаза. – Женевьева, твоя бабушка ужасная врунья».

А Зофья сворачивала доску для «Скраббла», пожимала плечами и говорила: «Я прекрасная лгунья, самая лучшая в мире. Пообещайте мне, что ни единому моему слову не поверите».

Но она никогда не рассказывала Джейку историю о сумочке фей. Только старые народные бальзацивурлекистанские сказки и предания о людях под холмом. Она рассказала ему, как они с мужем перебрались через всю Европу, скрываясь в стогах и амбарах, и как однажды, когда муж ушел на поиски еды, один фермер нашел ее в курятнике и попытался изнасиловать. Но Зофья открыла сумочку фей так, как она мне показывала, и из нее выбежал пес и съел фермера и всех его цыплят.

Она учила нас с Джейком ругаться по-бальзацивурлекистански. Еще я знаю, как сказать «я тебя люблю», но я никому этого никогда не скажу, только Джейку, когда найду его.

В восемь лет, я верила всему, что говорила мне Зофья, а к тому времени, когда мне исполнилось тринадцать, я уже не верила ни одному ее слову. Когда мне было пятнадцать, я увидела, как из бабушкиного дома вышел мужчина, взял ее трехскоростной велосипед и поехал по улице. Он был смешно одет и выглядел гораздо моложе моих мамы и папы, и хотя я раньше его никогда не видела, он показался мне знакомым. Я поехала за ним на велосипеде, пока он не остановился у супермаркета. Я притаилась и ждала за кассами, пока он купит арахисовое масло, виски «Джек Дэниелс», штук пять фотоаппаратов, которые делают моментальные снимки, и по крайней мере шестьдесят упаковок с чашками с эмблемой арахисового масла. Плюс ко всему он купил три упаковки шоколадных конфет «Хершиз Киссез», охапку батончиков «Милки Вэй» и кучу других сладостей из тех, что обычно находятся у касс. Пока кассир помогал ему упаковывать все эти шоколадки, мужчина заметил меня. «Женевьева? – спросил он. – Тебя ведь так зовут?»