Кошмарный принц - Шулепов Денис. Страница 19
А потом вскочит и понесётся в ближайший винный магазин.
Но он продолжал сидеть и сверлить взглядом бумагу.
«Эту рукопись не уничтожишь, она не горит», — напомнил он себе.
— Зато трубы горят, — сказал Виктор Ильич в ответ, одновременно размышляя, стоит ли убраться в музее, чтобы отвлечься от пагубной тяги. Но решил, что лучше убраться из кабинета-студии. Он откатился от стола, медленно встал и на не разгибающихся ногах вышел в коридор.
Он устал. Тяжёлый труд — бороться с собой. Стоя у винтовой лестницы, Виктору Ильичу представлялось, что вся история со столом надуманная и мнимая, что он просто сошёл с ума вот и всё. Он тряхнул головой и прогнал абсурдную мысль, какой бы желанной она ни казалась.
И спустился вниз.
Уму непостижимо, как быстро утекает время, быстрее воды в горных ручьях! На город снова опустился вечер, и в музее было неуютно и пасмурно. Виктор Ильич почувствовал это именно в холле, где солнце освещало помещение в любое время дня — так хитро были установлены здесь никогда не занавешивающиеся окна. Особенно хитрым было окно западной стены (некое подобие не открывающейся фрамуги), сейчас оно преломляло закат, проецируя на потолок «вены» рано облетевшей липы. Скоро ночь.
«А „Подлодка“ закрывается в час», — ввернулась баранья мысль.
— Ты всё испортишь, дядя Витя, если выпьешь, — неожиданно прозвучал голос. Виктору Ильичу показалось, что голос прозвучал в голове… но тут он увидел его.
Клинов Юрий стоял в глубокой тени за балюстрадой винтовой лестницы. Он был в чёрном костюме и, по-видимому, в чёрной рубашке, потому как в тени бледнело лишь печальное лицо. Смотритель и Кошмарный Принц долго изучали друг друга.
Наконец Кошмарный Принц повторил свою фразу:
— Ты все испортишь, если выпьешь. — И вышел из тени. В данный момент он меньше всего казался призраком. И Виктор Ильич верил, что перед ним не призрак. По крайней мере, не совсем призрак.
— Здравствуй, Юра…
— Ты не удивлён, дядя Витя?
— Ну почему? Удивлён.
— Да, ты всегда умел контролировать эмоции.
— Что ты имеешь…
— Например, тебя и мою мать. Тебе не стыдно перед моим отцом, дядь Вить?
— Т-ты…
— Что? — Юра Клинов хитро улыбнулся, но Виктору Ильичу улыбка показалась оскалом освирепевшей гиены. Он отступил на шаг. Кошмарный Принц на шаг подступил. И повторил:
— Что?!
— Ты не можешь нас осуждать, если знал…
— Не суди да не судим будешь! Вот только не надо кормить меня этим дерьмом, дядя Витя, — Кошмарный Принц придвинулся ещё на шаг.
— Креста на тебе нет, — сказал смотритель и перекрестился.
— Не стращай. Поздно… Да и зачем? Разве крест способен оградить от ада?
— От ада способна оградить вера…
— Я ведь верил в Бога. Знал, что Он есть, но меня вполне устраивало, что Он не лез в мои дела. А если бы полез, вряд ли это сошло Ему с рук… И ты не лезь, дядя Витя! — пригрозил Кошмарный Принц, и Виктор Ильич увидел, как в глазах визави мелькнула вспышка обжигающе холодного пламени.
— От чего ты меня предостерегаешь? — спросил Виктор Ильич.
— Не прикидывайся глупцом… — Кошмарный Принц хотел ещё что-то добавить, но замолк и хмуро посмотрел в сторону чёрного хода. Потом внезапно подскочил к Виктору Ильичу и рявкнул:
— Проснись!!!
Виктор Ильич вскрикнул. И проснулся. Действительно проснулся. Он спал. Неужели спал? Спал за этим столом?!
Обрывки мыслей прервались звонком. Звонок чёрного хода. Но какого ляда он звонит?
А звонок повторился. И по частому «дин-дон», Виктор Ильич догадался, что посетители (кто бы там ни был) дозваниваются упорно и давно.
Смотритель выбежал из кабинета. У двери чёрного хода притормозил. Отдышался, держась за сердце и думая, что «бег от инфаркта» — не его случай.
Когда снова зазвонили, он посмотрел в глазок.
— Чертовы детективы! — прошипел Виктор Ильич, порылся в карманах в поисках ключа и открыл дверь. — Чего вам, ребята?
— Мы уж думали ломать дверь, — сказал один, кучерявый.
— Это было бы лишним, — сказал Виктор Ильич. — Я спал.
— Ну да… Нам звонила Надежда Олеговна, сказала, вы не подходите к телефону, и просила узнать всё ли у вас в порядке, — сказал кучерявый. И оба детектива вопросительно воззрились на смотрителя, уверявшего, что спит в верхней одежде.
— А чего так поздно?
— Волнуется, — пожал плечами кучерявый.
— А-а-а… как она?.. То есть… передайте Наде… жде Олеговне, у меня всё под контролем… но делов ещё много. — Виктор Ильич вымученно улыбнулся. — Так и передайте: всё под контролем, но делов много.
— Может, вам что нужно? — спросил напарник кучерявого.
— Мне нужно… — выпить,Боже, он едва не сказал: «выпить»! Виктор Ильич прикусил язык, поспешив добавить что-то нейтральное, но на ум пришло лишь:
— Сигарету. Мне нужно сигарету… если у вас, ребята, есть?
— Конечно, есть. — Кучерявый протянул Виктору Ильичу пачку «Кэмэл».
Виктор Ильич вытащил сигарету.
— Берите пачку! — сказал детектив.
— Нет-нет. Мне одну только. Я ведь бросил…
— Так, может, и не стоит начинать? — спросил напарник кучерявого.
— Может и не стоит. Спасибо, ребята. Пойду я спать.
Они пожелали друг другу спокойной ночи, и Виктор Ильич не без радости закрыл дверь.
В холле Виктор Ильич посмотрел на фрамугу, но не увидел ни заката, ни «вен» веток липы на потолке — небо заволочено густым облачным полотном.
— Значит, ты мне приснился? — спросил он тень за лестницей, кроша в кулаке сигарету. За эту мысль стоило ухватиться. Но стоила ли она того? Всегда ли нужно принимать на веру то, что на поверхности и успокаивать
бдительность
себя этим? Не копать вглубь и вширь — проще пареной репы, только Виктор Ильич не мог себе этого позволить, не мог, потому что чувствовал, что это был не совсем сон (также он верил, что призрак Юры Клинова — не совсем призрак). Что такое сон? Путешествие в виде плазмоида по иным реальностям, измерениям, астралам или мирам? Если так, то почему бы ни верить, что он буквально только что действительно разговаривал с Кошмарным Принцем в реальности, где проявилась (или осталась не погибшей) одна из сущностей популярного писателя… одна из отрицательных сущностей?
Чему он угрожал? Единственному и неповторимому поцелую? Или
ты все испортишь, если выпьешь
желанию выпить?
— Не тронь вина, Гертруда! — задумчиво процитировал Виктор Ильич Шекспировского короля и, мысленно проведя параллель от призрака отца Гамлета к призраку Кошмарного Принца, решил, что вероятнее — второе.
Ноги привели в квартирку. И он осознал это, когда рука легла на дверцу холодильника. Смотритель открыл дверцу. Молоко, масло, сырокопченая колбаса, пармезан, зелень, упаковка яиц, банки с какими-то солениями, фрукты, тушенка — сухомятка, одним словом. Стоило бы, конечно, что-то удобоваримое из этого изобилия сварганить, но лень… Он достал колбасу и сыр, сделал бутерброды. То ли у него нюх сделался привередливым, то ли что, а от колбасы вдруг потянуло застоявшейся мочой; Виктор Ильич скорчил моську и надкусил: есть-то хотелось и никакой запах перебить голод сейчас не мог. Вместо чая запил бутерброды молоком, и желудку это не понравилось. Виктор Ильич порылся в столе, нашёл «мезим». Запивая таблетки, он подумал, что рано или поздно здесь всё подъест и выйти из музея, как не крути, а придётся.
«А почему бы ни сделать это прямо с утра?», —стрельнула мысль.
Он полоумно уставился на холодильник. И когда до него дошёл сокровенный смысл, он ужаснулся. Где-то в душе теплилась надежда, что коварная, как змий искушения, мысль о выпивке исчезла, но он обманулся, мысль лишь ждала подходящего момента.
Виктор Ильич, забыв об усталости, поспешил под мнимую защиту бузинового стола.
Глава 38
За невероятно короткое время Егор изменил мир вокруг себя под себя. Он визуализировал всё, что хотел. Когда его вызывали к доске на уроках, перед его лицом возникал учебник, не видимый никому, кроме него. Учителя не верили в его негаданно проклюнувшуюся гениальность и, не сговариваясь, пытались каждый самостоятельно подловить на каверзных вопросах и заданиях, но Егор всегда знал ответ и всегда делал то, что нужно. Первым сдался физрук, заставивший одного из самых нерадивых учеников — Егора — пробежать километровый кросс, а потом, видя, что тот даже не запыхался, поставив новый рекорд школы, сделать двадцать подтягиваний. Егор сделал пятьдесят… и утомился доказывать своё превосходство в таких мелочах. Он посмотрел на физрука… и физрук освободил его от занятий до конца учебного года.