Кошмарный принц - Шулепов Денис. Страница 53

Что мешало ему прямо сейчас, не откладывая, углубиться в произведение? Чтоб форсировать время, ему достаточно вновь взять «Waterman» и начать новую главу. Виктор Ильич потянулся за ручкой, но вовремя отдернул руку.

— Ох, я мартовский заяц! — постучал он себя по голове: «Кто там? сиди, дурак, сам открою!» Да, плёвое дело — «проглотить»

а зелёный крокодил солнце в небе проглотил

месяц в мире юного волшебника, а как убить неделю в мире своём? Он оглядел кабинет-студию. Нетикающие часы «Восток». Пять металлических египетских кошек, с дружным безучастием взирающих на человека. Солидная стопка исписанных чернилами бумаг. Диванчик рококо. Окно, за которым ночь. Этажерка с прочитанными погибшим писателем книгами, среди которых выделялись ряды Лавкрафта, Брэдбери, Стругацких, Кинга, Кунца, Никитина, По, Маккаммона и других не менее именитых. Кремовый торшер, распространяющий тёплый свет. Приоткрытая дверь. Виктор Ильич сделал полный круг на офисном кресле и упёрся взглядом на полки над столом с авторскими книгами Юрия Клинова.

Захотелось почитать. Взять одну из книжек и читать, пока сон, наконец, не сморит. Виктор Ильич уже забыл, когда в последний раз спал, когда в последний раз ел, когда пил (исключая коньяк и самобраный перекус, устроенный Егоркой в его мире). Бузиновый стол восполнял такие пробелы своей магической энергией, но в подкорке человека с младенчества заложены примитивные инстинкты, поведенческие рефлексы и родительские наставления о том, как жить, чтобы выжить, и как действовать, чтобы сохранить себя в относительном достоинстве и адекватности к старости. Проще говоря, ночью — спать, трижды в день есть, обливаться холодной водой, поститься пред Пасхой и не забывать давать пишу для ума. И сейчас посредством пищи для ума Виктор Ильич собирался уснуть ночью, как нормальный человек. Хотя бы попытаться.

Виктор Ильич прикоснулся пальцами к корешкам книг с золотыми тиснениями. Эту полку, как и большинство экспонатов музея, перевозили из черноморского дома в первозданном — если так можно выразиться — виде. Дабы сохранить и не перепутать расположение выставленных самим автором книг. Даже скорее такие меры принимались именно из-за того, что книги и другие предметы были расставлены, разложены, распределены самим автором. Вероятно, это сравнимо с осознанием ценителем картин, что перед ним выставлен оригинал, а не репродукция. Кроме того, Виктор Ильич не раз улавливал в голосах чичероне гордость оттого, что им выпала честь сообщить посетителям, что всё в музее находиться на тех местах, на которых их оставил хозяин дома. Наклонив голову, Виктор Ильич просматривал названия на корешках. «Ваятель». «Ашпог». «Новая русская сказка». «Лапа». «Замыска на нижней свечке». Но ни одно — тем более бредовое — не трогало его, чтобы удостоить книгу прочтением. Он уже подумал, оставить затею, но заметил интригующее слово. «FURTIVE». Нет ничего занимательнее в мире, скажу я вам, как чужие секреты. Виктор Ильич заинтересовался, о чём тайном может идти речь в мистерии Кошмарного Принца. Он потянул за корешок книги, стоящей с самого края ряда, и та потянула за собой соседнюю.

«Приклеилась что ли?», — подумал Виктор Ильич. С книгами такое бывает, когда про них забываешь надолго, это он знал. Он потянулся второй рукой, но вместо аккуратного разъединения обложек вышло так, что сразу пять книг повалились с полки. Виктор Ильич едва успел подхватить. Что-то звучно щелкнуло, смотритель был уверен, что сломался полкодержатель. Он удерживал завалившиеся книги… но они не думали падать дальше. В молодости ему приходилось шабашить на стройке, и однажды произошёл эпизод, которому так и не нашлось рационального объяснения. Они всей бригадой монтировали трубы отопления в девятиэтажной новостройке. Пятиметровые трубы принимали через крышу в подготовленные отверстия стояка и вручную, рассредоточившись по этажам, опускали вниз. Одну из таких труб принял молодой пацан Витек, глянул вниз по стояку, но не увидел принимающих рук. Позвал, никто не откликнулся. Посмотрел наверх — и там как будто никого. Он один держал трубу. Держал, сколько хватило сил, звал, пока не надоело. В последний раз посмотрел вниз и отпустил трубу. Труба не упала, труба осталась на месте, труба висела в воздухе. Витя не поверил, снова посмотрел вниз, верх. Никто трубу не держал, ничто трубу не удерживало. А она висела. Наваждение? Чья-то шутка? Витя побежал по этажам, но из бригады никого на этажах не было. Он был один наедине с трубой и боялся к ней прикоснуться… Но то была зелень молодости, теперь же… Виктор Ильич растянулся в кривой усмешке: чему он удивляется после того, что с ним произошло за последние деньки? Он уверенно, как факир, убрал руки и фокус-покус удался. «Ап, и тигры у ног моих сели!» Книги опустились ещё чуть и зависли, как самоубийцы на крыше небоскреба. Виктор Ильич упёр руки в бока. Пауза затянулась. И в чём же секрет фокуса-покуса? Смотритель чувствовал, как у него ум за разум заходит. Секрет…

Секрет, секрет. Furtive. Тайна!

Виктор Ильич сунул рукой за свесившиеся книги, нащупал выемку в задней стенке. Вытянулся, встав на носочки, и, заглянув, увидел отошедшую от стенки чётко подогнанную панельку. Тайник. Он осторожно открыл его и сунул внутрь руку. Пальцы коснулись какого-то предмета.

Спрятанным предметом оказалась книга. Ещё одна, но отличием её от остальных был солидный кожаный переплёт без золотых тиснений, вообще без всего. Только мягкая коричневая кожа.

Виктор Ильич слез со стола, сел в офисное кресло и раскрыл находку.

На титульном листе под карандашным фронтисписом строчными буквами, отпечатанными на пишущей машинке, были слова:

Что-то убеждало смотрителя, что в руках он держит единственный экземпляр никому не известной книги. Самодельный томик, возможно, единственная работа, не признанная критиками и издателями (или вовсе, вероятнее всего, не видевшая свет). Знал ли о ней кто-то? Если бы кто-то знал, она бы не осталась в тайнике. Очевидно. Зачем он её скрывал?

Виктор Ильич перевернул титульный лист.

Книга оказалась дневником… и в то же время бестселлером сентиментального романа. Ничего общего с Кошмарным Принцем. Выйди Юрий Клинов к читателю с такой книгой, и его бы сравнивали с Джеком Лондоном и Колином Маккалоу, а не с Дином Кунцом и Стивеном Кингом. Выйди он с «Сумбуром бытия» после успеха на поприще мистики, и его бы не поняли. Не приняли бы.

Он прочитал дневник запоем, опять соскользнув во времени, и теперь, оглушенный, переваривал свалившуюся на него информацию. Она меняла всё. Да, Юрий Клинов, как никто, умел скрывать личную жизнь, и он, смотритель его музея, оказывается действительно ничегошеньки толком не знал о нём! Сколько тайн может храниться в одной человеческой душе?

Виктор Ильич отложил дневник. День вот-вот зарождался. А он прободрствовал очередную ночь. Виктор Ильич, позёвывая, поплёлся в свою квартирку.

Там растянулся на тахте.

…Сквозь сон в сознание пробилась паническая мысль. Он вздрогнул, повернулся и грохнулся с тахты на пол. Сердце едва не взорвалось от неожиданности, тело сковало ужасом, а мозг семафорил одно: что же он наделал?!

Он заполз обратно на тахту, пытаясь прийти в себя и понять, что же его так напугало. От сна остались клочья, но что-то важное, важное про тайник, что-то связанное с тайником туманом стелилось на грани воспоминания. Нужно было подумать, вспомнить. Виктор Ильич нервно тёр виски, пока откуда-то из глубины сознания не выполз вопрос: а почему тайник сохранился по сию пору?

«Лампочка Ильича» вспыхнула почти сразу же.

Потому что тайник был закрыт взору проклятой магией бузинового стола, а не стало чернокнижника и магия пошла на убыль, теряла силу. И теперь неизвестно, сколько магии осталось, хватит ли её на борьбу с Дивом и что произойдёт, если он, доморощенный смотритель музея, будет писать, но слова не достигнут цели, слова останутся лишь закорючками, выведенными на бумаге стальной ручкой «Waterman»? Сможет ли Егорка победить Дива? Эффективна ли будет помощь Чудина, Маленького принца Ильи, хорта? Насколько реален мир Егорки без рукописи романа «Сони едут до конечной»?