Морф - Клименко Анна. Страница 9

… Все, что у меня оставалось — визитная карточка брата Минервы.

Глава 2. Эльф, покинувший Лес

…Ритуал заключения военного союза позволяет выбрать из сотни охотников тех двоих, чьи души могут быть соединены. После этого прошедшие ритуал становятся друг для друга чем-то куда большим, нежели братья или друзья. Большим, гораздо большим, чем любовники: когда слиты воедино души, единение тел становится совершенно бессмысленным. Когда одному ничего не стоит оказаться в теле другого, когда тень и свет постоянно меняются местами — только и только тогда приходит осознание того, что союзник— это до конца жизни. Он никогда не бросит и не предаст, и ты никогда не будешь больше одинок.

Фиальван остался, даже когда тело его со всеми полагающимися почестями было предано огню, а пепел развеян среди величественных древ Великого леса. Он приходил прохладными ночами, когда его осиротевший союзник корчился на циновке от сжигающей изнутри боли, и от его света становилось чуть легче — но ненадолго. Поутру являлся глава Дома, задумчиво цокал языком, касался сухой мозолистой ладонью пылающего лба Хаэлли и раздраженно давал указания лекарю. И всем было понятно, почему Хаэлли не отправился вслед за Фиальваном сразу после его смерти: первые дни душа погибшего эльфа все еще была рядом с телом, и именно это позволило охотнику несколько дней кряду тащить волокуши. А теперь душа Фиальвана должна была отправиться под своды Крипты и, само собой, тащила за собой душу самого Хаэлли. Молодое тело охотника сопротивлялось, цепляясь за жизнь, но любому из Дома Охоты было ясно, что это ненадолго. Ничего не поделаешь, так всегда бывает, когда гибнет союзник.

Хаэлли и сам понимал, что медленно уходит прочь из мира, и что вовсе не полученные в бою раны тому виной — их исцелила Крипта, остались лишь едва заметные шрамы. Потрескавшимися губами он шептал главе Дома о том, что наверняка есть способ разорвать связь, чтобы отпустить Фиальвана. Тогда бы он, Хаэлли, поднялся и нашел морро, чего бы это ни стоило. Ведь иметь разгуливающего под боком морро — это куда хуже, чем нарушить традиции и дать покой только душе Фиальвана. Глава Дома возражал, напоминая о том, что теперь морро отправился к грязным авашири, и не представляет для эльфов никакой опасности, а тех тварей, что были рядом, Хаэлли убил. Ну и, кроме того, ритуала, разрывающего связь между союзниками, попросту не было описано ни в одной из сохранившихся книг. Следовательно — его не существовало.

Но несколько дней спустя, одним солнечным утром, Хаэлли внезапно сел на постели, медленно спустил босые ноги на пол и замер, глядя в окно и не вполне веря происшедшему. Ему стало легче, жар ушел, боли прекратились. Глава Дома попытался выяснить, в чем причина, но Хаэлли безразлично пожал плечами. Кому плохо от того, что еще один охотник вернулся в ряды великих воинов?

Позволит ли он жрецам обследовать себя? Нет, пожалуй, незачем. Что он собирается делать? Пока что выздоравливать, а потом, потом… Он будет продолжать исполнять свой священный долг, ради которого и был когда-то отдан Дому Охоты. О данной клятве Хаэлли пока предпочитал помалкивать.

Эльф никому не раскрыл истинной причины своего выздоровления. Фиальван остался с ним, теперь уже навсегда. Он поселился в самом светлом уголке памяти, где всегда цвел жасмин, а в зеркальной глади пруда отражались клены, покрытые молоденькими, клейкими еще листочками. Там, в воспоминаниях, не было места скорби, и каждое новое утро наступал исполненный торжества день, когда они заключили военный союз. Дух Фиальвана остался, предпочитая полную опасностей жизнь охотника покою Крипты.

***

Когда-то эльфы пришли в Великий лес. Никто не знал, откуда, об этом умалчивали древние книги, но, так или иначе, народ истинного света появился под этим высоким, хрустальным небосводом и обосновался там, где жить им было безопаснее всего. Первые сохранившиеся записи о походах эльфов на восток гласили о том, что среди уродливых и почти непригодных для жизни равнин воинам встречались странные, дикие существа, не владеющие членораздельной речью и одетые в звериные шкуры. Цвет кожи было невозможно разглядеть из-за покрывавшего ее толстого слоя грязи. Южнее воины света столкнулись с ордой зеленокожих, с которыми эльфы враждовали с часа сотворения всего сущего. На северо-востоке, среди горных цепей, обосновались карлики. Западнее Великого леса был только океан, безбрежный, непреодолимый.

Обследовав таким образом новый мир, эльфы успокоились и занялись дальнейшим обустройством собственного государства, изредка предпринимая попытки обжить и равнины, потеснив при этом нецивилизованных соседей. Позже появилась великая царица, телесное воплощение Праматери Миенель-Далли. Она учила свой народ милосердию и терпимости, потому что, по ее мнению, именно этого недоставало детям истинного света. Потом, по прошествии еще нескольких столетий после упокоения царицы, откуда ни возьмись, появилась Крипта, ослепительно белая и чистая. А Дом Охоты… Он, похоже, всегда был с эльфами, даже когда они странствовали по иным мирам. Знание, хранимое в крови, нашептывало о том, что на страже границ всегда стояли те, кого называли охотниками.

Дом обосновался в семи древних секвойях, которые переплелись меж собой под действием магии, а потом, под воздействием тех же чар, изменили свою форму настолько, что внутри стволов образовались спирально закрученные анфилады комнат, муравейники скромных келий и просторные залы, в которых не постеснялся бы жить и сам Владыка. Раз в десять лет врата Дома открывались для того, чтобы принять на обучение мальчиков, достигших восьмилетнего возраста. Еще пять десятилетий из них неспешно готовили охотников, закаляя тело и дух, обогащая мозг драгоценным знанием. Желающих учиться было мало: не много чести для эльфа в том, чтобы отказаться от собственного рода и стать бессловесной собственностью Дома Охоты. Владыка предусмотрительно издал закон, в соответствии с которым каждый из благородных и древних родов раз в столетие должен отдать здорового мальчика на обучение. Одним из этих несчастных, лишенных надежды на будущее (а заодно и на наследство) мальчиков оказался Хаэлли Эль’Альдан Иммиро Тан.

…Силы быстро возвращались. Движения вновь стали стремительными и одновременно плавными, руки не дрожали, а клинок послушно выписывал самые немыслимые петли и восьмерки. Изматывая себя многочасовыми тренировками, Хаэлли пытался убить сразу двух зайцев: во-первых, подготовиться к долгому преследованию морро и финальной схватке, а во-вторых — хотя бы на время изгнать чувство вины.

Он не мог себе простить, что позволил Фиальвану одному шагнуть в темноту, в заросли. На самом деле на месте Фиальвана должен был быть он, ведь сперва они именно так и порешили. Морро — слишком опасная тварь, и поэтому первым идет опытный Хаэлли, а более молодой Фиальван прикрывает спину. Потом Фиальван вдруг сказал:

— Нет, погоди. Если так будет продолжаться и дальше, я ничему не научусь. Позволь мне идти первым.

И Хаэлли позволил, согласившись с союзником, что, бредя по чужим следам мало чего постигнешь. Фиальван нырнул в темные заросли, а через мгновение попросту исчез, как будто его силой выдернули в другой план бытия. Хаэлли почувствовал его смерть, рванулся навстречу боли, слепяще-острой как удар честного эльфийского клинка… И увидел Фиальвана. Эльф распростерся лицом вниз, руки разбросаны крестом, у основания черепа — глубокий черный провал. А еще через мгновение на самого Хаэлли напало чудовище. Но не морро, нет. Кто-то из тех, что частенько крутится рядом, чувствуя могущество самой страшной твари этого мира.

Хаэлли скрипел зубами, а меч пел в его руке, предвкушая скорую битву. Он обязательно пройдет по следу морро, отыщет тех, кто сталкивался с опасной тварью, и тогда Фиальван будет отомщен. О том, что будет потом, Хаэлли старался не думать, но для себя уже решил, что не будет противиться тому покою, что сулила Крипта.