Обман - Фрэнсис Клэр. Страница 81

– Мы никого не собираемся задерживать дольше, чем требуется, – весомо отвечает Доусон и поправляет лежащие перед ним бумаги. Затем он переводит взгляд на меня. – Миссис Ричмонд, не могли бы мы поговорить с вами о некоторых эпизодах вечера пятницы двадцать шестого марта? – Голос у Доусона стал более жестким, и у меня создается впечатление, что происходит это не только от его простуды. – Вы отправились на ужин к мисс Синклер около шести вечера?

Я соглашаюсь.

– А во сколько вы уехали от мисс Синклер?

– Мне казалось, что я уже говорила вам. Где-то около десяти.

– Вы уверены?

– Ну… может, немного пораньше. Я не помню.

Доусон бросает на меня странный взгляд, будто уличает во лжи.

– Вы поехали прямо домой?

– Да.

Инспектор болезненно кашляет.

– А потом?

– Я кое-что сделала по дому и легла спать.

– Во сколько именно вы могли лечь спать в тот вечер?

– Полагаю, около двенадцати.

– После того, как вы вернулись домой, поступали ли на ваш телефон звонки?

Доусон неожиданно упирается в меня взглядом. Но я не отвожу глаз. Я готовилась к этому вопросу, хотя и боялась его. Я знаю, что должна сказать. Но мне следовало бы отрепетировать свой ответ получше.

Я делаю вид, что роюсь в своей не такой уж надежной памяти.

– Нет, я не помню, чтобы мне кто-то звонил.

– А в районе одиннадцати пятнадцати?

– Не думаю. Правда, в то время я, наверное, была в ванной и могла не слышать звонка. Дело в том, что когда я нахожусь в ванной, то часто включаю радио.

– Значит, если кто-то звонил вам в одиннадцать пятнадцать в тот вечер, вы могли не услышать этот звонок?

– Да. Но информацию должен был принять автоответчик.

– Понятно. И в какое время вы прослушали бы ее?

– Скорее всего, на следующее утро.

Доусон громко откашливается.

– А утром следующего дня на автоответчике была какая-нибудь запись?

Я задумчиво качаю головой и поджимаю губы.

– Теперь это трудно вспомнить.

Инспектор слегка прищуривается.

– А вы бы вспомнили, если бы это был звонок от вашего мужа?

Я изумленно смотрю на Доусона и полушепотом произношу:

– Конечно.

– На следующее утро на автоответчике не было информации от вашего мужа?

Я продолжаю удивленно смотреть на инспектора. Потом, собравшись с силами, отрицательно качаю головой.

– Вы абсолютно уверены в этом?

– Да. Но я не понимаю… Вы говорите, что мой муж звонил в тот вечер домой?

Доусон с важным видом выпячивает нижнюю губу.

– В одиннадцать пятнадцать того вечера с мобильного телефона вашего мужа звонили по вашему домашнему номеру.

Я не скрываю, что поражена.

– Так вы говорите, что никакого сообщения на автоответчике не было? – спрашивает Доусон.

– Нет, не было.

– Кто-то еще мог прослушать запись?

Я неуверенно качаю головой.

– Вряд ли.

– Что же тогда могло с ней случиться? У вас есть какие-нибудь предположения?

Я ерзаю в кресле. Затем делаю неопределенный жест рукой.

– Может, Гарри ничего не диктовал на автоответчик?

– Компьютер отметил время разговора, миссис Ричмонд. Оно составило шесть минут.

Сердце у меня холодеет. Все! Вот и все! Я не думала, что тот разговор был таким долгим. Смотрю в сторону, чувствую, как по спине у меня скатываются капельки пота. Я понимаю, что чем дольше молчу, тем больше выдаю себя. Но ничего не могу поделать с охватившим меня чувством панического страха. На секунду в голову приходит безумная мысль признать все и покончить с этим мучением. Но каким-то образом мне удается оттолкнуть ее от себя. Усилием воли я заставляю себя поднять взгляд на Доусона и отрицательно покачать головой.

– У вас есть какое-нибудь объяснение?

– Нет.

– В доме не было кого-нибудь еще, кто мог ответить на звонок?

Сердце у меня снова екает: он знает о Кэти! Наверняка знает! Но тут же я заставляю себя повторить в памяти тон его вопроса и, успокаиваясь, отношу его к обычной педантичной манере Доусона. И тихим голосом говорю, что кроме меня в доме никого не было.

Инспектор не повторяет своего вопроса.

А у меня перед глазами встает картина: Кэти лежит в полузабытьи на моей кровати, звонит телефон, она неуверенно протягивает руку к трубке. Я на «Минерве». Судорожно прижимаю сотовый телефон к уху и все время повторяю одну и ту же фразу: «Я немного задержусь, дорогая. А ты спи. Все будет хорошо. Все будет хорошо. Спи.» Может, мне не стоило звонить, но я не могла обойтись без того, чтобы не поговорить с дочерью. Кроме того, мне необходимо было убедиться, что снотворное подействовало и она уснет.

Доусон задает вопросы об автоответчике. Как часто бывали раньше случаи, когда сообщения на нем не записывались?

Я отвечаю, что такое время от времени случалось, но какую-либо систему в ошибках автоответчика выделить невозможно.

Мы возвращаемся к вопросу о том, как долго я принимала в тот вечер ванну? На какую громкость был включен приемник?

Затем снова автоответчик. Вопросы очень похожи, но каждый раз Доусон что-то немного меняет в них. Как могло случиться, что автоответчик не записал сообщение? Считаю ли я, что сообщение Гарри, переданное им в тот вечер, действительно могло пропасть?

И с каждым его вопросом я ощущаю приближение конца, потому что чувствую: Доусон уже не верит мне. В его словах появилась какая-то решимость, а воля у него явно сильнее моей.

Инспектор берет со стола один из листков, лежащих перед ним.

– Ваш муж также звонил вашей дочери в школу примерно… – Доусон подносит листок ближе к глазам. – В шесть тридцать. – Он опускает листок и вопросительно смотрит на меня. – Вы знали об этом?

– Нет. Но я не думаю, что он говорил с ней.

– Почему?

– Я бы это знала от дочери. А она сказала мне, что в последний раз беседовала с отцом во вторник.

– Так с кем же он говорил в школе в ту пятницу?

Я слегка пожимаю плечами.

– Может, с одной из старших девочек? Там такая система: на звонок отвечает дежурная старшеклассница, которую вы просите передать что-либо для своего ребенка.

Доусон строит удивленную гримасу и картинно сжимает виски пальцами правой руки.

– Значит, ваша дочь должна была получить сообщение от отца?

Я падаю, падаю… И увлекаю Кэти за собой.

– Нет… – Я судорожно обдумываю ответ. – Часто дежурные не находят адресата сообщения. И оно тогда не доходит до ребенка. Тогда вам приходится звонить еще раз…

Доусон наклоняется ко мне, как бы стараясь получше расслышать мои слова. Я продолжаю:

– И вы пытаетесь позвонить еще раз…

– Пытаетесь еще раз позвонить, – повторяет инспектор задумчиво. – Значит, это так устроено?

Я киваю. Дыхание у меня перехватывает.

Видимо, я выгляжу странно, потому что Леонард бросает на меня обеспокоенный взгляд. А Доусон спрашивает, не хочу ли я еще чая и, не дожидаясь ответа, передает мой стаканчик женщине-полицейской. Неожиданно все в комнате приходит в движение: кто-то потягивается, кто-то встает, кто-то собирает пластиковые стаканы. У меня появляется время для короткой передышки. Доусон отходит в угол комнаты с пачкой бумажных салфеток и трубно сморкается. Леонард сочувственно смотрит на меня и слегка похлопывает по руке.

Когда перед нами вновь появляются стаканчики с чаем, а дверь в комнату наконец закрывается, Доусон грузно усаживается в свое кресло.

– Прошу прощения. Надеюсь, я вас не заражу. – Он смотрит мне прямо в глаза.

– Мой дедушка, – отвечаю я, – говаривал так: при простуде нужно взять с собой в постель свечку и бутылку бренди, зажечь свечу и потихоньку пить этот замечательный напиток, и когда вместо одного язычка пламени вы увидите два, спокойно задувайте свечу и ложитесь спать, и к утру все пройдет.

Доусон смотрит на меня с удивлением. Затем, поняв, что я шучу, слегка улыбается.

– Ну хорошо, – он снова изображает на лице серьезность, как бы давая понять, что не следует забывать о том, для чего мы здесь находимся. – Может, мы поговорим о том периоде, который предшествовал пятнице двадцать шестого марта? Возьмем несколько предыдущих недель.