Врата рая - Эндрюс Вирджиния. Страница 20

Теперь я спрашивала себя: неужели этот человек так сильно отличается от моих родителей, от меня? Хотя я и чувствовала его силу и власть, но также видела его мягкость и уязвимость. Он плакал искренними слезами о моих родителях и обо мне.

Остальную часть этого дня все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы помочь, в силу моих возможностей, докторам, которые, казалось, провели все исследования, когда-либо известные медицинской науке. Меня кололи и зондировали, направляли на меня всевозможные лучи, делали рентгеновские снимки в различных ракурсах. Собрав всю информацию, доктора обсуждали ее и советовались друг с другом.

Как и предвидел доктор Малисоф, я не почувствовала никакой боли в ногах при проведении исследований. Я могла двигать и управлять верхней частью своего тела, но, когда меня поднимали на стол или осторожно клали на кровать, мои ноги безжизненно болтались, как у тряпичной куклы. Временами я чувствовала, будто нахожусь по пояс в ледяной воде и у меня все онемело, начиная с пальцев ног и кончая бедрами. У меня отсутствовали рефлексы, и я с удивлением смотрела, как ассистент доктора Малисофа и невролог доктор Фридман практически прокалывали меня иглой. Я ничего не чувствовала, но само это зрелище заставляло поморщиться.

В ходе исследования доктор Малисоф как-то сказал мне:

— Энни, это почти как если бы мы ввели вам в позвоночник анестезирующее средство, применяемое при операции. Мы полагаем, что воспаление вокруг вашего позвоночника, вызванное травмой, и является в настоящее время причиной паралича. Существует еще несколько исследований, которые мы хотели бы провести, чтобы подтвердить наши предположения.

Я старалась быть послушным пациентом, поскольку была зависима буквально от всех. Меня поднимали, чтобы переместить с одного места на другое или водрузить на передвижную кровать. Мне было очень трудно находиться в сидячем положении или пытаться сесть самой (каждая такая попытка отнимала все силы). Доктора продолжали заверять меня, что со временем я смогу это делать, но я чувствовала себя так, словно половина моего тела была убита во время аварии вместе с моими родителями. Мое беспомощное состояние не только расстраивало, но и раздражало меня.

Многое мы все принимаем как должное — способность ходить, сидеть, вставать и идти, куда мы хотим и когда мы хотим. Полученные мной повреждения были как кровоточащие раны, посыпанные солью. Потому что в дополнение к опустошающему душу горю — потере родителей — я была вынуждена мириться со своей физической немощью. Сколько может вынести один человек? Все во мне кричало от несправедливости. Почему я должна пройти через такие ужасные мучения? Почему самое дорогое было теперь отнято у меня?

И все же, несмотря на свое состояние, я не могла не восхищаться окружающей меня обстановкой и обслуживающим персоналом. Это была впечатляющая клиника с коридорами в два раза более широкими, чем в больнице в Уиннерроу. Везде сновали люди, и каждый выглядел собранным, деловитым, важным. Я видела вереницы каталок с пациентами. Почти каждую минуту звучали сообщения или вызов для того или иного доктора направиться в какое-либо место. Я узнала, что в здании было более двадцати этажей и, как мне показалось, целая армия сестер и технических работников. Я подумала, что тетя Фанни и Люк могут заблудиться здесь, пытаясь найти меня.

И даже среди всех этих людей, работавших с таким громадным количеством различных пациентов, я чувствовала свою значимость. Я понимала: за всем этим стояли Тони Таттертон и его деньги. С первой же минуты меня окружила команда докторов и технических специалистов, которые оставались со мной до тех пор, пока наконец меня не прикатили в мою персональную больничную палату.

Там уже дожидалась миссис Бродфилд. Для того чтобы водрузить меня на кровать, ей пришлось нелегко. Она подвезла каталку вплотную к кровати и начала осторожно перекладывать меня туда. Вначале — ноги, а потом верхнюю часть туловища. Когда она работала, то почти не произнесла ни слова, даже не ворчала.

Покончив с этой процедурой и уложив меня поудобнее, сестра дала мне соку. Затем она задернула занавес вокруг кровати, чтобы я поспала, и сказала, что будет сидеть около двери на случай, если мне что-либо понадобится. Устав после всех исследований, я быстро заснула и проснулась, услышав голоса. Около моей кровати стояли доктор Малисоф и Тони Таттертон.

— Еще раз добрый день. Как вы себя чувствуете? — спросил доктор.

— Я чувствую усталость.

— Безусловно. Вы имеете на это право. Ну, мы пришли к окончательному заключению в отношении вас, молодая леди. Моя первоначальная гипотеза оказалась верной. Удар по позвоночнику сзади в основании вашей головы вызвал воспалительный процесс в этой области и послужил причиной вашего паралича. Уже произошло небольшое улучшение, так что необходимость в операции отпала. Чтобы уменьшить возникшее давление, мы прибегнем к лекарственной терапии, а через некоторое время и к физиотерапии. И вы не должны будете оставаться в больнице все это время, — добавил он, улыбаясь в ответ на мой озабоченный взгляд. — К счастью, миссис Бродфилд является сестрой, которая обучена физиотерапии, и она сможет справиться с программой вашей реабилитации в Фартинггейл-Мэноре. У вас есть какие-нибудь вопросы, на которые я мог бы ответить?

— Я буду снова ходить? — спросила я с надеждой.

— Почему нет? Я не вижу причин. Этого не случится, конечно, за одну ночь, но в свое время произойдет. Я периодически буду приходить, чтобы осмотреть вас.

— Когда у меня прекратятся головокружения?

— Они связаны с сотрясением. На это также потребуется некоторое время, но каждый день вы будете чувствовать улучшение.

— И это все, что случилось со мной? — спросила я с некоторым подозрением.

— Все? — Доктор засмеялся, и Тони, подойдя поближе, широко улыбнулся. — Иногда я забываю, какая это удивительная вещь — быть молодым, — сказал доктор, обращаясь к Тони. Тот в ответ кивнул головой. — Да, удивительно, — продолжал доктор Малисоф. — И если вы сами не можете быть молодым, прекрасно быть рядом с кем-либо, таким же юным и красивым, как Энни. — Улыбка на его губах была легкой и скупой.

— Но я буду обременительным грузом, — запротестовала я.

Одно дело быть в тягость людям, которых ты любишь и которые любят тебя, но совершенно другое дело — отправляться в моем состоянии с неизвестным тебе человеком. Я чувствовала себя очень неловко. Как мне были нужны забота и внимание мамы и папы! Но Судьба распорядилась иначе.

— Не для меня, — ответил Тони. — Кроме того, я имею слуг, которые скучают, потому что им почти нечего делать теперь. А у тебя есть миссис Бродфилд.

— Я еще увижу вас, — сказал ему доктор Малисоф полушепотом, каким доктора обычно говорят на своих совещаниях, и вышел из комнаты.

Тони остался и посмотрел на меня сверху вниз.

— Я буду приходить дважды в день, — обещал он. — И каждый раз стану что-нибудь тебе приносить. — Он произнес это легким, веселым тоном, как будто я была все еще ребенком, который мог радоваться игрушкам и куклам. — Есть что-либо особое, чего бы ты хотела?

Я не могла ни о чем думать, мой разум был все еще погружен в те трагические события и в будущую неизвестность.

— Это неважно. Пусть каждый раз это будет для тебя сюрпризом. — Тони подвинулся ближе, так что смог нагнуться и поцеловать меня в лоб. Какое-то время его рука лежала на моем плече. — Благодарение Богу, что с тобой будет все хорошо, Энни, что ты будешь со мной и я смогу помочь тебе. Его лицо было так близко от моего, что я чувствовала легкое прикосновение его щеки. Поцеловав меня еще раз, он покинул комнату.

Миссис Бродфилд измерила мне кровяное давление и обмыла меня теплой влажной губкой. Потом я лежала с открытыми глазами в каком-то забытьи и изо всех сил сдерживала готовые пролиться слезы. Наконец я задремала.

На следующий день меня навестил Дрейк. Я очень обрадовалась ему. Находясь в чужом месте, далеко от дома, приятно видеть рядом родственников, членов моей семьи, ведь семья всегда была для меня чем-то очень дорогим.