Падшие сердца - Эндрюс Вирджиния. Страница 24

Впервые я постаралась представить, что для него как для мужчины значило быть женатым на Джиллиан, душевно больной женщине. Ему не с кем было поговорить, поделиться мыслями; с ней Тони никуда не выезжал, даже не обедал за одним столом. В конечном счете с ним рядом не было человека, которого он мог любить.

Мне вспомнилась веселая и шумная жизнь Тони с Джиллиан, когда я впервые появилась в Фарти. Сколько они путешествовали: в Калифорнию, Европу! И какие пышные вечера устраивали, неподражаемые обеды! И всему этому сразу пришел конец. У Тони осталось только его дело и я.

«Одиночество — самая жестокая участь, которая выпадает на долю человека, — размышляла я. — Жизнь теряет смысл, когда никого не остается рядом, уже нет стимула бороться, преодолевать трудности. Разрушительная сила одиночества несравнима даже с самыми свирепыми морозами. Ведь после зимы всегда наступает весна, приносящая с собой надежды, а одиночество погружает сердце человека в беспробудный сон, оставляя ему лишь воспоминания, несбыточные мечты и иллюзии. Одиноким нет места на празднике жизни, а их надежды, как правило, оказываются бесплотными и пустыми».

И мне подумалось, что с моей стороны было жестоко отказываться жить в Фарти на деньги Тони. Он лишился Троя, Джиллиан была больна; мы с Логаном — вот то единственное, что осталось у него в жизни. Теперь я понимала ревность Тони ко всему, что могло отвлечь меня от Фартинггейла. Он совсем не походил на Люка. Отец лишился своей молодой красавицы–жены, умершей при родах, но женился на другой женщине, которая родила ему детей. Но она оставила его, и он, не выдержав трудностей, продал своих детей, а вскоре встретил еще одну женщину и начал с ней новую жизнь. Тони был не такой. При всем своем богатстве и власти он не смог расстаться с прошлым, отбросить прочь воспоминания и начать жизнь сначала. Я должна была признать его преданность и верность прежним чувствам и привязанностям. Скорее всего, Люк оказался сейчас в лучшем положении, имея свой цирк и семью, хотя и был несравнимо беднее Тони.

— А не выпить ли нам перед сном бренди? — предложил Тони, когда мы подъезжали к Фарти. — Мне обычно нужно время, чтобы расслабиться, и хочется чего–то согревающего.

Я согласилась, и мы отправились в гостиную, где Куртис предусмотрительно разжег камин. Он принес нам бренди, и мы с Тони немного поболтали о пьесе, моих новых знакомых, о планах Тони по расширению его фирмы. Наконец усталость взяла вверх, и я, извинившись, ушла к себе наверх. Тони остался сидеть у камина, потягивая бренди и глядя на огонь.

Поднявшись по лестнице, я бросила взгляд в сторону комнат бабушки и увидела Марту Гудман в халате и шлепанцах. Она делала мне знаки и выглядела взволнованно.

— Джиллиан неважно спит, — прошептала Марта, выходя ко мне навстречу. — Как только погода неустойчивая, она очень беспокойна по ночам.

— Ты дала ей лекарство?

— Да, но сегодня оно плохо помогает, — нахмурилась Марта, качая головой.

— Она неспокойно ведет себя? — спросила я. Сильный шум ветра с моря проникал в самые отдаленные уголки огромного здания. Мы отчетливо слышали, как он метался по крыше, неистово бился в окна. Порывы ветра силой своей напоминали удары волн.

— Да, она очень беспокойна сегодня, все бормочет про Абдулу Бара, утверждает, что слышит конский топот и ржание. Причем говорит об этом так убедительно, что и я, признаться, поверила. Даже отправила Куртиса посмотреть, не убежала ли одна из лошадей. Но, конечно, все были на месте.

— Ох, Господи, нужно, наверное, рассказать об этом мистеру Таттертону. Возможно, мы…

— Нет–нет, мне просто захотелось поговорить с кем–либо, но не со слугами. Часто они выводят меня из равновесия больше, чем миссис Таттертон. — Марта сжала мою руку. — Все нормально. Все будет в порядке. Сейчас мы все отправимся спать, не беспокойся.

— Если потребуется, зови меня не задумываясь.

— Спасибо, миссис Стоунуолл. Я так рада, что ты согласилась здесь остаться. Меня очень поддерживает, что ты здесь рядом, — сказала Марта с явным облегчением в голосе.

— Спокойной ночи, Марта. — Я погладила ее по руке и отправилась к себе.

Я собралась уже лечь, когда полил дождь. Его тугие струи громко стучали по крыше, с силой колотили по стеклам, казалось, какие–то крохотные существа беспрерывно сновали по ним вверх и вниз. Выглянула в окно и словно уткнулась в темную занавеску: передо мной была кромешная тьма. Только при вспышках молнии можно было кое–что разглядеть. В те мгновения, когда эти сгустки электрического света разрывали угольную черноту неба, все внизу теряло свои очертания, приобретая искаженные формы: и деревья, и клумбы на лужайке, и контуры самого замка. Все предметы в поле моего зрения, казалось, расплывались, увеличиваясь в объеме. Это был какой–то кошмарный, призрачный мир. В такую ночь не составляло труда увидеть привидение. Плотно задернув шторы, я откинула одеяло, торопясь оказаться в постели и уснуть, чтобы скорее прошла ночь и наступило теплое, солнечное утро.

Я погасила свет, натянула повыше одеяло и, уютно устроившись в теплой постели, закрыла глаза отяжелевшими веками. К счастью, я тотчас же уснула.

Но сон мой оказался не долог. Внезапно я проснулась. В комнате было темно, но я ощущала чье–то присутствие. Я поняла, что меня разбудил тихий щелчок дверной ручки. Несколько мгновений я напряженно вглядывалась в темноту, постепенно начиная различать чей–то смутный силуэт.

— Кто здесь? — спросила я охрипшим от волнения голосом. Сердце заколотилось у меня в груди, тело сковал ужас. — Есть там кто–нибудь? Тони, это ты?

Раздались шаги, дверь открылась, потом закрылась, давая мне возможность на мгновение увидеть фигуру ночного гостя, но темнота не дала мне разглядеть его достаточно хорошо.

Вскочив с постели, я включила лампу на столике у кровати. Накинув халат, я вышла в коридор. Свет в нем горел неярко, отчего тени казались еще шире и длиннее. Мне послышалось, что где–то в доме закрылась дверь, я прошла немного вперед, но никого не увидела. «Может быть, это Джиллиан проскользнула мимо спящей Марты Гудман и пришла ко мне? — размышляла я. — Или Тони решил мне что–то сказать, а потом передумал?» Я снова прислушалась, потом повернулась, чтобы направиться в комнату, но тут почувствовала под ногами влагу. Опустившись на колени, я потрогала ковер. Кто бы это ни был, но после него остались мокрые следы.

Совершенно смущенная и очень встревоженная, я опять легла в постель. Раньше мне и в голову не приходило запираться, но сейчас я это сделала. Когда мне наконец удалось уснуть, сон стал большим облегчением. Проснулась я уже утром: дом оживал, наполнялся разнообразными звуками. Повсюду слышалось движение — открывались окна, раздвигались шторы, на кухне начинали готовить завтрак; начиналась обычная ежедневная суета. Несколько секунд я прислушивалась, потом резко села в кровати, вспомнив ночное происшествие.

Не померещился ли мне мой ночной гость? А может быть, я видела его во сне? Или на самом деле кто–то ко мне приходил? Я набросила халат, надела тапочки и подошла к двери спальни. Дверь оказалась запертой. Если действительно я ее заперла, значит, наяву видела и все остальное. Открыв дверь в коридор, я посмотрела на ковер. Мокрое пятно исчезло, но сохранилось другое свидетельство ночного визита: ковер был слегка испачкан грязью. Но кто бы это мог быть?

Я быстро оделась, полная решимости разгадать эту загадку. Но расспросить Тони не удалось: он уже позавтракал и уехал по делам. Тогда я обратилась со своим вопросом к Куртису, что было очень неразумно с моей стороны, поскольку дворецкий испугался до полусмерти. Он решил, что я своим рассказом подтвердила одну из историй Рая Виски о сверхъестественных силах.

— Нет, миссис Стоунуолл, — ответил Куртис, — ночью я никуда не выходил и никого не видел, но уже не первый раз мне говорят, будто слышали, как кто–то по ночам бродит по дому. Рай Виски думает, что это, должно быть, кто–то из предков мистера Таттертона. Может быть, здесь кого–то убили в давние времена, и душа убитого никак не обретет покой.