Дурдом - Рясной Илья. Страница 31
— Георгий, ты серьезно? — наконец спросил он.
— А что особенного? — пожал я плечами.
— Что особенного? Ты предлагаешь внедриться в сумасшедший дом. Знаешь, чем это чревато для тебя лично ?
— Чем?
— Тебя оттуда просто не выпустят. Кто же из сумасшедшего дома выпустит человека, в голове у которого рождаются такие идеи?.. И ты, Донатас, тоже хорош. С кем я работаю!
Еще час битвы титанов — и мы прижали шефа к стене. Он капитулировал, правда, при этом чуть не прослезился.
— Мы же в анекдот попадем, — причитал он. — О нас опера по всей России судачить будут.
— Если и будут, только от зависти, — заявил я нахально.
— Как ты собираешься докладывать все это руководству? — осведомился шеф.
— На ваш авторитет надежда.
— Да какой там авторитет после таких предложений… Ладно, готовьте выкладки и конкретный расчет сил. Бои у нашего милицейского руководства мы выдюжили, хоть и дались они большой кровью. Потом нам пришлось убеждать в своей правоте смежников — госбезопасность. Без них наша затея не стоила ничего. Их убедить оказалось гораздо легче.
Чекисты всегда витали в облаках и мыслили широкими масштабами — мировые заговоры, противоборство идеологий и разведок, происки суперагентов, над ними не тяготел повседневный милицейский опыт общения с низменным бытовым человеческим пороком. В общем, протокол о намерениях между двумя ведомствами был подписан.
Очередным объектом, на котором мы могли потренироваться в развитии дара убеждения, должен был стать профессор Дульсинский. Ведь именно на его территории развернутся главные боевые действия. Человек он серьезный, людей как рентгеном видит, работать с ним надо аккуратно. Мы пригласили профессора на чашечку чая в кабинете шефа.
— Есть основания считать, — официально и сухо начал шеф, — что ваш бывший пациент Грасский является одним из руководителей преступной группы, на счету которой похищения людей и другие тяжкие преступления.
— Помнится, я советовал уважаемому мной капитану Ступину обратить на него пристальное внимание, — Дульсинский стряхнул с рубашки невидимую пылинку.
— Мы обратили, — кивнул я. — И выяснили, что большинство больных, в похищении которых подозревается Грасский, прошли через вашу больницу. Притом многих Грасский не знал… Что отсюда следует?
— С ним связан кто-то из персонала, — кивнул равнодушно Дульсинский. — Подобные мысли уже посещали меня.
— Ваши мысли очень долго остаются при вас, — буркнул Донатас.
— А что вы хотите? — посмотрел на него вопросительно профессор. — В клинику для душевнобольных нельзя пускать полицию с ее стандартной процедурой расследования. Что тут непонятного? Это просто опасно.
— Нам нужна ваша помощь, — сказал шеф.
— Насколько я понимаю, первым подозреваемым у вас должен быть я.
— Уже были, — успокоил я его. — Средств на вашу проверку ушло немало.
— И как вы уверились, что я ни при чем? — усмехнулся профессор.
— Никак. На сто процентов уверены только вкладчики ЛЛЛ и «Памира». Просто есть основания считать, что вы наименее подходите на должность преступного лидера.
? Польщен, что вы не считаете меня похитителем моих больных. Честно сказать, они мне достаточно надоедают на работе, чтобы я еще тратил на них и свободное время.
? — Нам нужно отработать вашу клинику — напористо произнес шеф.
— Не хотелось бы, — покачал головой профессор. — Вы переполошите персонал и больных. Это может плохо кончиться. Я готов оказать вам любую помощь, но…
— Недостаточно вашей помощи, — отмахнулся шеф. — Это работа для профессионала. Мы хотим его внедрить. Аккуратно, чтобы никого, как вы говорите, не переполошить..
— Внедрить ? В качестве врача ? У вас есть сотрудники с образованием психиатра?
— Нет… Поэтому мы хотим внедрить его в качестве пациента.
Немая сцена. Профессор наконец-то удивился. Ему отказало на миг его снисходительное спокойствие.
— И кого внедряете? — спросил он после долгой паузы.
— Меня, — сказал я.
— Вы не разыгрываете?.. Ладно, давайте. Найду вам уютную палату, Георгий Викторович. Вам давно пора отдохнуть… Ну спасибо…
Дальше началось творчество народов мира. Сочинение легенды, диагноза, их заучивание. Теперь я больной маниакально-депрессивным психозом Георгий , Викторович Краснов. Пару дней я зубрил инструкции профессора, натаскивал себя в роли «маниакала». Проконсультировался и у Кобзаря. Наконец, было решено, что все в порядке.
Несостоявшийся артист, провалившийся в свое время абитуриент щукинского театрального училища Георгий Ступин получилроль в обновленном варианте пьесы «Палата номер шесть»…
И вот проведены последние подготовительные мероприятия. Завтра старт.
После тянувшегося, казалось, вечность, рабочего дня я пришел вечером в пустую квартиру. Свет включать не стал.
Вытащил подсвечник с тремя свечами. Мое любимое времяпровождение — вечером смотреть на мерцающее пламя свечей.
"И смерти грядущей предвестье,
Мерцали три бледных свечи".
Неожиданно меня как молнией шарахнула мысль — что же я делаю, куда лезу? В банду «Татарина» в Свердловске внедрялся. Грозный с СОБРами брал. Вооруженных бандюков в одиночку задерживал. Всяко бывало. Но в такую холодную пучину не окунался еще ни разу.. Хотя, говорят, трудно все по первому разу. Глядишь, еще понравится, и дальше в дурдома буду внедряться с легкостью и удовольствием.
Зазвонил телефон. В трубке зашелестел знакомый голос.
— Гоша?
— Я Гоша.
— Это Клара. Дорогой, ты что, не узнал меня? Забыл?
Ага, размечталась.
— Узнал. Куда ты пропала?
— Как? Я пропала? Ты избегаешь меня, а я пропала? — Избегаю? Это тебе кажется.
— Правда?.. А у меня тут такое. Немецкое издательство хочет заключить со мной договор на издание моей книги.
— Чьей книги? Ты же не пишешь книги!
— На книгу «Россия на перепутье». Или «Время расколотых небес». Как лучше назвать?
— Лучше сразу «Моя судьба».
Книга. Еще не хватало. Совсем завралась.
— Я соскучилась. Я так хочу тебя увидеть. Завтра… Нет, даже сегодня.
— Не могу. Уезжаю в командировку.
— Как? Куда?
— На другой конец света.
— В Штаты? — обрадовалась Клара.
Гораздо хуже.
— В Северную Корею? — поскучнела она.
— Еще хуже. В Антарктиду.
— Ой.
— Вот тебе и «ой». Пока. Я укладываю в чемодан унты.
— Унты?
— И колокольчики.
— Колокольчики? Зачем? Для собачьих упряжек…
С лязгом закрылись ворота, отделяя меня тоннами металла, высоченной бетонной оградой, просматриваемым видеокамерами периметром от всего остального мира.
«Оставь надежду всяк сюда входящий», — назойливо долбила мне мозг строчка из Данте. С прибытием. Теперь мой дом — дурдом.
Впрочем, при ближайшем рассмотрении все выглядело не так плохо. Цивилизация на Земле за последние столетия сильно повзрослела и подобрела, ныне душевнобольных уже не держат на цепях и не поливают в лечебных целях ледяной водой из ведер. По нашим временам сумасшедшие дома — не самое худшее место. Тем более такие.
У меня создалось впечатление, что я пересек не только границу клиники, но и госграницу. В свое время в живописном местечке в тридцати километрах от Москвы задумывалось создать санаторий четвертого управления Минздрава для партийных шишек и шишечек. В промежутке времени, когда старые привилегии пошатнулись под напором народного гнева, а новые еще не укрепились, происходила благотворительная раздача разным богоугодным заведениям номенклатурных объектов. На половине из них, отданных под санатории для престарелых бомжей-туберкулезников или детей пьяных родителей, тут же посвинчивали бронзовые ручки и фирменные розетки, разворовали или изрезали мебель, растащили все, что плохо лежит, и они превратились в обычные, милые сердцу объекты здравоохранения. Другие были освоены «новорусаками» под бордели и гольф-клубы или преступным миром под места проведения воровских сходняков. Дульсинский же на базе только что сданного объекта создал роскошную европейскую клинику. Двухэтажный и четырехэтажный корпуса, тенистые зеленые аллеи со стилизованными фонарями, лавочки и беседки — прекрасное место для душевного успокоения. И везде идеальный порядок. Персонал тоже был вымуштрован по западным стандартам.