Скиталец - Ковальчук Игорь. Страница 81

— А что случилось?

— Да… Рассказывают…

История, услышанная Герефордом, была довольно бессвязной, но, выслушав несколько версий от присутствующих в трактире лиможцев и шалюсцев, он смог восстановить ход событий.

Несколько недель назад, в начале марта, некий крестьянин вспахивал свой клочок земли в окрестностях Шалюса, чтобы подготовить его к главной вспашке, а заодно и проверить новый плуг. И под слоем вывороченного дерна нашел необычную драгоценность: что-то вроде заалтарного литого украшения, плоского, как большой поднос, и покрытого искусной чеканкой. Поверхность украшало изображение императора, величественно сидящего на троне рядом с супругой, а вокруг стояли их сыновья и дочери. Все фигуры были очень тонко проработаны, отделка замечательная, но больше всего радовал вес вещицы — почти три фунта чистого металла.

Наверное, крестьянин и хотел бы спрятать кусище золота где-нибудь у себя, но понимал: за утаивание подобной драгоценности его просто повесят, и хорошо, если смерть наступит быстро. Кроме того, могут прознать соседи, и тогда всей деревней просто разорвут на части и его, и вещицу. Куда лучше было честно отнести чеканку господину и, быть может, дождаться пары золотых в качестве награды. Крестьянин был робким и осторожным человеком, поэтому именно так он и поступил.

Граф Эмар Лиможский очень обрадовался. Он оказался достаточно щедр: бросил крестьянину золотой из собственного кошеля и приказал, чтобы ему отдали корову из хозяйского стада. Украшение же запер в личной сокровищнице и на сем успокоился.

Но у слухов — длинные ноги. Вскоре известие о чудесной находке добралось до двора герцога Аквитанского, сиречь короля Англии. Ричард Львиное Сердце, который больше военных подвигов любил только деньги, заявил своему вассалу, что надо делиться. Это требование родилось вместе с титулами и вассалитетом. Сеньор почитал себя господином земель своего вассала, а потому и хозяином всего, что в земле имеется. Вассал же в случаях, когда ему очень уж не хотелось делиться с сеньором, делал вид, что не понимает чужих притязаний.

Ричард был горяч. Чтобы мелкая сошка — граф Лиможский, его же собственный слуга, — да смела что-то вякать? Львиное Сердце справился с Танкредом де Лечче, с Исааком Комнином, с великим Саладииом (о том, что это не так, король Англии уже почти не помнил), с Филиппом-Августом — неужто не справится с букашкой Эмаром? Кто это посмел отказать ему в доле — какой-то мелкий лиможец?!

Кроме того, Англичанина подзуживали его приближенные. Не все, конечно, не все таили в душе недовольство, что война, к которой они привыкли, внезапно прервалась, но многие. Они-то и норовили теперь раздуть огонек в большой костер, надеясь всласть поразвлечься и награбить добра. Особенно старался гасконец Меркадье, предводитель войска наемников, нанятый Ричардом для войны с французским королем и теперь внезапно оставшийся без работы.

Нет ничего проще, чем убедить человека в том, с чем он и сам уверен. Конечно, король поддался. Он осадил Шалю, маленький замок, где пребывал Лиможский, обвинив своего вассала в том, что тот перекинулся на сторону Филиппа-Августа и жаждет независимости, на которую отнюдь не имеет права. Все смотрели на эту военную кампанию как на мелкое развлечение. Долго ли мог продержаться крохотный замчишко с приземистыми стенами, если к ногам Ричарда падали огромные города, сдавались целые графства?

Осада была начата двадцать пятого марта 1199 года. Вечером того же дня Ричард после сытного ужина отправился проверять работу своих землекопов, которые только-только начали подрывать основание укреплений. Шалю казался его величеству слишком несерьезным противником, чтобы быть бдительным и осторожным иод его стенами. Поэтому король не надел ни панциря поверх кольчуги, ни шлема, ни даже кольчужного капюшона. Легчайший воздух ранней весны был ему приятен, и хотя вечером уши пощипывал морозец, зато приятно охлаждал голову. Приближенные короля вдруг заметили, что он уже начал седеть.

А потом в воздухе внезапно свистнула стрела, выпущенная с верхних зубцов каким-то опытным арбалетчиком, не иначе, и угодила королю в плечо. Кто-то ахнул, кто-то предложил государю руку, но тот лишь отмахнулся от непрошеных помощников. Ричард, вне всяких сомнений, был хорошим воином и на раны смотрел свысока. Уже не раз его ранили, и весьма серьезно, но настоящего страха смерти ему еще испытать не довелось. Не обращая внимания на боль, его величество отдал все необходимые распоряжения и лишь после этого позволил увести себя в шатер.

Вызвали лекаря и поручили ему вынуть стрелу. Цирюльник взялся было за арбалетный болт — но оказалось, что наконечник крепко засел в спине, чуть ли не у самого позвоночника. Похолодев, лекарь сказал, что вынуть стрелу не может, и едва успел сбежать от гнева короля. Меркадье, сопровождавший Ричарда, предложил ему услуги своего отрядного лекаря, который никогда до сих пор не отказывался лечить, даже если сомневался.

— Он знает толк в ранах, — добавил гасконец. — Уже десять лет с нами и до сих пор жив. Конечно, лечит без нежностей, но уж наверняка.

— Какие там нежности, — кривясь от боли, проворчал король Англии. — Я не дама.

И к Плантагенету привели отрядного наемничьего лекаря.

При тусклом свете фонаря тот осмотрел и ощупал рану, после чего заявил, что стрелу придется вырезать. И тут же, не ожидая согласия, взялся за нож.

Английский государь, которого уже успели как следует накачать вином, был пьян, но боль все же продолжал чувствовать. Его вопли и стоны отдавались в ушах привычных ко всему лекаря и Меркадье как мучения любого раненого и не трогали их. Запуская пальцы в рану, цирюльник думал лишь о том, как бы половчее ухватиться за кусок железа, который засел у самых позвонков и никак не давался. Древко он к тому моменту уже сломал, слишком сильно потянув. Кровь хлестала у него между пальцами, брызгая на лицо и одежду, но что такое для наемника чужая кровь, пусть даже и кровь работодателя?

Наконечник остался в ране.

Выгнав лекаря Меркадье в три шеи, Ричард не желал и слышать о том, чтобы допустить к себе еще какого-то целителя. Сперва он не хотел верить, что ранен опасно, а потом, когда начался жар от воспалившейся раны, отказывался признать, что смерть близка. Он требовал накрывать столы, нести вина и тащить в его шатер самых красивых девушек Пуату, собираясь праздновать взятие Шалю, хозяин которого расплатился за роковую стрелу собственной жизнью.

А рана все ждала своего часа и наливалась, наливалась зловещей краснотой, пока та не перешла в сизый багрянец и не стало ясно, что исцелить короля не удастся.

— И что же теперь? — спросил вмиг осунувшийся Герефорд.

— Так что же… Все смертны, даже короли. Теперь, должно быть, его величеству пора к Богу на ответ. Да и пожил он неплохо, ведь ему уже сорок два года.

Дик качнул головой и опустил взгляд в кружку. На англичанина даже Трагерн посмотрел с испугом и сочувствием.

— Если хочешь, я могу проложить дорогу к Шалюсу, — предложил он шепотом. — К закату будем.

— Если сумеешь, я буду тебе благодарен, — ответил рыцарь-маг.

— Ты думаешь, что можешь спасти его?

— Вряд ли. — Дик поднял взгляд к потолку, прикидывая. — Сейчас уже идет апрель. Пятое число. А ранен он был двадцать пятого марта. Я вообще сомневаюсь, что Ричард еще жив.

— Хочешь, если он жив, поговорить с ним?

— Думаю, если он не умер, то уже не в себе. Ты друид, должен знать, что это такое, когда начинает гнить рана.

— Знаю.

— Но если вдруг дьявольская сила моего отца еще держит его сознание, то я хотел бы сказать ему пару слов. Хоть пару слов перед тем, как мы расстанемся с ним навеки.

— Ты же христианин, Дик. Ты должен верить во встречу после смерти.

— Я христианин. И именно поэтому понимаю, что душу моего отца уже ничто не спасет. Он обречен оказаться в царстве Ангела Зла, и вряд ли только за свои прегрешения. Боюсь, его душа расстанется с телом.

Трагерн несколько секунд помолчал, взвешивая услышанное.