Между плахой и секирой - Чадович Николай Трофимович. Страница 10

Последним пришла очередь Толгая, от которого, впрочем, ничего путного и не ждали. Ход его мыслей и принципы логики были так же путаны и непредсказуемы, как заячьи петли.

– Черу сгнил, – Толгай продемонстрировал всем свой пришедший в негодность малахай, а потом постучал пальцем по голове. – Баш целый… Кыны сгнил, – он отбросил в сторону ножны, – кыпыч целый… – сабля в его руках описала стремительную дугу, под корень срезав ближайший куст. – Зачем бояться?

– Действительно, на металлах пребывание в Эдеме никак не сказывается, – задумчиво произнес Артем. – Та стрела, наверное, попала в дерево довольно давно… Ну как, Лев Борисович, посетила вашу баш какая-нибудь светлая уй, я хотел сказать, мысль.

– Подождите… Сейчас… Сначала надо выстроить логическую цепочку… Итак, что мы имеем… Отсутствие следов отмерших растений на фоне довольно богатой эдемической флоры… Разрушение предметов одежды и снаряжения без признаков негативного воздействия на человеческие организмы…

– Не только одежды, но и табака, спирта… – добавил Артем.

– Пластмассы. – Верка вертела в руках расческу, которая выглядела так, словно ее довольно долгое время держали над огнем.

– Что же здесь общее… что? – бормотал Цыпф, полузакрыв глаза.

– Люди и деревья живые, а пни и одежда – нет, – безапелляционно заявил Смыков.

– Металл тоже неживой… Нет, тут что-то другое… Хотя мысль интересная…

Лева торопливо вытащил из кобуры пистолет, довольно уверенно проделал все необходимые для подготовки к стрельбе манипуляции и, направив ствол в небо, нажал на спуск. Боек четко клацнул по донышку патрона, но выстрела не последовало. Тогда Лева передернул затвор и повторил все сначала, но с тем же результатом. Пораженная публика молчала, только Зяблик удивленно присвистнул.

– Понятно, – сказал Лева как бы самому себе и попытался засунуть пистолет обратно в кобуру, разлезшуюся по швам и сейчас очень похожую на растоптанную ночную туфлю.

– Ты пояснее выражайся! – Зяблик повысил голос. – Тебе, может, понятно, а нам нет.

– Все вещества в природе делятся на органические и неорганические, – в устах Левы этот неоспоримый факт звучал как печальная новость. – Основное их отличие состоит в том…

– Ты нам Лазаря не пой, – прервал его Зяблик. – Покороче давай. Все в школе химию изучали.

– Кроме меня, – возразила Лилечка.

– И Толгайчика, – добавила Верка.

– Впрочем, детали здесь несущественны, – продолжал Лева. – Важно, что это принципиально разные по строению вещества. Деревья, спирт, пластмасса, человеческое тело, почти вся его одежда – это органика. Железо, камень, вода, песок – нет. Скорее всего, в Эдеме присутствует какой-то неизвестный природный фактор, разрушающий мертвую органику. Именно мертвую, как только что справедливо заметил товарищ Смыков.

– Вот хорошо, – сказала Верка. – Ни могил не надо, ни помоек, ни туалетов…

– Порох тоже органика? – поинтересовался Зяблик, внутренне уже готовый к ответу.

– Конечно. Бездымный порох производится на основе нитроцеллюлозы, а в состав дымного входит древесный уголь.

– Теперь, братец мой, вам наконец понятно, почему стрела была цельнометаллической? – совсем не к месту оживился Смыков.

– Понятно… Мне все теперь понятно… Скоро такие стрелы у нас с тобой в брюхе торчать будут. Безоружными мы остались! Пара ножей на всех да Толгаева сабля. Теперь нас любой гад голыми руками возьмет. Сваливать отсюда надо срочно.

– Без бдолаха? – удивился Цыпф.

– Да хрен с ним!

– Без бдолаха Нейтральную зону не пройти.

– Тихо! – Смыков наподобие ветхозаветного пророка воздел к небу руки. – Попрошу внимания! Тут двух мнений быть не должно. Оставаться в Эдеме опасно, уходить без бдолаха – смертельно опасно. Самое дорогое для нас сейчас – время. Нужно не только найти этот проклятый бдолах, но и успеть уйти отсюда прежде, чем он сгниет. Поэтому предлагаю до конца пребывания в так называемом Эдеме ввести единоначалие. В виде исключения.

– В начальники ты, естественно, предлагаешь себя? – нехорошо прищурилась Верка.

– А кого же еще? – искренне удивился Смыков.

– Есть тут и более достойные кандидаты. Лично я предлагаю передать руководство человеку, на деле доказавшему свои необыкновенные способности и неоднократно выручавшему нас в самых безвыходных ситуациях. – Верка многозначительно покосилась на Артема.

– Спасибо, как говорится, за доверие, но боюсь, что не оправдаю его, – ответил тот. – Есть причины, в силу которых я могу покинуть Эдем буквально в любой момент… Лев Борисович, подтвердите.

– Да, – кивнул Лева. – Такие вот дела… Нам следует надеяться только на свои силы.

– Желательно на свежие, – вставил Зяблик. – Предлагаю в бугры Левку. Молодой, башковитый, а кусаться еще научится.

За это предложение, кроме самого Зяблика, проголосовали Верка и Толгай, Смыков был категорически против. Лилечка воздержалась. Попытка самоотвода была пресечена самым решительным образом.

– Не брыкайся, тебя общество выдвинуло. Обязан подчиниться, – сказал Зяблик. – Принимай власть. Скипетра или там гетманской булавы у нас не имеется, но на первое время сойдет и так. Со своей стороны обещаем беспрекословное подчинение, хотя волюнтаризма не потерпим. Запомни, как мы тебя выдвинули, так, в случае чего, и задвинем.

Убедившись в бесполезности споров, Лева уступил воле большинства и уже спустя пять минут отдавал на диво толковые и лаконичные распоряжения. Первым делом разобрались с остатками одежды. Органика пострадала вся без исключения, но по-разному. Если ситцевые и льняные вещи уже рассыпались в прах, то брезент, кожа и особенно кирза еще держались. Из сапожных голенищ, рюкзаков и ремней для Верки и Лилечки на скорую руку соорудили что-то вроде бикини, а для мужчин – набедренные повязки. В дальнейшем предполагалось использовать для одежды листву, луб и ветки местных растений – на день-два авось и хватит. Все ненужное, в том числе и пистолеты, запрятали в кусты. Потом провели инвентаризацию всех имеющихся колюще-рубящих металлических предметов. Выяснилось, что члены ватаги вооружены следующим образом: Толгай – саблей, Зяблик – финкой, Смыков и Цыпф – штык-ножами, Верка – скальпелем, а Лилечка – парой шпилек для волос. Посетовали на то, что так безалаберно распорядились найденной в лесу железной стрелой, но возвращаться за ней не стали – плохая примета. Перекусили все теми же изрядно поднадоевшими корешками и без промедления тронулись в путь. Ватагу вел Артем – была надежда, что загадочный Кеша сжалится над своим партнером по телесной оболочке и выведет его прямиком на плантацию бдолаха.

Эдем был уныло и однообразно прекрасен – глазу не за что зацепиться. Возможно, предание о том, что горы, болота и пустыни создал не кто иной, как дьявол, имело под собой основание. Ведь давно известно, что ад куда более веселое место, чем рай.

Живность, попадавшаяся на пути, размерами не превышала кролика, но не могла быть отнесена ни к млекопитающим, ни к рептилиям, ни даже к насекомым. Скорее всего это был конечный этап эволюции слизней, улиток и медуз. Аппетита они не вызывали даже у малоразборчивого в пище Зяблика.

Ватага двигалась по двенадцать часов в сутки. Но никто не уставал, питались кое-как, но голода не испытывали, спали на голой земле, но видели сладкие сны. Оставшийся без письменных принадлежностей Цыпф рисовал карту похода куском графита на спине Толгая, который имел теперь законное право избегать купаний в попадавшихся на пути ручьях и речках.

На третий день пути все уже носили пышные и легкомысленные, но недолговечные костюмы лесных нимф и сатиров, которые приходилось менять после каждого перехода. Раны Зяблика зажили окончательно, у Верки на лице появился румянец, Цыпфа перестала мучить хроническая зубная боль, а Толгай избавился от фурункулеза. Что ни говори, а климат в этих местах был благодатный.

– Я, наверное, так хорошо себя с тех пор не чувствовал, как первый раз ширнулся, – говорил Зяблик. – Гадом буду, брошу все и останусь тут. Буду на манер этого Рукосуева корешки грызть и голяком бегать. Не жизнь, а малина.