Между плахой и секирой - Чадович Николай Трофимович. Страница 45

Тонкий на вид пластик оказался удивительно прочным, но против сабли Толгая все же устоять не смог. В первой коробке были тюбики с розовой пастой, вкусом напоминавшей творог, во второй – плоские хрустящие хлебцы, в третьей, которую вскрывали еще всей компанией, – что-то вроде томатного соуса. Затем все ударились в индивидуальный поиск, вместо сабли используя пистолетные протирки, осколки обсидиана и всякие прочие достаточно острые предметы. Попробовав что-то одно, сразу бросали и выискивали другое, более вкусное.

Эрикс, печально созерцавший эту картину, сказал:

– Мне показалось, что вы хотите утолить голод…

– А что мы делаем? – искренне удивилась Верка, перемазанная, как первоклассница, угодившая дежурить на школьную кухню. – Утоляем! Ты бы, зайчик, что-нибудь сладенького мне нашел.

– Вон, позади вас желтая коробка с красной надписью.

– Ты свои надписи сам читай… Я ни китайскому, ни арабскому не училась. Лучше помог бы открыть.

Эрикс голыми руками надорвал ящик и, ни на кого не глядя, удалился в разгромленный бар.

– Брезгует, – усмехнулся Смыков, дегустируя брикет прессованных орехов. – Культурного из себя строит… А еще вчера голым ходил, как макака.

– Потому он и хмурый, – констатировала Верка, хрустя вафлями в шоколаде. – Штаны в ширинке жмут.

– Какие же вы! – У Лилечки сделалось болезненное лицо. – Что мы, в самом деле, сыра или консервированной ветчины не пробовали?.. Накинулись, как звери. Неудобно даже…

Зяблик никакого участия в этих словопрениях не принимал, а сосредоточенно работал. Распарывая коробку за коробкой, он все дальше продвигался в глубь склада.

– Что ищем? – поинтересовался Цыпф, чьи гастрономические устремления ограничились пакетом сухариков.

– Да так, – неопределенно ответил Зяблик. – Сам еще не знаю…

– Зачем тогда все коробки подряд вскрывать? Поинтересуйтесь вон той зеленой.

– А что в ней? – насторожился Зяблик.

– Не знаю. Но, судя по надписи, содержание алкоголя в этом продукте составляет пять процентов.

– Слабовато… А покрепче ничего нет?

– Я что-то пока не вижу.

– Ну тогда я еще поищу, – буркнул Зяблик, принимаясь за очередную коробку.

Вернулся Эрикс и, прислонившись плечом к стене, стал молча наблюдать за энергичными действиями ватаги. В глазах его была печаль.

– Орешков не желаете? – осведомился Смыков.

– Нет.

– Зря… Очень питательные… С тех самых пор, что ли, остались? – Не получив ответа, он в знак уважения помотал головой, совсем как фарфоровый будда. – Умели же делать потомки! Что ни попробуешь, как будто вчера с пылу с жару!

– Им-то что… Все машины делали… А они только жрали, – подал голос Оська, предварительно убедившийся, что Зяблик его вряд ли услышит.

– Сначала нужно такие машины изобрести, – заступилась за потомков Лилечка. – Думаешь, это просто?

Заметив, что Верка и Толгай набивают карманы всякими деликатесами, Эрикс наконец-то шевельнул скорбно поджатыми губами:

– Не надо ничего брать про запас. Такие хранилища встречаются здесь на каждом шагу. Никто не успел воспользоваться ими.

– Ай-я-яй, это же такое богатство пропадает! – не унимался Смыков. – Всю Отчину можно десять лет кормить!

Зяблик уже нашел что-то, любезное его душе, и сейчас из груды выпотрошенных коробок раздавались булькающие звуки и довольное фырканье.

– Вас нельзя было пускать в эту страну, – все так же печально произнес Эрикс. – Вы смелые люди. Вы не боитесь аггелов. Вам не страшны страдания и лишения. Но здесь вы погибнете от обжорства или от чрезмерного употребления стимулирующих веществ. Этот мир чересчур богат для вас. Он уже погубил тех дикарей, которые буйствовали здесь в первые дни после катастрофы. А вы, к сожалению, мало чем отличаетесь от них.

– Не паникуй, шеф, прорвемся… – Зяблик заворочался в куче коробок, видимо, устраиваясь на ночлег. – Быв-ва-ли-и дни вес-селые-е…

– Шутки шутками, а отдохнуть не мешает. – Смыков покосился на Эрикса. – Что по этому поводу скажет нам гостеприимный хозяин?

– Я понимаю, что вы не можете долго обходиться без отдыха, – произнес Эрикс страдальческим голосом. – Точно так же, как без пищи и питья… Но хочу предупредить, что в этот момент нас уже ищут по всем окрестностям, а весть о событиях в районе гавани распространяется по стране. Нам следовало бы уйти как можно дальше… Впрочем, время все равно упущено. Остается уповать на то, что у аггелов не хватит сил обшарить каждое здание. Единственное, что я могу вам посоветовать сейчас, это с максимальной эффективностью использовать выдавшуюся передышку.

– Отоспаться, проще говоря, советуете, – подсказал Смыков.

– Да, но приняв предварительно меры предосторожности.

– Это уж как водится. Поучите свою тещу щи варить. – Смыков отстегнул часы и бросил их Левке. – Заступайте в караул, товарищ Цыпф. Через два часа разбудите Толгая. Потом очередь моя. Последним Зяблик. Пусть проспится, алкаш. Женщин и детей прошу не беспокоить.

Под детьми Смыков, видимо, подразумевал Оську-Иавала и Эрикса.

Спустя десять минут притомившаяся и обожравшаяся ватага уже почивала. У одних сон был медвежий, глубокий. У других соловьиный, чуткий.

Цыпф перетащил одно из кресел в самый темный угол разгромленного зала и уселся с таким расчетом, чтобы видеть улицу. У противоположной стены устроился Эрикс, который, как видно, спать сегодня вообще не собирался. Могучий организм нефилима требовал куда меньше послаблений, чем это принято среди обыкновенных людишек.

Снаружи донесся легкий шорох, хотя улица по-прежнему оставалась безлюдной. Присмотревшись, Цыпф разглядел маленькую собачонку, обнюхивавшую кучу мусора.

– Песик бегает… – пробормотал он. – А у нас в Отчине их почти не осталось… Голод был страшный… Люди даже воробьев ели.

Ответа не последовало, да столь риторическое сообщение его и не подразумевало. Дабы вызвать Эрикса на разговор, Цыпфу пришлось задать вполне конкретный вопрос:

– А может случиться такое, что собачка, попавшая в зону, где нарушены принципы причинности, обретет дар речи?

– Может, – флегматично ответил Эрикс. – Но я таких собачек еще не встречал.

Снова наступила долгая тишина. Цыпф напряженно обдумывал достойный вопрос. Эрикс, похоже, дремал, полуприкрыв глаза.

– А мне ваш город не понравился, – внезапно выпалил Цыпф. – Камень да железо… И вообще, неуютно. Один дом как картинка, а другой рядом будто бы на скорую руку сляпан. Стены косые, балки наружу торчат… Не хватает здесь чего-то. Ни парков нет, ни скверов, ни укромных уголков…

– Вы правы. – Веки Эрикса дрогнули. – Это совсем не тот город, каким он запомнился мне… Как бы это лучше объяснить… В древности люди раскрашивали свои мраморные статуи. Со временем пурпур и позолота сошли, но прекрасные формы продолжают привлекать нас… Иллюзия красоты исчезает, настоящая красота живет долго… Хотя и стоит намного дороже. В мое время искусство создания иллюзий, и не только зрительных, достигло совершенства. Фасаду обыкновенного здания при помощи не очень сложных ухищрений можно было придать вид Кельнского собора или мавзолея Тадж-Махал. Причем подлинник от копии нельзя отличить даже на ощупь. Со временем такие методы получили очень широкое распространение в архитектуре… А с парками и уличными насаждениями всегда существовало много проблем. Намного проще было создать их овеществленные миражи. При мне город выглядел зеленым, тенистым и благоуханным, но все это достигалось исключительно за счет ухищрений техники, творящей иллюзии. Как мне теперь кажется, иллюзией была и вся наша цивилизация.

Он умолк, и стало слышно, как собачонка, урча, грызет что-то. Выждав немного, Цыпф осторожно спросил:

– А почему, скажите, пожалуйста, вам так кажется?

– Что? – Эрикс, словно очнувшись, недоуменно глянул на него. – А-а… Это не так-то просто объяснить. И раньше человек создавал вещи, которые облегчали его жизнь. Прялки, топоры, паровозы… Без хозяина они были мертвы. Если топор ломался, не составляло труда отковать другой. Если у паровоза вдруг кончался уголь, котел можно было топить дровами.