Американский герой - Бейнхарт Ларри. Страница 15

И мы его преодолеваем. Ее губы прикасаются к моим. Это уже второй ее поцелуй. И первый, когда мне хватает смелости обнять ее и поцеловать самому. Мне уже за сорок, а я считаю поцелуи, как четырнадцатилетний мальчишка. Вслед за губами соединяются и наши тела. Я чувствую, как ее соски становятся твердыми, а бедра обмякают. Она прижимается ко мне, и у меня начинается эрекция, и я знаю, что она чувствует это. Губы ее приоткрываются, и я ощущаю их мягкость.

И вдруг она делает шаг назад. Не резко, но вполне решительно.

— Нет. Прости. Нет. Я сейчас не могу.

— Почему? — это вырывается из меня с каким-то рычанием. Мне, будто подростку, хочется обзывать ее разными словами, как тех девчонок, которые сначала приманивали, а потом, распалив, бросали нас.

— Не знаю. Потому что мы должны…

— Что должны?

— Выяснить, что происходит, Джо. Пока я чувствую, как это нависает… я не хочу принимать никаких решений.

— И что ты собираешься сделать? Посвятить этому всю свою жизнь?

— Ты мне нравишься, Джо, правда. В тебе что-то есть. Очень настоящее. Но я не ложусь в постель со всеми, кто мне нравится. Просто я так никогда не делаю. Я отношусь к тебе очень серьезно, Джо. А если мы окажемся в постели, то начну относиться еще серьезнее. Ты не из тех, кто просыпается на рассвете, натягивает на себя штаны и тихо выходит, чтобы больше никогда не возвращаться.

На самом деле я именно из тех. А часто я даже не дожидался, когда можно будет улизнуть незаметно. Обычно я просто клал деньги на стол и откровенно выходил за дверь. Но с Мэгги — тут она была права — я никогда бы не смог так поступить. Насколько это в моих силах, я буду стараться превратить это в «отношения навсегда».

Я продолжаю исполнять роль шофера-телохранителя. Мне уже доводилось играть эту роль. Когда мы куда-нибудь отправляемся, я беседую с обслуживающим персоналом и пытаюсь как можно больше выведать.

Мэгги подавлена. Это серьезное испытание — знать, что тебя постоянно подслушивают: не только что ты говоришь, но и как ты ешь, писаешь, храпишь, стонешь, пукаешь и поешь под душем. Она пытается заглушить тревогу, заваливая себя делами. Она читает сценарии, ездит на ланчи и обеды, встречается с адвокатами, бухгалтерами, продюсерами и сборщиками налогов. И это хорошо, потому что каждая поездка дает мне возможность с кем-нибудь познакомиться. В Лос-Анджелесе большинство водит машины самостоятельно, так что, когда рядом нет других шоферов, я знакомлюсь с метрдотелями или ребятами с парковки. Если мы едем в гости, я беседую с горничными, кухарками и садовниками. Все они гордятся своими хозяевами, всем им есть что рассказать, и все они делают вид, что вхожи в частную жизнь своих хозяев.

Официант у Мортона во время перекура рассказывает мне о том, как Брайен де Пальма укокошил свою подружку. Я спрашиваю его, не знает ли он Бигла.

Конечно знаю. Бигл сюда постоянно заходит, — отвечает он. — То есть заходил. Но сейчас он болен.

Я спрашиваю его чем. Официант глубоко затягивается и с печальным видом отвечает:

— А ты как думаешь, старик?

Потом Мэгги посылает меня за своими покупками в магазин Симонетты. И продавщица по имени Тама рассказывает мне о том, что поп-звезда Ванесса Своллоу [13]— лесбиянка и предпочитает фаллоимитаторы. Тама клянется, что собственными глазами видела, как та надевала один в примерочной, чтобы портниха могла снять мерки и сшить нижнее белье с учетом этой штуки. Я спрашиваю Таму, не покупает ли у них одежду Бигл. Она говорит, что нет, а потом просит, чтобы я оказал ей одну услугу. Я спрашиваю какую. И она говорит, что у нее есть дружок, которого она любит больше всех на свете, и дело не только в сексе, — он такой умный и талантливый и написал сценарий, который идеально подошел бы для Магдалины, так вот было бы хорошо, чтобы я показал его мисс Лазло, просто оставил бы его на сиденье в машине, и все будут счастливы, потому что, когда Магдалина прочитает его, она будет очень рада, что он попался ей на глаза.

Когда мы с Мэгги хотим поговорить, то громко включаем музыку или уходим на пляж. Если выбор предоставляется мне, я ставлю кантри. И тогда мы шепчемся, стоя рядом с динамиками. Она говорит, что Хэнк Уильямс нравится ей все больше и больше. А Хэнк Джуниор выводит ее из себя, потому что он все время мечется, изображая из себя то гения, то идиота. Вилли она тоже любит и говорит, что полюбила его еще до моего появления. Но по большей части она выказывает нетерпение, так как не любит и не умеет ждать.

По меньшей мере раз в день я выслушиваю историю о Нике Джексоне и песчанке, при этом все утверждают, что они лично слышали ее от врача, который оперировал знаменитый задний проход, или по крайней мере от его ближайшего коллеги. [14]

А потом небольшую вечеринку организует у себя Аарон Спеллинг. И водитель Кеннета Бранага, оказывается, встречается с девицей, горничной, лучшая подруга которой, по его словам, служит у Мелани Грифит. Он же рассказывает мне, что, когда Мелани была беременна, она делала специальные упражнения для того, чтобы заняться сексом с Доном Джонсоном сразу же после родов. Она даже представить себе не могла, что ей придется терпеть дольше. [15]Я спрашиваю его, не знает ли он Бигла. Он говорит: да, как-то подвозил его. Я спрашиваю, когда именно. Он говорит, что несколько недель тому назад. Я спрашиваю, как тот выглядел.

— Я слышал, что он болен, — отвечает мой собеседник, — но вид у него был вполне здоровый. Может, бледноват, но ничего болезненного я в нем не заметил. У них с женой был страшный скандал. Из-за чего? Из-за сына. Бита подарил ему какие-то военизированные игрушки — солдатиков, что ли, и его жена прямо взбесилась. «Но ребенку они нравятся», — говорит Бигл. «А мне наплевать!» — кричит его жена. Настоящая стерва. Я бы свою проучил как следует, если бы она взялась так со мной разговаривать. Но, конечно, это не мое дело. Мое дело отвезти, а не судачить.

А потом из дома выходит Мэгги с Кеннетом Бранагом. Они останавливаются за пределами слышимости и с минуту беседуют, и я вижу, что между ними царит особая доверительность и теплота. Мэгги прикасается к его руке и смеется своим неповторимым смехом. Онцелует ее в щеку, ее тело прижимается к его и застывает, чтобы он успел ощутить, что это за тело.

Но я должен сохранять спокойствие. И я стараюсь. Я открываю дверцу машины и молчу Когда мы сворачиваем на бульвар Сансет, она вставляет в магнитолу компакт-диск. Это не кантри. Это классика. Она включает на полную громкость, а потом говорит:

— И перестань на меня так смотреть.

— Как?

— Как будто ты мне отец или муж.

— Я ни то, ни другое, — отвечаю я.

— Вот именно.

— Ты свободная взрослая женщина, которая время от времени целуется со мной на пляже.

— Это было два раза.

— Да, два, — подтверждаю я.

— Давай прекратим этот разговор, Джо. И не надо ходить за мной следом, как собака. Бранаг очень талантлив. К тому же у него есть жена, которую он очень любит…

— У них у всех есть жены, которых они любят. Не забывай, с кем ты разговариваешь! Хочешь прослушать записи высказываний счастливых мужей? У меня их тысячи: «Я очень люблю свою жену, но она не умеет отсасывать так, как ты, детка!» А однажды мне довелось записывать жену директора фирмы «Оборонная промышленность Мак-Грегора», которая разговаривала с тренером, учившим теннису ее дочь: «Я очень люблю своего мужа, но вот эта штука у него гораздо меньше, чем у тебя». Так что его любовь к жене не значит ровным счетом ничего…

— Дело в том, — говорит Мэгги, — что он должен вспомнить Магдалину Лазло, когда начнет снимать свою следующую картину. Он может просто упомянуть в каком-нибудь разговоре, что было бы неплохо пригласить Магдалину. Таковы правила игры. И если для этого мне надо прижаться к нему грудью, то я это сделаю. Не надо быть ребенком.