Особые поручения - Дакар Даниэль. Страница 21
Федор Одинцов повел головой, разминая шею, слегка потянулся, взглянул на хронометр и недоуменно нахмурился. Пара минут? Интересные у майора Гамильтон представления о парах. Или о минутах. С одной стороны, это, разумеется, не его дело, с другой же… Сержанту не давала покоя куртка, оставшаяся висеть на спинке стула графини. Он решительно встал из-за стола и направился к ведущим на улицу дверям. На крыльце никого не оказалось, если не считать здоровенного кота, презрительно удалившегося при появлении человека. Федор пожал плечами, сделал пару шагов, еще раз осмотрелся и повернулся, чтобы снова зайти внутрь, как вдруг под его ногой что-то хрустнуло. Он наклонился, повертел в пальцах раздавленную его ботинком клипсу коммуникатора, чертыхнулся и уже более внимательно оглядел тротуар. Под изрядных размеров вазоном с каким-то местным вечнозеленым кустом что-то блеснуло. Секунда — и в его руках оказался широкий браслет, еще минут двадцать назад охватывавший предплечье Мэри.
Даже так… интересно девки пляшут, если снизу посмотреть… Федор метнулся к дверям, чуть не сорвав их с петель, и рявкнул, перекрывая шум зала:
— Все сюда! Бегом, мать вашу!
Через несколько минут у входа в «Каблучок» было куда жарче, чем внутри. Придерживаемый за шиворот хозяин заведения пытался возмущаться и настаивать на присутствии адвоката: у него самым категорическим образом потребовали продемонстрировать записи наружных камер слежения. Прибывший наряд полиции был безапелляционно послан, причем дважды: сначала по матушке, потом — за свидетелями. Хозяин еще раз попытался рыпнуться, но тут у Кречетова, должно быть, сдали нервы. Он и сам, наверное, не мог бы сказать, за каким чертом прихватил со стола массивный нож с пилкой для разрезания мяса, но сейчас это оказалось как нельзя кстати.
— Слушай сюда, мужик, — тихо, но отчетливо прервал он очередную тираду о правах человека и светящем десантникам наказании. — Ты прав. Меня накажут. Обязательно. Но потом. А вот этот столовый прибор я опробую на твоих яйцах прямо сейчас. Ты меня понял? Записи, ну!
Владелец ресторана, почти сравнявшийся цветом лица с тротуаром, повернулся к подчеркнуто индифферентным охранникам и сдавленно — воротник его по-прежнему пребывал в крепко сжатой ладони Одинцова — проблеял:
— Покажите господам все, что они захотят увидеть!
Просмотр ничего не дал. Предполагаемый промежуток времени был заполнен рябью помех. Как женщина появилась в дверях, было ясно видно, но дальше — пустота.
Вернулись полицейские. Лысый сержант, которому не мешало бы сбросить килограмм двадцать, а по-хорошему — и все двадцать пять, подталкивал перед собой охламона из тех, по кому армия не плачет, ибо на кой черт армии такое сокровище? Тощее прыщавое нечто, с длинными сальными патлами и сплошным ковром татуировок на всех видимых частях тела, вяло пыталось отмахиваться, но сержант был неумолим.
— Кончай выпендриваться, дуся, — внушительно пробасил он, отвешивая мальчишке вполне отеческий подзатыльник. — Господам десантникам некогда, у них пропажа случилась. Да не трясись ты, дитятко, нужен ты мне, как рыбе зонтик.
— Ну, это… — начал, запинаясь, сопляк. — Была тут одна… или был, я еще подумал — это мужик или баба, на кой телке такие плечи… и сисек нету почти…
— О сиськах — потом, — перебил его Терехов. — Что б ты еще в сиськах понимая, недоделок. Дальше.
— А что — дальше? Вываливают из переулка двое, эту седую мужик… чернявый такой… только что не на руках тащит, пьянющая, аж копытами шевелить не может. Так он ее в машину запихнул с прибаутками и рванул, будто у него на хвосте квартальный…
— Какая машина? — вступил в разговор Одинцов, отпустивший наконец владельца «Каблучка» и теперь брезгливо вытирающий руку о штаны.
— Черный «Беркут» вроде… Да что я, приглядывался, что ли?!
— Пьянющая? — вопросительно приподнял брови полицейский, обращаясь к Терехову.
— Как стекло была, сержант, когда выходила, — поморщился тот. — Кружка пива за хорошим обедом, да еще на ее рост-вес… Ерунда, я графиню Сазонову знаю, хоть не близко, а все-таки. Пилот, майор… Не получается.
— Графи-и-иню? — протянул сержант. Его физиономия медленно, но верно каменела. Похоже, бывалый служака только сейчас понял, чем лично ему, так некстати оказавшемуся в патруле, грозит происшедшее.
— Графиню. Ладно, дядя. Пока ясно, что ничего не ясно. Дальше мы сами. Попробуй этого долбодятла потрясти, может, вспомнит еще чего… хотя…
— Что он там вспомнит, укурок… — скривился старший патруля. — Разве что ментограмму попробовать снять да посмотреть на того, кто женщину тащил. Только вы ж сами видите, господин лейтенант, что за клиент… Конечно, поработаем, только… Вы это… ну… нельзя быть сразу везде, мужики, вы ж понимаете…
— Да ладно, расслабься. Ты-то тут при чем, — махнул рукой Терехов. — Я сейчас по команде доложусь, и завертится… только на выходные тебе рассчитывать не приходится, сержант. Совсем.
Темнота. Причем явно искусственного происхождения. Мешок на голове, что ли? Во рту горько и сухо. Хочется пить. Тряпичный жгут, затянутый на затылке, раздирает уголки губ. Неудобно. Очень. Широко расставленные ноги зафиксированы, руки вздернуты над головой и зафиксированы тоже. Впрочем… приподняться на носках можно, конечно. Насколько позволят зажимы на щиколотках, а позволят они совсем чуть-чуть. Плечевые суставы вопиют о снисхождении, вот только, похоже, снисхождения им ждать не приходится. Запахи… да какие там запахи? Так, по мелочи. Кондиционер не справляется. Машинное масло… старое курево… еще более старая кровь… пот… как любопытно. Хотя и не так любопытно, как хотелось бы. Почти не больно. Пока. То-то, что пока. Во что же это ты вляпалась, дорогуша? Звуки…
— Леха, ты дурак! Дурак и не лечишься. Ты зачем ее сюда приволок? Сказали же — замочить!
— Да брось ты! Какая разница, сразу замочить или чуть погодя? Начальства нет, все на выходные свалили. Да и захоти кто вернуться — прогноз грозу обещает, дураков нет прорываться через грозовой фронт. Ты глянь зато, какой экземпляр! Сразу видно — выносливая. Долго продержится. Это тебе не уличная девка, тут и кормили хорошо, и спорт присутствовал, — мужская рука по-хозяйски ощупывает грудь.
— Не, Леха, ты все-таки псих. Ее ж искать будут!
— Да и пусть ищут! Ветра в поле! — глумливый смех, рука смещается к низу живота. — Не боись, когда найдут — только по ДНК-грамме и опознают. А какая лапочка, сказка просто! Ты на кожу посмотри! — Посмотреть, похоже, есть на что. Странно, брюки на месте и ботинки тоже, а вот от пояса и вверх… Да этот Леха, похоже, полагает себя эстетом?.. Что-то острое чертит линию от ямки между ключицами до пупка. Боль. Не двигаться.
— Кожа — это да, — со знанием дела подтверждает невидимый собеседник невидимого Лехи. — Вообще-то, ты прав. Не каждый день нам такие попадаются. Эх, жаль, мне на дежурство пора. Ты тут особенно не усердствуй, оставь и корешам кусочек, лады?
— А вот это уж кому как повезет, — похохатывает Леха. — Моя добыча, Борюсик, что хочу, то и делаю. А хочу я мнооооого…
— Ты только не торопись, пока она в отключке — никакого интереса!
— Поучи меня еще!
Так. Ясно. Похоже, приходить в себя особого смысла не имеет. Ничего, авось выкарабкаемся. Где наша не пропадала… и там пропадала, и сям пропадала. Ничего.
Алан Хазбиевич Тедеев пребывал в ярости, но определить это можно было только по встопорщившимся усам. Новое назначение не нравилось ему с самого начала — он, в конце концов, солдат, а вовсе даже не планетная нянька. Разумеется, долг есть долг и категории «нравится — не нравится» неприменимы в тот момент, когда его величество говорит: «Вы нужны Империи!» Однако во всей своей красе упомянутое назначение проявилось в ту минуту, когда ему доложили об исчезновении — средь бела дня! практически в центре Пригорска! — графини Марии Сазоновой. Причем само по себе исчезновение молодой, но уже вполне самостоятельной женщины не значит ничего. Мало ли, куда могло занести дочку его бывшего подчиненного. А вот коммуникатор… ее коммуникатор, лежащий сейчас на столе перед контрадмиралом Корсаковым… так твою дивизию! И как будто мало было самого факта, хотя и он восторга генералу отнюдь не добавлял. Но что касается получасовой давности разговора с князем Цинцадзе…