Цель обманывает средства - Дакар Даниэль. Страница 18

Москву майор Десница не любил. Когда-то, лет двадцать назад, когда Дима был вдвое моложе, он понял, что города похожи на людей. И тот человеческий тип, который воплощала собой Москва — суетливая, задерганная тетка, безвкусно одетая и накрашенная, неумная, но твердо уверенная в своей правоте по любому вопросу, — бесил его. Даже надменная Вена, представлявшаяся ему холеной дамой, одетой от-кутюр и с обязательной безобразной собачонкой под мышкой, меньше раздражала. Потому что Вена умела молчать, более того, она предпочитала именно молчать, а Москва даже ночью, во сне, бранилась, торговалась и изрекала прописные истины под видом вселенской мудрости.

Впрочем, в парке, окружавшем здание посольства Заката, Москву не было ни видно, ни слышно. Сюда, в маленькую ротонду на берегу пруда, не доносился городской шум. О посторонних ушах тоже можно было не беспокоиться: в центре ажурного столика помещалась вращающаяся конструкция, похожая на перевернутую медузу. Щупальца ее неприятно шевелились в чистом утреннем воздухе.

Конструкцию приволок Платина, утверждающий, что для конфиденциального разговора лучше такой вот штуки нет ничего.

Если бы не эта хреновина, картина была бы совсем мирной. По крайней мере так казалось Деснице. Он сидел за столом напротив Варфоломея, пил кофе, механически жевал какой-то бутерброд и слушал Агату, примостившуюся на ограждении ротонды.

— В общем, хоть режь меня, хоть ешь, а им нужен был ты, командир. Все-то им хотелось хоть какую-нибудь гадость о тебе выведать, а я, ты ж понимаешь, ни сном, ни духом. Может, если бы знала…

Дмитрий иронично усмехнулся. Ничего бы она не сказала, даже если б знала. Пока были хоть какие-то силы держаться — не сказала бы, дураку ясно. А Серега Дергачев не дурак, вот и не сообразил вовремя. Ничего, с Серегой мы еще разберемся, дайте только срок. Потолкуем по душам, с непонятливым таким. Сказано же было — не трогать!

Агата и сейчас — хорошо одетая, выспавшаяся, улыбающаяся — выглядела неважно. Зеленоватые тени в уголках глаз и губ никого не красят, что уж там. Да и портативный медблок на левом предплечье…

— Может, я… а может, и отец… ч-черт.

Десница отложил бутерброд, отхлебнул остывшего кофе и с трудом поборол желание грохнуть чашкой об столешницу. Вместо этого он, пристально глядя на столик, опустил фарфоровый конус так нежно, словно тот мог рассыпаться даже от дыхания. Поднял голову и неожиданно поймал многозначительное перемигивание между Агатой и Платиной. Дима уже имел возможность заметить, что в вопросах, требующих хорошо подвешенного языка и скорости соображения, Варфоломей полностью полагается на своего суперкарго. И правильно делает, если уж на то пошло.

— Ну? — Настроение Десницы, и без того не слишком радужное, испортилось к этому моменту окончательно. — Что вы еще затеяли, умники, выкладывайте!

— Командир, — Агата все так же сидела на ограждении, покачивая полуснятой плетеной туфелькой, — а чем тебе за мое освобождение расплачиваться придется?

Мысли она читает, что ли? С нее станется…

— Расплачиваться? Что ты несешь? — Он весьма правдоподобно изобразил возмущение, но девица и бровью не повела.

— Генерал Горин не производит впечатления альтруиста. Такие люди ничего не делают просто так, без фиги в кармане. Дел у него по горло, а на орбиту за мной полетел. Не из уважения же к международному праву? Ему ты тоже нужен, еще и побольше, чем безопасникам. Так что ты должен сделать?

Десница раздраженно повертел головой, одними губами помянул чью-то бабушку и наконец решился.

— Надо в одно местечко прогуляться.

— На Земле? — Отступать она и не думала.

— Нет, — поморщился Дима, — не на Земле. Сначала на Оймякон, там корабль нанять — не могут они почему-то официальным путем идти, а хозяин корабля чего-то его превосходительству должен, ну и…

— Кора-а-абль? Наня-а-а-ать? — протянул Варфоломей. Покосился на Агату. Та кивнула. — Командир, тебе что, делать больше нечего? А «Бистяра»?

— Что — «Бистяра»? У тебя что же, есть к нему доступ?

— Есть, а как же, — пожал плечами Варфоломей. — Генерал твой обеспечил. «Бистяра» сейчас на «Лунном Третьем», жив-здоров, чего и нам всем желает. «Тварюшке», знаешь ли, все равно, куда, лишь бы лететь. Нам, кстати, тоже.

— Да вы сдурели?! Вы что же, думаете, меня на прогулку посылают? Цветочки нюхать? — Дмитрий не выдержал и саданул кулаком по столу.

Пустая чашка подпрыгнула и упала. Почти упала — молнией метнувшийся Платина подхватил ее у самого пола беседки, выложенного терракотовой плиткой, и вернул на место с невнятным ворчанием по поводу того, что посольское имущество не помешало бы и поберечь. Агата даже не шелохнулась.

— А на Волге мы что, цветочки нюхали? — лениво поинтересовалась она, когда порядок на столе был восстановлен.

— Да ты вообще помолчи, тебе в себя приходить надо, твою физиономию можно для украшения заливного использовать, вместо зелени!

— Приходить в себя? — На выпад по поводу цвета лица Агата демонстративно не обратила внимания. — И где же? Здесь, за стенами посольства, пленницей, по сути? Или на Закате, где я двигаюсь, как беременная черепаха? При любом раскладе мы с Платиной тут не останемся, в объем уйдем. На всякий случай, чтобы лишний раз глаза не мозолить. Командир, — она соскользнула с ограждения, присела перед Десницей на корточки и теперь умильно смотрела на него снизу вверх, — ну командир, ну на кой черт тебе какой-то незнакомый корабль? Еще какая команда попадется… а тут и «Тварюшка» такая милая… и шкипер, каких поискать… и суперкарго, глядишь, на что-то сгодится… а?

Полчаса спустя Десница покинул посольство Заката, обладая кораблем, командой и твердым убеждением, что генерал Горин такой расклад предвидел.

На Оймяконе было холодно. Там всегда было холодно, потому, собственно, планета и получила такое название. Но при этом промерзшая, покрытая толстым слоем снега и льда, в средних широтах оттаивающая только на пару месяцев в году почва обладала свойствами поистине уникальными. И Оймякон, изначально колонизировавшийся ради рудных разработок, быстро превратился в крупного экспортера сельскохозяйственной продукции.

История не сохранила имени того энтузиаста, который взялся — то ли на спор, то ли от нечего делать — выращивать в одной из многочисленных теплиц кофе. Зато теперь, триста с гаком лет спустя после заселения планеты, оймяконский кофе считался лучшим из всех, производимых человеческими мирами.

По дороге Платина извел своих попутчиков прикидками и соображениями по поводу того, сколько кофе можно будет взять на борт, сколько оставить себе на предмет полакомиться, сколько и где продать. Наконец, уже на входе из гейта при подлете к Оймякону, Агата не выдержала и заявила, что где сколько чего брать и куда потом девать — забота суперкарго. А забота шкипера — разбираться с диспетчерской, вон, вызывают.

Диспетчер, натурально, в экран не помещался. Десница слабо себе представлял, как можно позволить своему телу дойти до столь плачевного состояния. Зато очень хорошо знал, что такие субчики, как этот пузырь, в девяти случаях из десяти демонстрируют уверенность в том, что являются образцами совершенства. А подспудное недовольство своей внешностью используют для отравления жизни тем, кто не ленится следить за собой.

Платина же, которому выиграть конкурс «Мистер форма» помешал бы разве что не слишком значительный рост, должен был взбесить толстяка самим фактом своего существования. А если к оному существованию добавить хороший корабль и прекрасно сидящий комбинезон, резко контрастирующий с бесформенным, чем-то заляпанным одеянием пузана… В общем, с точки зрения Дмитрия, не было ничего удивительного в том, что диспетчер принялся занудно мурыжить «Sunset Beast», соблюдая все мыслимые и немыслимые формальности доступа на посадку и, кажется, придумывая по ходу действия новые.

Агата тоже не была удивлена или, по крайней мере, своего удивления никак не показывала. А вот Варфоломей кипятился с каждой минутой все сильнее, доставляя тем самым разжиревшему бюрократу весьма заметное удовольствие. Тот явно наслаждался своей возможностью доставить пилоту максимум неприятностей, и даже вопль взбешенного Платины: