Любовный недуг - Мастретта Анхелес. Страница 30

Диего Саури покинул свое кресло, чтобы сесть рядом с Хосефой, которая с момента появления Риваденейры молча и тихо, но безостановочно плакала. Она вспоминала, как тысячу раз говорила сестре о том, что лучше жить спокойно. И ее била дрожь, когда она видела перед собой губы Милагрос, повторявшие как окончательный и бесповоротный приговор: «Чтобы ты увидела меня спокойной, меня должны похоронить».

Несколько минут Риваденейра ходил из конца в конец гостиной и смотрел, как Хосефа безуспешно старается унять слезы, как Диего рвет на себе растрепанные волосы, а Эмилия грызет ноготь большого пальца левой руки, и ее губы шевелятся в немом ругательстве. Потом он заговорил бессвязно, как во сне, словно это могло помочь ему найти выход. Саури не понимали его монолог, они слушали его, как сумасшедшего, который пытается привести в порядок свои безумные мысли, слушали долго и терпеливо, потому что горе учит терпению.

Никто из них троих не отважился прервать его речь, такую бессвязную и одновременно ничуть не менее связную, чем мысли каждого из них. Так продолжалось недолго, а может быть, вечно. И все это время они страстно желали, чтобы Милагрос вошла в гостиную и одним своим присутствием решила бы все проблемы, как по мановению волшебной палочки. Затем наступило молчание, длинное, как безмолвие легиона ангелов-бездельников.

И только тогда Риваденейра навел порядок в своих мыслях, надел пиджак, поправил прическу и снял с вешалки свою шляпу.

– Я знаю, что мне нужно сделать: освободить ее и увезти с собой раз и навсегда в мир менее страшный, чем этот, – сказал он, надевая шляпу. – Я не буду спрашивать ее мнение. Я устал все ей позволять, устал, что она обращается со мной как с пустым местом, что то зовет, то гонит от себя, будто походную жену генерала, – заявил он и снова забегал туда-сюда по комнате, пугая их своей воинственностью, которой в нем даже не подозревали.

Хосефа украдкой разглядывала его и, кажется, впервые смогла понять смысл этой почти тайной связи между своей сестрой и этим мужчиной, который сумел правильно оценить ее любовь к свободе.

– Сделай так, как говоришь. Мне кажется, это великолепная мысль, – воскликнула она, вскочив с места и растирая руками лицо, словно пытаясь тем самым изменить палитру своих чувств. – Как ты собираешься вызволить ее оттуда?

– Попрошу об этом подлеца, посадившего ее, – ответил поэт с твердостью, которая наверняка отличала его всегда, но которую он обычно предпочитал не показывать. – Надеюсь, это не займет много времени. Спасибо, что вы помогли мне прояснить ситуацию.

– Что мы помогли тебе прояснить? – спросила Эмилия.

– Все, – ответил Риваденейра, направляясь к двери. За ним шел Диего Саури, который решил сопровождать его, куда бы тот ни пошел.

Было десять часов вечера, когда они явились в дом губернатора в сопровождении трясущегося нотариуса, друга Риваденейры. Два охранника преградили им путь, и один из них засвистел в свисток. На этот зов меньше чем за минуту сбежалось тридцать вооруженных мужчин, готовых отразить нападение. Риваденейра поправил пиджак и самым светским своим тоном попросил о встрече с губернатором.

Охрана оглядела его с головы до носков ботинок, как опасного сумасшедшего. Ему сказали, что губернатора нет дома и что сейчас неподходящее время для визитов. Риваденейра, не обращая ни малейшего внимания на их слова, достал свою визитную карточку и отдал ее тому, кто имел вид старшего, сказав ему самым вежливым тоном, какой Диего слышал от этого благородного человека, что дело срочное и что они подождут, сколько будет нужно.

Через пять минут появился мужчина в темном костюме с жилетом и сказал, что он – личный секретарь господина губернатора, а затем, демонстративно достав из кармана часы на цепочке и сверив по ним время, спросил, хорошо ли его встретили, и заверил, что для его начальника будет большой честью принять его. Под эскортом Диего Саури и нотариуса, низенького человечка, нервно моргающего, словно у него в глазах была пара колибри, Риваденейра поднялся по лестнице дворца, где жил тот, кто раздавал блага и несчастья в штате Пуэбла.

Сначала они шли по длинным освещенным и пустынным коридорам. Потом пересекли огромный салон, затем гостиную, еще одну комнату поменьше и вошли в другую, еще меньше. Там секретарь попросил их подождать несколько минут и исчез за стеклянной дверью.

– Что мы скажем этому злому духу? – спросил Диего Саури.

– Я знаю, что ему нужно сказать, – ответил Риваденейра, словно всю жизнь предвидел подобную встречу.

Секретарь вернулся с той же лакированной улыбкой, дежурившей на его лице со дня рождения, и жестом пригласил их войти. Их глазам открылся большой зал, в центре которого висел портрет Бенито Хуареса. В глубине, за письменным столом, за которым легко могли бы обедать двенадцать человек, сидел губернатор.

– Мой уважаемый господин Риваденейра, – сказал он, вставая, как только все трое вошли. – Я к вашим услугам.

– Освободите мою свояченицу, – сказал Диего Саури, не утруждая себя формальностями.

– Я никого не сажаю в тюрьму, сеньор…? – ответил губернатор, остановив взгляд на Диего Саури, будто пытался понять, о какой это камень он споткнулся.

– Диего Саури, – сказал аптекарь без лишних объяснений, не подав руки своему могущественному собеседнику.

– Мой друг Диего Саури, – представил его Риваденейра. – Он женат на сестре Милагрос Вейтиа. А Милагрос Вейтиа должна бы быть замужем за мной.

– И вы пришли ко мне, чтобы рассказать об этом?

– Чтобы просить вас освободить ее и обещать, что я буду отвечать за нее с той минуты, когда вы мне ее вручите. Я готов засвидетельствовать это в нотариальном акте, – сказал Риваденейра торжественно, как император.

– В этом случае мне пришлось бы нарушить закон. Милагрос Вейтиа в тюрьме, потому что она – ходячая опасность.

– Вам незачем мне об этом говорить, я всегда это понимал. Но она – еще и роскошь, а роскошь, мы с вами об этом знаем, дорого стоит, – сказал Риваденейра.

– Насколько дорого?

– Все земли поместья Сан-Мигель. Три тысячи гектаров с рекой.

– Так дорого стоит эта доморощенная адвокатишка? – спросил губернатор высокомерно и с издевкой.

– Я не потерплю от вас оскорблений, – сказал Риваденейра. – Вот документы на право собственности. Я подпишу их, когда вы отдадите мне госпожу Вейтиа.

Не говоря ни слова, губернатор пробежал глазами все бумаги, страницу за страницей, с алчным видом человека, мысленно осматривающего один за другим все три тысячи гектаров неувядающей растительности. Затем громко рассмеялся и позвонил в звонок. Тут же появился секретарь, заискивающе кланяясь.

– Доставили ли госпожу Вейтиа? – спросил губернатор. – Наш друг Риваденейра предложил мне очень разумные доказательства ее абсолютной невиновности.

– Она уже здесь. Впустить ее? – спросил секретарь.

– Подождите, – попросил Риваденейра. – Сначала я подпишу бумаги, – сказал он, усилием воли сдерживая нетерпение в предвкушении встречи с ней и не желая открывать ей цену освобождения. Диего Саури, глядя, как он ставит свою подпись, спрашивал себя, какого бога он должен благодарить за счастье иметь его среди своих друзей. Никто еще не подписывал бумаг с такой непоколебимой уверенностью, что этот росчерк пера открывает врата рая.

– Должно быть, вы не в своем уме, – сказал губернатор, собрав бумаги и взглядом распорядившись, чтобы секретарь позвал Милагрос Вейтиа.

– Поверьте, мне это было очень приятно, – сказал Риваденейра.

– Лучше мы встретим ее снаружи, – посоветовал Диего Саури, подходя к Риваденейре. Но Милагрос уже вошла в двери и стояла напротив них, невозмутимая и гордая, как будто и не сидела в закрытой тюрьме.

– Что попросил у тебя этот мошенник? – спросила она Риваденейру.

– Перечень твоих достоинств, – сказал он, взяв ее под руку и направляясь к двери. Он боялся, что этот человек раскается в совершенной сделке. Отдать ему Милагрос? Он бы не смог это сделать, даже если бы ему дали подписать купчую на всю страну со всеми ее морями.