Продолжение следует, или Наказание неминуемо - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 29
В городском отделе все повторилось сначала. Встречные вопросы, подозрительные взгляды и, наконец, – встреча со следователем, ведущим дело о «трупе с валютой в зубах». Ему Петр и отдал одну из последних фотографий Влада – все же на паспорте он был много моложе. Рассказал он и о тетке Гундорина – Полине Петровне Бобровкиной, проживающей вместе с гражданским, видимо, мужем на 2-й Песочной улице. Но о своих подозрениях относительно пропажи половика, естественно, ничего не сказал. Понимал же, что затаскают их обоих, житья не дадут, а толку все равно не будет никакого. Вероятно, не прав, но практика показывала, что все произойдет именно так. Если не будет найдено тело погибшего.
Но молодой следователь Осипенко, со звучным именем Тарас Григорьевич, неожиданно «проникся», может быть, элементарным чувством товарищества к вовсе не заносчивому, совсем простецкому москвичу и рассказал – как бы в благодарность за предоставленную информацию о тетке – о «находке» в привокзальном туалете и последовавших затем событиях. И, в частности, о визите помощника воронежского депутата, фамилию которого следователь где-то тут и записал. Он пошарил на столе среди листков с записями и нашел нужный.
– А вот, Денягин Василий Савельевич.
У Щеткина вмиг «навострились» уши, и этого не мог не заметить следователь. Тем более что дальше последовал осторожный вопрос:
– А как он выглядел, Тарас, опиши, а? Если можно, поподробнее. В чем был одет, портрет лица, так сказать.
Они незаметно перешли уже на «ты», и это обстоятельство тоже сближало их интересы. И Осипенко рассказал. И с каждым новым штрихом в описании этого Денягина Петр все тверже убеждался, что речь идет о том самом мужике, что выдавал себя то за бригадира грузчиков у матери Влада, то за заместителя начальника воронежского речного порта. Так вот он кто на самом-то деле! Помощник депутата Воронежского законодательного собрания, господина Перепутного М. С., как и записал себе Тарас Осипенко.
Ну, узнать, чем занимался Перепутный, это было проще пареной репы. Достаточно набрать номер Алеши Смородинова, что и сделал Петр. Оказалось, возглавлял в воронежском заксобрании комиссию по безопасности, имея к тому все основания, ибо являлся генерал-лейтенантом милиции в отставке, предыдущим начальником ГУВД Воронежской области. О как!
И с этого момента, уже четко сообразил Щеткин, все его случайные наблюдения должны, да просто обязаны были стать достоянием Тараса Осипенко, как бы нелегко теперь ни пришлось Полине Петровне с ее «гражданским» супругом.
Заканчивая короткий разговор со Смородиновым, Щеткин попросил того срочно выяснить, где сейчас находится этот Денягин. И еще, если это можно сделать быстро, узнать, какой номерной знак у его автомашины марки «тойота» черного цвета. На встречный вопрос Алексея, зачем это нужно, Петр коротко ответил, что, скорее всего, автомобиль придется немедленно объявлять в розыск. Или, если он на месте, а сам Денягин жив и здоров, служит отечеству и своему шефу-депутату, надо добиться у прокурора санкции на задержание господина Денягина, а также на обыск в его машине, где могут быть обнаружены следы крови. Чьей – об этом немного позже. Как раз этим вопросом Петр и занимается сейчас, беседуя с сотрудником следственного отдела Липецкого городского управления милиции.
Осипенко глядел на Петра с все возрастающим удивлением. Получалось, что москвич слишком много знал, но молчал, темнил чего-то, а сам пытался вызнать про то, про другое... И, заметив вспыхнувшее в глазах следователя подозрение, даже недоверие, Петр решил «раскрыть карты». Дело, конечно, прежде всего. А если будет потеряно доверие друг к другу, то и дела никакого не получится.
Что ж, придется, видимо, и Полине Петровне пострадать немного – для ее же пользы, чтобы потом по какой-нибудь нелепой случайности не попасть впросак. Ну, обнаружат где-нибудь нечаянно ее лоскутный ковер, отыщут и хозяйку, возникнет столько вопросов, что, не приведи Господь, ей же до конца дней отвечать придется.
Короче говоря, когда Щеткин изложил свою версию того, что произошло в доме Бобровкиной, по известному уже адресу, следователь Осипенко сообразил наконец, почему москвич не сразу выложил ее на стол, а тянул с расспросами. Ну да, а как же иначе-то? Надо же было сперва выстроить ее у себя в голове, понять соль и расставить по местам те немногие улики, которые могли иметь место. То есть Щеткин дал не столько пищу для размышлений, сколько уже более-менее оформившуюся именно версию происшедших событий. Короче говоря, если помощник депутата жив и здоров, а его машина при нем и в полном порядке, значит, надо искать труп Гундорина. Возможно, завернутый в теткин половик. Ну а если наоборот, чего также пока нельзя исключать, то в розыск придется объявлять и машину, и ее хозяина. Учитывая при этом, что и у Гундорина тоже паспорта нет. Либо он готов воспользоваться документами покойного Денягина. Хотя вряд ли, у Денягина слишком характерное лицо. Но, впрочем, и Гундорин может побрить голову... а, черт их знает!
И в заключение разговора Петр достал из кармана и отдал следователю найденные им улики: соскоб с пола в доме Бобровкиной засохшего следа пролитой жидкости темного цвета и обрывок тряпочки, а также нескольких цветных ниток – с колючего растения у дорожки к калитке.
Соскоб надо было сразу отправить на экспертизу к криминалистам. И если это засохшая кровь, то ее группу можно будет сравнить с данными, имеющимися в личных делах Гундорина и Денягина. По возрасту они еще оба военнообязанные. Значит, и вопрос к военкомату.
Вот пока и все. Немного, но... и немало, с другой стороны.
Глава одиннадцатая
ОДНИ ВОПРОСЫ
Какой бы рутиной ни оказывались задания Турецкого, Алевтина выполняла их с неизменным удовольствием. Этим актом она словно бы непосредственно участвовала в расследованиях шефа, о котором знала, еще учась в милицейской академии. Знала, как о других известных юристах прошлого и настоящего, на опыт которых обычно ссылались преподаватели, приводя в своих лекциях факты из их профессиональной деятельности в качестве наиболее ярких примеров. Но она, естественно, не могла и предположить, что именно этот «пример» окажется таким... молодым и даже отчасти неистовым в проявлениях своих чувств.
Вот и факт убийства знакомой Александра Борисовича в воронежской гостинице она восприняла прежде всего как профессиональный следователь, напрочь отринув возможные «отношения» между Турецким и гражданкой Латвии Эвой Теодоровной. Никакая ревность личного характера не должна была присутствовать при расследовании уголовного дела, связанного с особо тяжким преступлением. Раньше ведь, еще каких-то пятнадцать – двадцать лет назад, так называли всякое убийство, это теперь оно становится едва ли не обыденным явлением. И с осознанием полной своей ответственности Аля явилась в Генеральную прокуратуру, к Меркулову, чтобы получить у него разрешение на доступ к архивным делам.
Константин Дмитриевич болезненно относился к любым «экспериментам» Сани Турецкого, особенно когда дело касалось совсем молодых и обязательно красивых девушек и женщин, разумеется. И уже с самого начала, с первого знакомства с Алевтиной, замгенерального прокурора проникся к ней привычным чувством жалости и нежности, подозревая, и не без оснований, в ней, как и в прочих, прежних, очередную жертву беспокойного, будь он неладен, Сани. Турецкий же, не принимая в свой адрес никаких обвинений, постоянно упрекал Костю в совершенно ненужной подозрительности, лишенной каких бы то ни было оснований. Вечный спор. Такой же типичный, как тезис о том, что дети не понимают родителей.
Но на этот выпад и у Меркулова был свой аргумент. Собственная, в смысле приемная, дочь Лидочка. От первого брака жены Лели. Где-то в возрасте уже восемнадцати лет – тут и Аля далеко еще от нее не ушла – она поочередно и, естественно, с отчаянной безнадежностью влюблялась то в Саньку Турецкого, то в племянника Славы Грязнова Дениса, бывшего, а ныне покойного директора «Глории». Трагическая история, в которой и Костя чувствовал себя в немалой степени виновным. Он же сам уговорил Саню поехать вместе с Денисом в тот детский дом, где позже был совершен теракт и погиб Денис, а Саня тяжело пострадал.