Дорогое аббатство - Биссон Терри Бэллантин. Страница 11

+10 000

Но никуда они не вернулись. То есть не сразу.

Они летели дальше.

Дальше по спирали Времени - так казалось им в тот "момент времени", хотя, как им еще предстояло узнать, Путешествие во Времени возможно лишь один раз в самом Конце Времени, когда ничего впереди вас не ждет. Только там можно вернуться назад по временной петле, ибо Конец Времени один-единственный.

Но тогда они еще ничего об этом не знали. "Тогда" - как странно теперь звучит это слово. "Теперь"…

И вот они летели вперед сквозь Время. Морской запах маленькой смерти исчез, хотя "футбольная травма" в колене все еще напоминала о себе. Огни мигали, превращались в настоящие полосы света: то холодные, то горячие. Ли сжимал руку Коула все крепче и крепче; наконец планер замедлил ход и остановился, остановился в крайнем переднем положении. Неожиданно стало тепло, почти жарко. Вокруг все было белым, как будто в тумане; но вот туман начал исчезать - они оказались в рощице небольших деревьев с серебристой полосатой корой.

Играла музыка. Коул огляделся; их окружали люди, большей частью молодые, в черно-белых одеждах. Все аплодировали. Ли тоже аплодировал; казалось, самому себе. Они с Коулом переглянулись, расхохотались, встали и поклонились. Остальные ответили дружным радостным смехом и провели их к столу под деревом, где смеющийся официант уже разливал вино в бокалы.

Все говорили по-французски. Коул с трудом понимал этот язык, пока одна из женщин не положила ему на правое плечо небольшой кусок толстой ткани.

- Pardonnez-moi [Извините (фр.).], - сказала она. - Вы не возражаете?

Ткань прилипла к его плечу, она была тяжелой, но не жесткой, похожей на прорезиненный фартук, который одевают пациенту, когда делают рентген.

- Нормально, - ответил он.

- Прекрасно, - сказал Ли; он только что получил такую же ткань. - Это какой-то мгновенный переводчик, так? А вы все еще разговариваете на французском?

- Да, да, - ответил кто-то из окружающих.

У-у-ух!

- Эй, Ли, ты на каком языке разговариваешь: на английском или на французском? - спросил Коул.

- Ни на том ни на другом, - ответил Ли. - На мандаринском диалекте. А теперь на кантонском [Диалекты китайского языка.]. А теперь вообще по-русски…

- О'кей, о'кей, - ответил Коул. - Я понял. - Потрясающе. Голос Ли звучал немного неестественно, как будто он разговаривал с ним по междугороднему телефону; но, слава богу, никакого техасского акцента.

Они оказались в Париже. Старики, кто бы там они ни были, доставили их в небольшой парк в Марэ, в год 12679 по гонконгскому летосчислению (год 15242 от Рождества Христова). Окружали их студенты-историки, которые собирались раз в году, чтобы изучать и обсуждать проблемы Современного мира (так они называли древний мир, наш мир), а сегодня еще и для того, чтобы встретиться с представителями этого мира.

- Старики предупредили нас, что вы прибудете сегодня, 23 июня, и пробудете с нами всего несколько часов. Собралось много народу, все хотели посмотреть на материализацию. И правда, получилось здорово.

- Ни секунды не сомневаюсь! - вскричал Ли.

- Но мы попросили их не вмешиваться, чтобы самим иметь возможность побеседовать с вами. Хотите еще вина? Это хорошее эльзасское вино. - Все это Ли и Коулу объясняла белая женщина примерно сорока лет, в короткой черной юбке и белой с полосками блузке. У нее были длинные, худощавые и, по мнению Коула, красивые ноги. Они сидели за столиком на улице под платаном, вместе с женщиной было еще трое друзей. Двое мужчин, один из них негр (кожа у него была намного темнее, чем у Коула), и молодая женщина - на вид ей было не больше лет, чем Хелен. Коулу совсем не понравилась натянутая, вежливая улыбка этой женщины.

Коула гораздо больше интересовало то, что не было известно модернистам (так называли себя эти люди), чем то, что им было известно. Они знали, кто такие Моцарт, Эллингтон, Лист, но никогда в жизни не слышали живого оркестра. Они понимали, что такое капитализм, но совершенно не представляли себе это с практической точки зрения.

- Вы можете жить где захотите? - спросили они, а когда Ли ответил отрицательно, а Коул положительно, все рассмеялись и снова наполнили бокалы. Очень хорошим эльзасским вином.

Стоило Ли разговориться, и остановить его было уже невозможно. Да модернисты и не пытались. Они с радостью слушали все о нашей прегонконгской эре (они считали, что длилась она с 1500 по 2500 год нашей эры, то есть от Рождества Христова). Они задавали много вопросов о Китае и США, о "ядерной войне, которая так и не разразилась" (Коул был несказанно рад услышать это!) и так далее. Ли отвечал на все вопросы.

- Это было похоже на взрыв, - объяснял он. - И с технической, и с культурной точки зрения. И удивительно, и ужасно одновременно. Это…

Длинные, подробные ответы. Коул теперь думал, что ему гораздо больше нравился прежний Ли со своими краткими ответами в ковбойском стиле. Кроме того, он и сам готов был задать несколько вопросов Ли, например: кто такие Старики; что сталось с основной целью их миссии, касающейся "Дорогого Аббатства"; но самое главное, как же им вернуться в свое время?

Странно, но он не спешил задавать эти вопросы. Он чувствовал себя необыкновенно расслабленным, словно оцепеневшим.

Возможно, с ним происходило нечто подобное перелету на обычном реактивном самолете в другой часовой пояс. Они сидели в саду ресторана, люди приходили и уходили, кое-кто пристально смотрел в их сторону, но Коула это нисколько не трогало. Вино действительно было "очень хорошим", сыр - острым, хлеб - пышным и вкусным. Интересно, как давно он не ел?

Он огляделся, но часов нигде не было. Кейт протянула руку с наручными часами. Аналоговые, дата на французском языке: 11:00, Juin 23, Juedi [23 июня, четверг (фр.).]. Коул спросил, путешествуют ли местные жители во времени; Кейт казалась шокированной. Такого не может быть. Это просто невозможно.

- А как же мы?

- Вы аномалия, - ответил мужчина-негр. - В любом невозможном случае существует своя аномалия. - Все рассмеялись, хотя Коулу слова негра были не совсем понятны.

- Вы специальный проект Стариков, - проговорила молодая женщина, Коулу так и не удалось запомнить ее имя. Она сидела рядом с Ли и с восхищением взирала на него. Ей нравилась даже жуткая куртка-сафари. Им всем нравился Ли; они подливали ему вина, отрезали сыр, ловили каждое его слово.

Коула все это раздражало. Наверное, ему не удалось этого скрыть, потому что Кейт потянула его за рукав и прошептала:

- Пойдем пройдемся вдвоем.

Париж выглядел таким, каким помнил его Коул (по фотографиям и одному короткому визиту вместе с Хелен, - не с нынешней, а с предыдущей), разве что машин стало меньше. Те, что были, остались такими же небольшими, как и прежде, и так же противно гудели.

Париж, в котором он теперь очутился, с одной стороны, был живым городом, но с другой - собственной копией. Он постоянно перестраивался, но в основном по старым планам восемнадцатого-двадцатого веков эры Рождества Христова. На улицах встречалось много народу, большинство из них показались Коулу туристами. Они никуда не спешили, просто спокойно прогуливались.

Примерно четвертая часть людей на улице были африканцами, некоторые, так же как и Коул, лишь наполовину. Продавцы в магазинах и магазинчиках вели себя вежливо, но особого интереса не выказывали. Ничего особенного они и не продавали. Один-два вида сигарет; один или два сорта жевательной резинки. Все газеты умещались на одной странице, но стоило нажать на квадрат в верхней его части, как текст менялся. В них все, казалось, может меняться: и язык, и текст, и шрифт. Коул встретил лишь два знакомых ему языка: французский и китайский; английского не было и в помине. Кейт купила Коулу книгу в мягкой обложке, которая увеличилась вдвое, как только Коул открыл ее. Книга заинтересовала его из-за фотографии автора, напечатанной на задней обложке. Заплатила Кейт за книгу самым необычным путем - она дважды мигнула в маленькое зеркальце продавца.