Кремлёвские тайны - Мусин Камиль. Страница 30

– А если Марта Генриховна и ее хозяева догадаются, что всю малину им кто-то портит?

– А они уже подсознательно догадываются, и не только они. «Кто такой Вован?» – то и дело вопрошают. Аналитику разводят. Да и каждый писака считает своим долгом отметиться. – Крючков демонстративно пнул горку томиков на столе. – Напрягаются, анализируют, но охватить разумом саму возможность такой громады, как наш бункер, пока никто не решается. А мы уже приняли превентивные меры – отменили режим строгой секретности – все равно все всё узнают. Наши аналитики посчитали-покумекали – и разрешили свободно распространять любые сведения о нас. В результате они стали общедоступны и, автоматически обесценившись, попали в разряд конспирологии. И веры им поэтому нет никакой, а путаницы они добавляют изрядно.

– А Вы не боитесь, что это плохо кончится? Возьмет, к примеру, Вован, и затопит ваш бункер. Или другой Вован. Или они сговорятся.

– Риск есть, конечно. Но лучше уж «плохо», чем как на Украине или в Югославии.

– А если вы не справитесь с материалом? Ведь народ читает все это и может не понять ваших хитростей.

– А народ это и не читает.

– У нас же подписчики, тираж, и он раскупается мгновенно.

– Он даже не доходит до торговых точек. Вы видели своими глазами вашу газету «Гражданин» в свободной продаже?

– Нет.

– И правильно. Мы скупаем ее у распространителей. А потом сами раскладываем немного для приличия в холлах гостиниц и торговых центров. А количество ваших подписчиков равно количеству аналитиков, которые читают это по долгу службы. И вот вам результат…

Он достал из ящика свежий номер «Гражданина».

– Вот статья – наугад беру. Чиновник A пересел в из кресла X в кресло Y. Целая полоса о том, что бы это значило, и что думает по этому поводу политолог B и аналитик центра Карнеги C. Вы всерьез уверены, что народу это интересно?

– Но у нас же есть Интернет. Сайт активно посещается, на форуме страсти кипят. У людей есть гражданская позиция.

– Отдел, который этим занимается, я вам показывал.

– Но… Но как же все-таки свобода? Люди же искренне мечтают о свободе. Вы же не можете убить мечту.

– Про свободу я ничего не скажу – по этим делам у меня жена спец. Но возражу так. Люди еще недавно мечтали о коммунизме. Помните? И мечта эта двигала горами. Но – пока коммунизм не попал в передовицы газеты «Правда». Вы читали передовицы газеты «Правда»? Не читали? Так вот, поверьте мне, бывшему члену Политбюро, на слово, они его и убили. Медленно, как холестериновые бляшки. Люди постепенно перестали верить в коммунизм. Перестали сомневаться в нем. Перестали вообще переживать по его поводу. Он стал ритуальным заклинанием, доносящимся из каждого ведра, написанным на каждой стене. Его ежедневно упоминали в передовицах газеты «Правда», но их никто не читал. А если кто и читал, не мог удержать их в памяти более нескольких минут. Там язык был такой, что его невозможно было читать вообще. И теперь коммунизм уже не построишь вообще, он мертв. Он стал темой для анекдотов. На то, чтобы выжечь из него все живое, потребовались десятилетия. А чтобы нейтрализовать любую синтетическую идею, транслируемую вами через «Гражданина», достаточно несколько месяцев подавать ее всем насильно с интенсивностью передовиц газеты «Правда». И мы это делать умеем. Вы привлекаете к ней внимание, а мы делаем так, что сначала от нее будет всех тошнить, а потом она становится фоном, автоматически отсекаемым подсознанием от разума. Если надо, мы само понятие правды раздуем методом передовиц газеты «Правда» до стабильного подсознательного отторжения. Но нам пока это не надо.

Я молчала. Он побил все мои возражения. А которые не побил, довел до полного абсурда. Я медленно и с трудом постигала объемность всего этого горгульеобразного сооружения, которое вопреки всем законам и самому здравому смыслу, существовало, здравствовало и господствовало. Вот куда делись все эти отставные кагебешники! Мы думали, что они давно на пенсиях, в бизнесе и в охранных фирмах, а они снова сплотились в очередное многоголовое чудовище. Только не «лаяй» оно, поэтому мы его наивно не замечали, – а ведь все же его признаки были у нас перед носом! Многие, слишком многие вещи в моей голове, которые я раньше полагала недоступными моему разумению или непонятыми, прояснялись и с неприятными щелчками намертво подгонялись одна к другой.

Как я уже говорила, думать я не привыкла, а тут думалось само и наверное, меня при том здорово колбасило – судя по тому, с каким интересов Кружков наблюдал за мной.

– А зачем вы мне все это рассказали?

– Это была вводная часть. Я излагал вам обстановку, в которой вам предстоит действовать.

– Подождите, подождите, я еще не давала согласия действовать для вас. Если я выйду отсюда живой, я первым делом напишу книгу об этом. Переправлю на Запад, будьте уверены, перехватить не удастся. И плевать, что в нее никто не поверит.

– Да хоть две. Мы вам и издательство хорошее сосватаем. Примите совет пожилого человека – просто переждите пару дней. Информации слишком много, она должна перекипеть, отстояться. Вы можете принять решение позже.

Я встала.

Сейчас я разобью ему об голову… что? – ну хоть вот этот графин. Выйду в коридор. И какой-нибудь солдат распорет меня автоматной очередью от шеи до… положим, до пупка. Я мгновенно умру, весь этот абсурдистан для меня кончится, а солдат получит отпуск на родину и сфотографируется у знамени. И фотографию ему не отдадут, потому что секретная. И будет потом всю жизнь невыездным, мучаясь по ночам от угрызений, а днем от видений. Так, так, не отвлекаться, мы собираемся убить Кружкова. Пусть Вован ушел от моего ножа, но он не уйдет от моего графина. Я сжала холодное стеклянное горлышко. Кружков с недоумением и беспокойством уставился на меня. Быстрым движением я занесла графин над его головой…

Внезапно приоткрылась дверь и раздался голос.

– Коленька, извини, Андрюшка зайти не может, я сама принесла пирожки.

От самого звука этого голоса рука моя разжалась и графин упал на пол.

Когда в кабинет вошла его обладательница с бумажных пакетом в руках, я только успела прошептать: