Дело о менделевской лампе - Левинсон Пол. Страница 6
- Нечто вроде мафии биологов, - пробормотал я.
- Да, можно и так сказать.
- А есть ли у вас какие-нибудь примеры, улики, кроме вашей теории об аллергене?
- Вы сомневаетесь? Хорошо, вот вам пример. Вы никогда не задумывались над тем, почему у нас, в Штатах, после Второй мировой войны люди стали так грубы друг с другом?
- Что-то не понимаю…
- Об этом немало написано в социологической литературе. В первой половине века имелся некий стандарт цивилизованности, вежливости, межличностных отношений - то, как люди общались на публике, в бизнесе, в семье. А потом устои пошатнулись. И это признают все. Кое-кто винит во всем напряженность атомного противостояния или то, что телевизор все более подменяет школьное образование и становится для детей основным источником информации. Есть и множество иных причин. Но у меня имеется собственная теория.
- Какая же?
- После Второй мировой войны в атомный век вступил весь мир, а не только Америка. И в Англии, и в Западной Европе тоже есть телевидение и автомобили. Но Америку от Европы отличают именно огромные сельскохозяйственные территории, где можно тихо и незаметно выращивать нечто, к чему у большинства людей существует аллергия низкого уровня. И я считаю, что причиной всеобщей раздражительности и утраты самообладания стало нечто, проникшее буквально каждому под кожу, - аллерген, специально созданный для этой цели.
«Боже, теперь я понял, почему ее теорию в штыки принял ученый совет. Пожалуй, стоит ей подыграть. Ведь я на собственном горьком опыте убедился: с безумцами лучше не спорить».
- Что ж, у японцев в конце войны имелись вполне конкретные планы начала биологической войны. Они собирались распространять возбудители смертельных болезней с помощью воздушных шаров. Сара кивнула:
- Японцы - одна из самых продвинутых наций во всем, что касается сельского хозяйства. Не знаю, замешаны ли здесь и они, но…
Запищал телефон.
Маклахен как-то написал, что в нашем технологическом мире машина есть единственное место, где можно укрыться от назойливого и требовательного телефонного звонка. Но это, разумеется, было написано до эпохи мобильных телефонов.
- Алло? - ответил я.
- Алло? - отозвался мужской голос со странным акцентом, молодой и одновременно низкий. - Мистер Бюхлер, это вы?
- Гм-м… нет. Вы что-то хотите ему передать? Молчание. Потом:
- Ничего не понимаю. Это машина мистера Бюхлера?
- Правильно, но…
- А где Мо Бюхлер?
- Представьтесь, пожалуйста.
Я услышал странное пощелкивание, потом гудок.
- В этом телефоне есть функция «ответный звонок»? - спросил я себя и Сару, потом отыскал нужную кнопку и нажал ее.
- Добро пожаловать в справочную AT amp;T, - услышал я бодрый женский голос. - Данный абонент или недоступен, или находится за пределами зоны вызова…
- Это был Эймос, - заключила Сара.
- Тот парень, что звонил? - тупо уточнил я. Сара кивнула.
- Наверное, он все еще в шоке после смерти отца, - предположил я.
- А я думаю, что он его и убил, - сказала Сара.
Мы углублялись в Пенсильванию, и неестественно яркие краски придорожных рекламных щитов постепенно сменялись разнообразными оттенками зелени, которыми я восхищался всего лишь вчера. Но сегодня краски природы были мне не в радость. Я понял, каково истинное лицо природы. Мы романтизируем ее красоту, но ведь природа и есть источник неурожая, голода, землетрясений, болезней, смертей… И еще оставался открытым вопрос: верна ли теория Сары о том, что некоторые люди помогают темной стороне природы?
Сара рассказала мне об Эймосе. Ему сейчас шестнадцать лет. Он получил лишь начальное школьное образование. Однако, как и подобает потомку эмишей из отколовшейся группы, о существовании которой посторонние и не подозревают, мальчик получил неплохое самостоятельное образование: он освоил искусство биологической алхимии. Эймос стал учеником своего отца.
- Но зачем? Какова причина убийства?
- Эймос не только будущий ученый, но еще и типичный упрямый подросток. У него много подружек, он любит выпить и погонять на машине, как прочие парни из разных группировок эмишей.
- О чем вы говорите?
- «Гроффи», «Эмми» и «Трейлеры» - это лишь три самые крупные группировки. Но есть и другие, поменьше. Конечно, Якобу все это не нравилось. Времяпрепровождение Эймоса было постоянной причиной ссор отца и сына.
- И убийство Якоба?..
- Но ведь Якоб мертв? И я совершенно уверена, что одна из группировок, в которой состоит Эймос, связана с биологической мафией. Той, что убила и Мо.
Остаток пути мы ехали молча. Я так и не смог решить, как относиться к этой женщине и ее идеям.
Наконец мы добрались до проселочной дороги, ведущей к ферме Штольцфуса.
- Думаю, лучше будет оставить машину здесь, а вам идти дальше одному, - посоветовала Сара. - Машины и странные женщины привлекают куда больше внимания эмишей, чем одинокий пеший мужчина.
- Но Мо мне говорил, что Якоб спокойно относится к машинам, и…
- Якоб мертв, - напомнила Сара. - А то, что нравилось ему, и то, что нравится его семье, может весьма сильно различаться.
Я припомнил вчерашнюю враждебность брата Якоба, одного из дядьев Сары.
- Ладно, - согласился я. - Думаю, вы знаете, о чем говорите. Я вернусь минут через тридцать-сорок.
- Хорошо. - Сара пожала мне руку и улыбнулась.
Я брел по проселочной дороге, слабо представляя, что надеюсь отыскать в ее конце.
Несомненно, вовсе не то, что обнаружил.
Запах дыма я ощутил задолго до того, как дошел до дома и амбара. Оба сгорели дотла. Боже! Надеюсь, в этих деревянных строениях никого не было.
- Эй! - крикнул я.
Мой голос эхом разлетелся над пустыми полями. Я огляделся и прислушался. Ни людей, ни домашнего скота. Я бы с радостью услышал даже хриплый лай собаки.
Подойдя к остаткам амбара, я поковырял ногой обугленные доски. Несколько тлеющих угольков подмигнули мне красными глазками. Время приближалось к полудню. По моим прикидкам, все это произошло - и очень быстро - примерно шесть часов назад. Впрочем, я не эксперт по поджогам.
Разогнав рукой едкий дым, от которого першило в горле, я вытащил фонарик с мощной галогенной лампочкой (подарок Дженны) и направил его луч в дым, выползающий из кучи обгорелых досок.