Конспирология - Дугин Александр Гельевич. Страница 105

Так как теракты были организованы в тот момент, когда сторонники многополярности (Европа, Россия, Китай, Иран, Индия)еще не достигли критической стадии консолидации для того, чтобы выработать и предложить внятную и обоснованную альтернативу однополярному глобализму, то фактически США нанесли серьезный и болезненный удар по только нарождающемуся евразийскому блоку, отбросив его потенциальных участников на несколько шагов назад. Весьма показательно, что эти геополитические победы США были осуществлены не за счет призрачных «международных террористов», но за счет совсем других народов и стран. В частности, за счет нас. Все связанное с событиями 11 сентября останется тайной. Никакие версии ничего никогда не прояснят. Да, это в принципе уже не важно.

Важнее другое. Единоличная гегемония США в современном мире укрепилась. Глобализм свои позиции усилил. Роль альтернативных Америке геополитических очагов влияния сокращена. США получили если не надежную платформу для укрепления «нового мирового порядка», то, по меньшей мере, существенную передышку.

Все остальные оказались в проигрыше. Растерянная Россия пассивно наблюдала за происходящим, наивно пытаясь извлечь свои выгоды из не своей игры. Дело усугублялось тем, что это «не своя» игра» велась в значительной степени именно против нее самой, что исключает саму возможность выигрыша. Сближение с Западом не может не быть эфемерным — стратеги США руководствуются долгосрочными геополитическими проектами, а не дежурными улыбками лидеров, цена которых весьма относительна.

Европа снова приведена к послушанию, и готова поддержать любые геополитические эскапады США под предлогом сопротивления «международному терроризму» и «исламскому экстремизму». Так довольно легко была найдена замена «советской угрозе» для сохранения натовских структур под единоличным контролем США. Враг получил зримые очертания, и проект создания собственной системы европейской безопасности отложен на неопределенный срок.

Страны исламского мира, в значительной степени, опиравшиеся на США — такие как Пакистан, Саудовская Аравия и Турция — получили жесткий урок: в случае, если они заиграются с локальными исламистскими проектами, им грозит нечто, аналогичное талибам. Исламские страны, критически относящиеся к США и глобализму, отныне получили «черную метку» и недвусмысленно зачислены в разряд очередных жертв «возмездия» по-американски.

Один Китай оказался несколько в стороне от всей этой ситуации, и не усилил и не потерял своих позиций, хотя американские базы в Афганистане и Средней Азии вблизи китайских границ не могут внушать Пекину излишний оптимизм.

Как это ни парадоксально, но в целом довольно спокойно пережили все происходящее и сами «исламские радикалы». С одной стороны, несколько исламистов арестовано и некоторое количество талибов погибло в боях — но общее число жертв не превышает плановых потерь — война в Афганистане ведется уже давно, и число арестованных во всем мире по делу «Аль-Каеды» невелико. Сам Бин Ладен на свободе, периодически дает интервью и выглядит вполне благополучным. Кроме того, «исламскому радикализму» сделан огромный «пиар» в планетарном масштабе.

Резюме: после терактов 11 сентября 2001 года в проигрыше оказались все, кроме США и «международного терроризма». Уже одно это обстоятельство позволяет сделать определенный вывод об их реальных отношениях.

«ИМПЕРИЯ»: ГЛОБАЛЬНАЯ УГРОЗА

«Империя» как интеллектуальный императив

Книгу Антонио Негри и Майкла Хардта «Империя» прочли все, кто позиционирует себя как думающих и ответственных людей. Это, безусловно, бестселлер, и рецензии на него вышли во всех авторитетных мировых изданиях. Но дело не только в этом. Книга Негри и Хардта «Империя» сразу же стала самостоятельным политологическим концептом XXI века так же, как тексты Самуила Хантингтона «Столкновение цивилизаций» и «Конец Истории» Фрэнсиса Фукуямы. Во всех трех случаях речь идет об обобщении основополагающих тенденций развития мировой истории, о содержании и судьбе «нового мирового порядка», об «образе будущего». Лаконичность, афористичность, ответственность и программный характер всех трех текстов делает их интеллектуальными вехами нового глобального мира. Но если Фукуяма оптимист глобального либерального проекта, Хантингтон — пессимист, то Негри и Хардт выступают его идеологическими противниками, признавая, тем не менее, его фундаментальность и историческую обоснованность.

По сути, эти имена — Хантингтон, Фукуяма, Негри — стали на заре нового века основными вехами интеллектуальных дискуссий, это имена-концепты, и поэтому знакомство с ними является категорическим императивом.

Авторы «Империи»

Антонио Негри из двух авторов этой книги известен гораздо больше: он старинный деятель крайне левого анархо-коммунистического европейского движения. Активно сотрудничал с «Красными Бригадами», считался их идеологом. Он опубликовал много книг и статей, был тесно связан с французскими «гошистами» и «новыми левыми». Биография в данном случае важна: она фундаментализирует позицию автора, удостоверяет серьезность и обоснованность его критики «нового цикла капитализма». Негри за это заплатил. Его соавтор Майкл Хардт менее известен, это философ, академический деятель, профессор, знаток постструктуралистской философии. Скорее всего, ему в данной работе принадлежат историко-философские пассажи, наиболее трудные, впрочем, для читателя. Как бы то ни было, авторы «Империи» жестко позиционируют себя как «критиков», «противников Системы». И обращаются они к таким же, как они — к «обездоленным», «множествам», «бедным», «новому пролетариату», т. е. к эксплуатируемым и угнетаемым «новой капиталистической системы», к тем, кто «лишен наследства» в ней.

Восторженно встреченная левыми книга Негри и Хардта была поспешно окрещена «постмодернистской версией Коммунистического Манифеста». Сами авторы «Империи», видимо, так замышляли свой труд — краткие тезисы антикапиталистической теории в эпоху постмодерна.

Что такое «Империя»?

Понятие «Империя» является ключевым концептом всей книги. В этом понятии выражено представление авторов о качестве новой эпохи, связанной с постиндустриальным обществом и постмодерном. Негри и Хардт стоят целиком и полностью на постмодернистских позициях, считая исчерпанность идеологического, экономического, юридического, философского и социального потенциала «модерна» свершившимся и необратимым фактом. «Модерн» закончился, наступил «постмодерн».

Авторы наследуют в основных чертах марксистскую модель понимания истории как борьбы Труда и Капитала, но убеждены, что в условиях постмодерна и Труд, и Капитал видоизменяется почти до неузнаваемости. Капитал становится настолько всесильным, могущественным и побеждающим, что приобретает глобальные черты, отныне является «всем», тотальным явлением. Он и есть «Империя», которая, по Негри и Хардту, есть очередная (скорее всего, последняя и наивысшая) фаза развития капитализма, характерная тем, что в ней капитализм становится тотальным, глобальным, безграничным и вездесущим.

Труд, бывший на индустриальной стадии качеством промышленного пролетариата, сегодня децентрирован и разлит по нескончаемым единицам тех, кто находится в подчиненной позиции перед лицом вездесущего и утонченного контроля «Империи». Носителем Труда в эпоху постмодерна становится не рабочий класс, но «множество» (multitude). Между «Империей» и «множеством» развертывается основной сценарий противостояния.

В постмодерне все изменилось: по-новому выступает капитал, по-новому труд, по-новому развертывается между ними противостояние. Вместо «дисциплины» капитал использует «контроль», вместо политики — «биополитику», вместо «государства» — планетарные сети. Капитализм в Империи замаскирован, освобожден от тех атрибутов, которые считались существенными в индустриальную эпоху. Растворяется государство-нация, отменяется строгая «иерархия труда», стираются границы, упраздняются межгосударственные войны и т. д. Но все же «Империя» все держит под контролем и продолжает изымать у «множества» продукты его творчества. Этот контроль «Империи» имеет планетарные формы и одинаково касается всех.