Вспомнить себя - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 31

Дежурный оператор диспетчерского пульта управления электростанцией, проводивший тестирование в тот злополучный день, когда произошла авария, был доставлен из СИЗО, где он содержался последние несколько дней, – а это почти с городской окраины. И пока его везли в прокуратуру и закованного – по закону – в наручники, вели в кабинет следователя, Мила успела тоже подъехать. Антон встретил ее внизу и провел мимо дежурного, который хитро подмигнул ему, мол, не теряйся, девочка ничего!

Встретились они уже в кабинете Липняковского. Конвоир еще стоял у двери, ожидая распоряжения. Антон обратил внимание, что парень, лет тридцати, явно не старше, стоит в наручниках.

– А это зачем? – кивнул он на наручники Липняковскому, и тот мгновенно отреагировал по-своему. Приказал конвоиру:

– Наручники снять! Сам пока свободен. Ожидай внизу. Мы тут недолго, и повезешь обратно.

Мила с недоумением посмотрела на Антона, потом с еще большим удивлением на Липняковского и пожала плечами. Подошла к дежурному оператору.

– Это ты – Борис Платонов?

Тот кивнул.

– Рада знакомству, – она протянула руку. Платонов как-то неловко пожал ее ладонь. Немного по-мальчишески шмыгнул носом.

Мила взяла его под руку, подвела ближе к окну и подвинула ногой стул.

– Садись. – И взяла себе второй, от стола следователя, уселась рядом. – Можно на «ты»?

Тот опять кивнул – несколько уже растерянно. Но тут же вмешался Липняковский:

– Это наш подследственный!

Непонятно, против чего он протестовал: против нормального человеческого разговора, что ли? Или приличествующего интеллигентным людям обращения друг с другом? Мила подняла на него глаза, пожала плечами и спросила:

– И что? Уже не человек?

Следователь не знал, что ответить, и промолчал.

– Это ты писал программу? – спросила она у Платонова.

– Не я один. Наше бюро.

– Отличная работа. Поздравляю, – Мила хлопнула Платонова по руке. – Значит, мы – коллеги. Давай смотреть...

Мила достала из сумки, висевшей у нее на длинном ремне через плечо, ноутбук, поставила себе на колени, раскрыла.

– Э-э, простите, Людмила Сергеевна, есть же стол, – Липняковский показал ей на свое место за столом, предлагая, видимо, сесть, а подследственного вернуть на положенный ему стул по другую сторону стола.

Но Мила небрежно отмахнулась:

– Здесь нам удобней!

Антон сдержал усмешку и, обратив на себя внимание следователя, негромко сказал ему:

– Давайте, Витольд Кузьмич, не будем им мешать работать. Я так вижу, что в этом деле, – он с улыбкой кивнул на ноутбук, – мы с вами все равно не понимаем.

– Ну, почему же? – попытался было возразить Липняковский, но не стал продолжать спорить, сам уселся за столом, не спуская, однако, глаз с подследственного.

– Четкая работа, – сказала Мила. – Да, я – Людмила, – она протянула ладошку.

– Борис, – ответил тот и снова осторожно пожал ее руку. Он все потирал свои запястья, видно, наручники натерли, непривычная «одежка».

– Ну, что скажу, Боря, сходила я на вашу электростанцию, покопалась в твоей программе... Слили мне все логи за сутки. Проверила я их вдоль и поперек...

– Я тоже, – подхватил Борис. – Первым делом в логи доступа к системе полез. Но там – абсолютно ничего...

– Правильно. Я их все просмотрела, и за ночь, и за весь предыдущий день. Чисто! А вот в логах нагрузок и переключений, ты только посмотри, какая сразу ерунда полезла!..

Борис уставился в экран монитора. Долго смотрел, потом откинулся на спинку стула и потер кулаком глаза.

– Понимаешь, какое дело, Люда?

– Лучше – Мила.

– Извини, Мила, я тоже только собрался залезть, да не успел. Времени не хватило. Меня вызвали и сразу арестовали.

– Вы неправду говорите, Платонов! – немедленно вмешался Липняковский. – Во-первых, и вас, и вашего товарища, э-э... Столешникова Дмитрия Алексеевича, мы вызвали в прокуратуру в качестве свидетелей. И здесь нами ни одна статья закона не нарушена, так что я попрошу... А вот задержаны, а вовсе не арестованы, лично вы, Платонов, были уже здесь. Я вам и причину объяснил. Чтобы с вашей стороны не чинились следствию вполне возможные помехи. Это, кстати, общая практика, а не наше открытие.

– Буквоедство это, а не практика... Да и как же я мог что-то чинить вам? И какие там препятствия, если я сам же первый и заинтересован найти истинную причину? А наручники? Они зачем, чтоб я тоже не мешал вам думать?

– Порядок такой при перевозке. Это не я выдумал! Хотите жаловаться, я не возражаю, вон – прокурор! – следователь махнул рукой на дверь.

Но Борис Платонов поморщился и обреченно отмахнулся, вновь уставившись в монитор.

Мила посмотрела на него, обвела взглядом Липняковского и Плетнева, сидевших в ожидании объяснений. Потом усмехнулась и сказала Платонову:

– Бери свой стул, Борь, пойдем им покажем. Надо же объяснить, а то мы тут только с тобой вдвоем и понимаем, что происходит, а для них наш разговор – темный лес. Ведь так, Антон?

Плетнев засмеялся.

– Ты права. Я не знаю даже, что такое эти ваши логи. Если ты объяснишь, буду премного благодарен, – он отвесил ей шутовской полупоклон.

– Ну, – переглянувшись с Борисом, ответила Мила, – это, к слову, не самое трудное. Логи – это посекундные протоколы... Чтоб понятнее было, скажу так: лог – вроде постоянных записей в судовых журналах. Типа: в семь часов пятьдесят девять минут сорок пять секунд в систему вошел такой-то пользователь и сделал то-то... Понятно?

– Очень популярно, – хмыкнул Антон. – А вы как, Витольд Кузьмич?

– Да ясно мне, – ответил тот с мелькнувшей на лице недовольной гримасой, будто для него все эти разговоры были семечками.

Но чувствовалось, что ему просто нечего сказать, и это его раздражало. Антон это, естественно, видел, не надо быть великим психологом, чтобы понять растерянность непрофессионала в специфических проблемах. Его так и тянуло пошутить, что ли, чтобы развеять неловкость и напряжение. Сказать что-нибудь вроде: «Витольд, будь проще, и народ тебя поймет и оценит!» Но, увы, он сам, наверное, не поймет и обидится еще больше. А хуже обиженного чиновника, облеченного властью, нет никого на свете... Ладно, авось пройдет...

– В общем, мы поняли, Мила, о чем вы беседуете. Но каковы ваши выводы? – спросил Плетнев, чтобы придать разговору мягкость и доверительность.

– Дело в том, Антон, понимаешь ли, что в тех логах, в которых фиксируется, кто и когда входил в систему, ничего нет. Просто нет, и – все!

– А что, по-вашему, там могло быть?

Это Липняковский словно проснулся и стал вытирать лицо и шею скомканным носовым платком. Но, похоже, не от жары и духоты, а от собственного внутреннего напряжения. Оно и понятно: в кабинете производится не допрос, не очная ставка, не какие-то необходимые следственные действия, а нечто совершенно непонятное, на что не знаешь, как и реагировать. Вот же бедняга... Ну, пусть немного поволнуется, может, на пользу делу? Кто знает...

– Вы спрашиваете, что мы ищем? – Мила посмотрела на него. – Объясняю: ищем следы взлома. Следы хакерской атаки. Которая могла произойти в момент аварии. Может быть, и чуть раньше, скажем, на час, на два, даже на двенадцать часов! Но ничего, указывающего на взлом, нет и в помине. Никакие неизвестные пользователи в систему не входили. Только свои...

– А своим-то что там надо было? – Липняковский с подозрением уставился на Платонова.

– Это делается затем, чтобы система работала нормально. Для поддержания работы, понятно? – и обернулась к Борису. – Ничего, понимаешь, подозрительного! Однако вот, смотри!

Движениями пальца по тач-паду Мила начала прокручивать бесконечные столбцы цифр, текущие вниз. Похожие друг на дружку строчки из цифр и букв. Но тут на экране появились строчки, выделенные оранжевым цветом.

– Вот, смотрите! – повторила она, и все наклонились к экрану. – Это – логи нагрузок и переключений. Я тут выделила... Обратите внимание, – она обернулась к Антону, и тот наклонился над ней совсем близко и почувствовал запах волос, пахнущих солнцем. – Девять-пятьдесят... Нагрузка на подстанции возрастает. Причем смотрите, не вдвое и не втрое возрастает!..