Особый отдел и тринадцатый опыт - Чадович Николай Трофимович. Страница 52

Ничего определённого нельзя было сказать и ещё о трёх параллелях, одна из которых приходилась на эстонский город Тарту, Ильменское озеро и Рыбинское водохранилище, а две другие – на матушку-Москву, деля пространство внутри Садового кольца почти пополам.

– Всего тринадцать координат, пусть и неполных, – сообщил Кондаков, то и дело переводя взгляд с обгаженной бумажки на сияющий волшебными красками экран ноутбука. – Вот здесь внизу даже просматривается итоговая черта. А нам доподлинно известно лишь о семи взрывах. Неужели остальные прошли незамеченными?

– Остальные ещё просто не случились, – буркнул Цимбаларь.

– Что-то я не совсем понимаю… – Кондаков сделал вдумчивое лицо.

– Тут и понимать ничего не надо. Записка составлена как минимум две недели назад, то есть задолго до взрыва в Пушкине и последнего взрыва на берегу, – пояснил Цимбаларь. – Но лично я считаю, что она имеет куда большую давность. Это не список совершённых терактов, а их перспективный план. Вот только не могу понять, почему выбраны такие странные объекты: безлюдный пляж, пустая акватория, заброшенный театр.

– Но ведь некоторые цели нельзя назвать странными или случайными, – возразила Людочка. – Например, дворец, предназначенный для правительственных церемоний. Или приграничный железнодорожный перегон.

– Их меньшинство… Тем более что дворец на тот момент пустовал, а железнодорожный перегон был свободен.

– Гладиатор объяснял в письме, что всё это пока лишь предупредительные взрывы и он всячески старается избежать случайных жертв, – напомнил Ваня.

– Семь предупредительных взрывов подряд? – Цимбаларь саркастически скривился. – Не смеши меня! Это напоминает анекдот про самоубийцу, который десять раз стрелял себе в сердце, но в итоге остался невредимым.

– Не забывай, что шести взрывам ещё предстоит случиться, – заметила Людочка. – Причём двум в Москве, где найти безопасное место дело довольно мудрёное.

– Пока мы можем говорить только о широте Москвы, а не о самой Москве. – Цимбаларь покосился на карту европейской части России, всё ещё мерцавшую на экране ноутбука. – Логика преступников находится за пределами нашего понимания. Намеченный взрыв может грянуть и за сто вёрст к западу от Москвы, и за двести к востоку.

– Хотелось бы в это верить, – вздохнул Цимбаларь. – Да сердце предчувствует иное… Ох, хлебнут москвичи горя, если мы вовремя не поймаем Гладиатора.

– Не знаю, как вы, но я почему-то не отождествляю автора открытки с Гладиатором, – заявила Людочка. – Если этот Марат такой крутой, что считает себя вправе распоряжаться чужой жизнью, зачем он лебезит перед Шестопаловым?

– А вдруг Шестопалов как раз и был у них за главного? – предположил Кондаков.

Однако против этой версии немедленно ополчился Ваня.

– Немного зная Шестопалова, я никогда не поверю, что он хоть как-то причастен к преступлениям Гладиатора, – с горячностью произнёс маленький сыщик. – В этом деле Шестопалов скорее жертва, чем соучастник.

– И не исключено, что его шантажировал кто-то из прежних знакомых, – сказал Кондаков. – Тот же Мечеев, например. Или Чевякин.

– Хватит, хватит! – замахал руками Цимбаларь. – Такую возможность даже рассматривать нельзя!

– Подожди, дай закончить! – повысил голос Кондаков. – Я вот над чем ломаю голову… Террористические акты, как правило, планируются без точной привязки к местности. Просто намечается конкретный объект: мост, завод, школа, станция метро. Географические координаты используются исключительно при бомбометании с воздуха, и то не всегда.

– А если нас и в самом деле бомбят! Только не из воздуха, а из космоса! – воскликнула Людочка, которой не давали покоя лавры агента Скалли.

– Ну конечно! – подхватил Цимбаларь. – Забрасывают антивеществом, помещённым в магнитные бутылки. Поэтому и следов нет.

– Вот чертовщина! – в сердцах воскликнул Ваня. – Которые сутки бьёмся, словно инкубаторские цыплята в скорлупе, а результатов никаких.

– А на что ты надеялся? Если в расследовании фигурируют призраки, то само оно рано или поздно может превратиться в мираж, – глубокомысленно заметил Цимбаларь.

Между тем сборы в дорогу заканчивались (даже отлучаясь на сутки, Людочка брала с собой в дорогу объёмистый чемодан). В последний раз окинув взором пригорюнившихся коллег, она сказала:

– Провожать меня не надо, сама как-нибудь доберусь. Всем вам настоятельно рекомендую этим вечером и носа за порог не показывать. Не забывайте, что убийцы Шестопалова рыщут сейчас в поисках нашего следа. А главное, никаких контактов с лицами, уже побывавшими в оперативной разработке! Слышите, Пётр Фомич? Не вздумайте навещать проводницу Удалую или её подруг.

– Только не надо делать из меня дамского угодника! – возмутился Кондаков. – Я, между прочим, про эту Удалую уже и думать перестал.

– А что, неплохая мысль, – вякнул из своего угла Ваня. – Давно мы не скакали на удалых…

– И ты туда же! – Людочка с укоризной посмотрела на ехидного лилипута. – Молчал бы лучше, донжуан из мусорного ящика.

– Бедные мы, бедные! – картинно пригорюнился Цимбаларь. – Совсем без тебя пропадём. Запутаемся в сетях первой встречной профурсетки! Продадимся ни за понюшку табаку.

– А разве так уже не бывало? – Людочка продолжала костерить своих морально неустойчивых коллег. – Да сплошь и рядом! Просто вы свои ошибки потом вспоминать не хотите. Ссылаетесь то на служебную тайну, то на провалы в памяти.

– Вот тут ты совершенно права! – ни с того ни с сего заявил Кондаков. – Кто забывает прежние ошибки, тот обречён повторять их. Я, например, прекрасно помню все свои оплошности, если только они не сопровождались алкогольной горячкой или черепно-мозговой травмой. А главное, не стыжусь в них признаться. В подтверждение этих слов предлагаю выслушать одну маленькую, но поучительную историю. Не волнуйся, Людмила Савельевна, я займу не больше пяти минут… Историю можно озаглавить так: «Как я по причине собственного сластолюбия профукал никарагуанскую революцию».

– Это уже интересно! – Цимбаларь весь обратился в слух. – Чувствую, здесь пахнет крупным международным скандалом.

– Блудом здесь пахнет и больше ничем, – вздохнул Кондаков. – Попал я в это самое Никарагуа под видом туриста, хотя на деле должен был обучать местных повстанцев минно-подрывному делу. Это уже потом выяснилось, что они никакие не повстанцы, а просто нанятые наркобаронами бандиты. Но мы как в то время людей оценивали? По занимаемой ими классовой позиции. Если они против американского империализма, значит, за нас. Разные там мелочи вроде пристрастия к людоедству или торговли кокаином во внимание не принимались… В связные мне досталась местная девчонка по имени Анхела. Ангел, значит. Там, кстати сказать, все девчонки то ли Анхелы, то ли Хуаниты. Она не знала ни слова по-русски, я, естественно, ни бум-бум по-испански. И вот пришла пора отправляться в джунгли, где эти самые повстанцы и обитали. Как я понимал, по всей стране готовилась крупная операция, имевшая целью свержение проамериканского правительства… Проводником со мной пошла Анхела. Тронулись спозаранку, пока москитов поменьше. Я несу на себе чешский пластид, которым пользуются подрывники по всему миру, она взрыватели – наши, но заделанные под итальянские. Анхела вышагивает впереди – босая, в короткой юбчонке, на голове соломенная шляпа, груди из кофточки вываливаются. Там груди у пацанок уже с семи лет наливаются, не то что у нас. Идём без дороги, а ей хоть бы что. Только зубы в улыбке скалит. Не зубы – жемчуга! Там у всех девчонок лет до двадцати зубы как жемчуга, а к тридцати годам лишь гнилые корни остаются… Климат жаркий, бедность, болезни, война – на долгую жизнь никто не рассчитывает… Вдруг как шмякнется моя Анхела! Жестами показывает, что ногу подвернула. Стал я ей эту ногу ощупывать, сначала в лодыжке, потом в колене. Случайно, повторяю, совершенно случайно заглянул под юбку. И всё! Меня будто кипятком ошпарили. Про всё на свете забыл, включая семью, партбилет и присягу. Да и она ко мне, вижу, ластится. Дело-то молодое!